– Панночка, давай на звезды посмотрим, – крикнул молоденький казачок, пытаясь обнять Казю за талию.
Она чмокнула его в щеку, вырвала у него из рук кружку с водкой, запрокинув голову, осушила ее и, пританцовывая, удалилась. Ее природная живость, затаенная на протяжении бесконечного лета, теперь неудержимо стремилась наружу.
– Оставайся с нами, – потные краснолицые казаки, отпихивая друг друга, предлагали ей чарки. Казя опять выпила, ловко выскользнула из объятий рыжего бородача и направилась к третьему по счету костру рядом с избой Аксиньи.
– Эй, Казя, куда поспешаешь? Ажио и не поручкаешься? – услышала она голос Дмитрия Бородина и остановилась.
– Любо на тебя посмотреть, дивчина. Будет сохнуть, веселись, Казя!
Атаман и сам веселился. С побагровевшим лицом он, икая, бродил среди своих станичников, а в его густой бороде светилась добродушнейшая улыбка.
– Славный вечерок выдался, – повторял он, – славный вечерок.
С полдюжины стариков схватили его под руки и уволокли к своему кагалу под высокой осиной, где собрались старейшины Зимовецкой станицы.
Казя пошла дальше. Женщины угрюмо смотрели ей вслед и бдительно поглядывали на мужей. В станице хорошо знали, что после смерти сына между Казей и Пугачевым оставалось очень немного любви. Пока Казя сидела дома и горевала над пустой колыбелью, бабы были спокойны. Но теперь она вновь жгла казаков своими влажными взглядами. В тени, за кругом света от яркого пламени, притаилась Сонька Недюжева. Скрестив на груди руки, она пристально наблюдала, как ее соперница присоединилась к собравшимся около костра людям. Это был третий по счету костер, и стоило Казе подойти к нему, как окружающие его люди умолкли.
– Шапки долой, ваше высокоблагородие явилось, – прозвучал неприязненный голос Ольги Чумаковой.
– Сука бесстыжая, – сказал кто-то за ее спиной, и эти слова хлестнули ее, как плетью.
Застигнутая врасплох, Казя огляделась вокруг себя. На ее губах застыла улыбка. Она начала замечать лица своих врагов и тех, кто был бы рад видеть ее униженной: женщины, которые с радостью выцарапали бы ей глаза; мужчины, которые были злы, оттого что не могли обладать ею. Она попятилась назад, но Фрол Чумаков преградил ей дорогу.
– Аль обчеством нашим брезгуешь? – она видела, что он вдребезги пьян. Он отвесил ей саркастический поклон.
– Коль пришла, оставайся. Милости просим, – издевательски неслось из толпы. Лица были искажены бессмысленной жестокостью, словно у своры собак, терзающих зайца. Они все теснее смыкали вокруг нее кольцо. Прелесть вечера разом померкла. Высоко в небе сверкали холодные звезды. Казя затравленно оглянулась.
– Пожалуйста. Что я вам с-сделала?
– Слухайте, она и говорить толком не может, – в толпе издевательски засмеялись. Вдруг все зашевелилось: кто-то, расталкивая остальных, пробивался вперед. Пополз приглушенный шепоток.
– Глянь, глянь, Сонька Недюжева... чичас сойдутся... Уй, братцы, и визгу-то будет.
В предвкушении интересного зрелища все придвинулись еще ближе.
Сонька, уперев руки в бока, вызывающе рассматривала Казю продолговатыми темными глазами под густыми бровями. На ее смуглом лице была написана такая ненависть, что Казя инстинктивно подобралась, ожидая удара.
– Что ты от меня хочешь? – Казя произносила слова медленно и очень твердо.
Когда Сонька открыла рот, казалось, что оттуда потечет яд. Она заговорила, все сильнее возвышая голос.
– Ты пришла Бог знает откуда и украла у меня мужа, – ее голос стал почти истерическим. – Он мой. Он всегда был моим. Мы детишками всегда играли. С той поры Емелько мой суженый. А ты...
– Разве я виновата, что у тебя недостало смелости за него бороться?
Кое-кто вдруг одобрительно крякнул. Казакам понравился ее отважный ответ. Воспользовавшись этим, Казя продолжила:
– Я на твоем месте не убежала бы в другую станицу, – ее губы презрительно скривились. Сонька в растерянности замялась, не зная, что ответить.
– Всыпь ей, Сонька, – громко посоветовала какая-то баба.
– По мордасам ее!
– Плетюганом!
Толпа глубоко вздохнула и закачалась, как лес при дуновении свежего ветра. Казя недоумевала, за что они ее так ненавидят? Что плохого она им сделала? Соньку она понимала. Она сама ярилась бы еще пуще, если бы какая-нибудь другая женщина отбила бы у нее Генрика. Но остальные... Казя не могла осознать, что им, разгоряченным сивухой и ночной духотой, пришлась бы по вкусу любая жертва. Забава становилась еще более увлекательной от того, что им в лапы попалась именно она, гордая и знатная полячка.
Сонька внимала советам, и ее лицо расплылось в плотоядной ухмылке.
Казя тщетно пыталась отыскать среда своих мучителей хоть одно дружеское лицо. Никто не отвечал на ее отчаянные взгляды.
– Вы смелые, только когда вас много, – бросила она им. – Вы не лучше, чем свора т-трусливых собак.
С гневным ворчанием толпа приблизилась к ней вплотную. В ее одежду вцепились руки. Она отпрыгнула к костру и, вытащив оттуда тлеющее полено, подняла его высоко над головой.
– Первому, кто меня тронет, я разобью голову. Ольга Чумакова шагнула вперед и встала рядом с Сонькой.
– Меня не испугаешь, графиня.
– Верно, Ольга. Чегой-то она разошлась!
– Выгнать ее из станицы!
– А Пугачев? – осторожно напомнил кто-то.
– Постыла она ему, – крикнула Сонька, – Он и пальцем за нее не пошевелит.
– Атаман опять же, – гнул свое осторожный голос, но его перебило надрывное восклицание Ольги.
– Ты дитятко свое уморила.
Казя застыла на месте, словно пораженная громом. Из ее глаз хлынули слезы.
– Ты... ты... – слова не шли у нее из горла. Она размахнулась поленом так, что во все стороны посыпались искры. Ольга Чумакова не отступила.
– Стыдоба, – забормотали некоторые, чувствуя, что дело зашло слишком уж далеко – Рази ж можно говорить такое.
– Это Аксинья ее зельем поила, – злорадно сказала Сонька. – Без Аксиньи она ввек бы не понесла.
Ольга шагнула к Казе и плюнула ей в лицо.
– Польская шлюха!
Толпа ахнула. Казя стояла не шевелясь; по ее щеке сползал жирный плевок. Затем она отбросила полено и молниеносно, как змея, вцепилась одной рукой в Ольгино горло, а другой оцарапала ей лицо.
Ольга вопила и осыпала ее ругательствами, Казя же боролась в полном молчании. Они упали на землю и катались в пыли, так что окружавшим их зрителям пришлось податься назад. Фрол и двое его приятелей с немалым трудом разняли дерущихся женщин.
Фрол рывком поставил Казю на ноги. Ольга стояла с растрепанными волосами; ее кофта была разорвана до самого пояса; на груди краснел ряд глубоких царапин; из носа капала кровь. Казя старалась вырваться из рук Фрола.
– Убью, – шипела она. – Вот только доберусь до тебя. Сонька насмешливо засмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100