ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Ты не понимаешь. — Она сказала это голосом, в котором слышались слезы. — Я должна сказать ему… Он должен знать, что я не хотела…
— И тут ты только о себе думаешь! — Голос Роджера прозвучал с холодной яростью. — Тебя-то уж он меньше всего хотел бы видеть…
Слова кузена острыми клинками врезались ей в душу. Но она понимала — он прав и бессильно рухнула на стул.
Если бы она только могла сказать дедушке… Но что? Что она молит его о прощении? Что он, несмотря ни на что, стал ей дорог? Что зов крови все-таки дает о себе знать и что она его любит? Со слабым стоном Констанс уткнула голову себе в колени.
Нет, она не может так жить! За последние несколько часов она нарушила практически все заповеди: врала, прелюбодействовала, а теперь еще и убила… Она вспомнила, какие наказания ждут грешников на том свете. Но она наказана уже здесь. Она пыталась прочесть молитву, но получилось что-то не то.
— О Боже! Пусть он останется в живых! Я сделаю все…
Дверь спальни отворилась, и на пороге показался доктор Каллум с каким-то печально-торжественным выражением на морщинистом лице. Констанс подняла голову. Нет, в ее взгляде не было надежды — Бог не услышит молитвы такой грешницы, даже туземные духи ее матери — и те не захотят помочь ей. Ее дедушка, конечно же, умер. Роджер сделал шаг навстречу вышедшему.
— Доктор, он…
— Он не спит… Хочет видеть Констанс… Значит, Бог все-таки услышал ее молитву! Она встала и, пошатываясь, с трудом удерживая равновесие, направилась к двери. Роджер загородил ей путь.
— Если ты только сделаешь или скажешь хоть что-нибудь, что опять взволнует дядю Алекса!..
— Нет, нет! Я клянусь!
— Смотри у меня!
Констанс взглянула на мрачное лицо Роджера и бессильно кивнула головой. Он молча отошел в сторону.
Мягкий, теплый свет одной-единственной лампы отпечатал ровный золотой круг на паркетном полу и ковре. Огромное ложе из орехового дерева, которое занимало едва ли не большую часть комнаты, оставалось в полумраке. У изголовья кровати стоял с Библией в руках преподобный Уитакер и читал какой-то псалом. Констанс мельком взглянула на священника и, проглотив жесткий комок в горле, храбро подошла к краю постели.
Алекс, какой-то весь изменившийся, словно уменьшившийся в размерах, полулежал на груде подушек. Под закрытыми глазами большие темные круги, ярко выделявшиеся на фоне пепельно-серой кожи лица. Его грудь под фланелевой ночной сорочкой едва-едва приподнималась при каждом вдохе, руки, лежавшие поверх одеяла, казались бескровными и безжизненными.
— Дедушка! — прошептала она, и слезы хлынули у нее из глаз.
Алекс пошевелился, открыл глаза, поискал ее глазами и — какое счастье! — протянул ей руку. Она схватила его руку и, осыпая ее поцелуями, рухнула на колени у кровати…
— Достаточно, Уитакер, — скорбно произнес Алекс.
Пастор мгновенно прекратил чтение и сделал несколько каких-то движений, как бы пытаясь оградить больного от нежелательного и опасного вторжения и в то же время избегая прикосновения к виновнику нарушения спокойствия. Алекс поднял другую руку и погладил ее давно нечесаные волосы, разметавшиеся по плечам.
— Констанс…
— Прости меня, дедушка! Я плохая, скверная девчонка, но я, правда, не хотела тебя обидеть. Скажи, что ты прощаешь меня…
— Ш-ш-ш, девочка. Мой темперамент — это крест, который я должен нести…
Это прозвучало как мягкий упрек, и жаркое чувство вины охватило все ее существо, вытеснив все остальное.
— Ты должен поправиться. Я никогда не прощу себе… Ты поправишься, да?
Он глубоко вздохнул и опять закрыл глаза.
— Все в руках божьих. Сегодня жив, завтра… Вот почему…
Констанс прижала его холодную ладонь к своим мокрым щекам и прерывающимся от рыданий голосом переспросила:
— Что почему, дедушка?
— Почему я хотел, чтобы ты была устроена прежде, чем я отправлюсь в мир иной…
— Ты выздоровеешь! — выкрикнула она, сжимая его руку. Не почувствовав ответного пожатия, она издала почти панический вопль:
— Дедушка? Алекс!
Он снова медленно открыл глаза — устало и как бы с усилием — преодолевая какую-то неимоверную тяжесть.
— Я беспокоюсь за тебя…
— Не надо! Пожалуйста, ты должен весь сосредоточиться на том, чтобы справиться с болезнью…
— Так тяжело… И ведь никто о тебе не позаботится… Если бы я только знал… Если бы ты могла обещать мне…
— Обещать что, дедушка? — Она наклонилась поближе к нему, чтобы услышать то, что срывалось с его едва шевелившихся губ. — Я сделаю все, что ты хочешь!
— Нет, нет! Просить об этом снова… — Он потрогал себе грудь и сморщился как от боли. — Но это такая тяжкая ноша. Дочка Джеймса. Я за тебя отвечаю. Если бы только…
— Ну что?! Скажи же! Что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Выйди замуж… и останься в Бостоне. Тогда мне сразу станет легче.
Комната вся закружилась у нее в глазах, потом как будто стала куда-то проваливаться, лампа, казалось, вначале вспыхнула ярким светом, а потом начала гаснуть. Оставить мечту о Париже, осесть в этом Бостоне? Выйти замуж, отогнав от себя мысль, что она убийца, которую могут разоблачить в любой момент? Отдать свою душу и тело мужчине, который поначалу будет ее, самое большее, терпеть, а потом неминуемо возненавидит? Жизнь ее научила избегать такого рода зависимости. Да, она попала в ловушку и ведь знала же, почти с самого начала, что это ловушка, эти узы крови, эта ее жажда быть любимой, иметь свой дом… Да, Господь смилостивился над Алексом, но взял за это высокую цену с нее.
— Я… я не знаю, смогу ли я… — Она прошептала это, раздираемая жесткой душевной мукой.
— Ну, тогда ступай, черт тебя подери! — Алекс отвернулся. — Я лучше умру один, чем в обществе неблагодарных отпрысков…
Преподобный мистер Уитакер дотронулся до ее вздрагивавших от сдерживаемых рыданий плеч.
— Может быть, вам лучше уйти… Констанс резко дернула плечом.
— Нет, нет! Дедушка, ну, пожалуйста!
— Девочка, видит Бог, я тебя люблю, но это слишком тяжело сознавать, что я потерял тебя также, как и Джеймса.
Дыхание Алекса стало прерывистым.
— Ну, все. Оставь меня — я скоро предстану перед своим Создателем.
— О, если бы кто-нибудь вынул у нее из груди сердце, чтобы она могла думать только о себе! Но нет — и вот все ее будущее, о котором она так мечтала, тает, тает как следы на песке. Она села рядом с ним на край кровати, сцепила его пальцы со своими.
— Все в порядке, не сдавайся, дедуля! — Как же тяжело ей это говорить, но… надо! — Я сделаю так, как ты хочешь, обещаю.
Он быстро повернул к ней голову, в глазах у него что-то блеснуло, может быть, отражение от лампы. — Поклянись на Святой книге.
Преподобный отец проворно протянул ей свою Библию.
— Вы ведь христианка, дочь моя?
Констанс с каким-то странным чувством смотрела на эту книгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86