— Мой отец относится к людям, которые всегда преодолевают трудности, — сказал Питеркин.
— Конечно, мы принимаем эти деньги с благодарностью, — продолжала Френсис. — Мне кажется, неважно, откуда они берутся, если идут на доброе дело. Благодаря его щедрости мне удалось организовать еще три кухни с раздачей бесплатного супа. Так на что мне жаловаться?
— Эти деньги берут из карманов богачей, которые тратят их в клубах моего отца, — вставил Питеркин, — очень уместно использовать их на благо бедных.
— Очень хорошо, что дядя Питер дает их, — сказала я.
— Это хорошо для нас… и для дяди Питера, — добавила Френсис.
— Мне кажется, — задумчиво заметила я, — не всегда легко различить добро и зло.
— Я вижу, юная Анжелет будет мудрой женщиной, — заметила Френсис.
Когда я посетила их миссию, она подключила меня к работе. Из огромного бака я раздавала суп людям, выстроившимся в очередь.
Меня глубоко тронуло зрелище людей, которые пришли сюда, чтобы поесть, особенно — дети.
Здесь я узнала о бедных женщинах, к которым дурно относятся их мужья или приятели-мужчины. Я видела беременных, которые должны были скоро родить, и им было некуда податься. Я наблюдала за тем, как с ними говорит Френсис. Она действовала жестко и без сентиментальности, редко выражала свою жалость к кому-либо, но ей всегда удавалось решать все проблемы.
Питеркин участвовал во всех ее делах, но ведущую роль играла Френсис. Он обожал ее, но гораздо легче поддавался чувствам, и это делало его усилия менее эффективными.
Как странно, что у дяди Питера такой сын, как Питеркин. Должно быть, и он питал большое уважение к Френсис, хотя в его высказываниях о ней сквозила нотка цинизма. Она видела его насквозь, а дядя Питер был из тех людей, которые могут оценить такое качество.
Этому визиту было суждено оказаться грустным, и меня обрадовало возвращение домой, хотя и там нам нечем было рассеять свою печаль.
Я надеялась, что время залечит раны.
Предсказания о падении Севастополя сбылись. Практически это было окончание войны, хотя она продолжала тянуться до конца года, когда начались мирные переговоры. Они тоже тянулись бесконечно. Прошла зима, стоял уже март, когда было подписано Парижское соглашение, и наши войска начали покидать Крым.
Вновь нам написала тетя Амарилис:
«… Елена, похоже, немножко пришла в себя. Мэтью очень внимателен к ней, он просто чудесный муж. Конечно, в правительстве Палмерстона ему не могло быть места, но Питер говорит, что Палмерстон долго не удержится. Он был популярен во время войны, но эта война утомила всех, и Питер предполагает скорое возвращение на пост премьера Дерби. Тогда шансы Мэтью будут высоки.
Было много торжественных церемоний и праздников по случаю подписания мирного соглашения. Теперь мы ждем возвращения наших солдат, но среди них не будет Джонни. Некоторые уже вернулись домой. Бедные, как же они страдали. Думаю, теперь нескоро люди на улицах будут призывать к войне. Говорят, что мы потеряли двадцать четыре тысячи человек, русские — пятьсот тысяч, а французы — шестьдесят три. Так что у нас потери меньше всех, но бедный Джонни стал одним из этих двадцати четырех тысяч. Как все это ужасно! Лучше бы нашли способ улаживать свои разногласия так, чтобы не убивать людей, не имеющих с этим ничего общего, а иногда и не понимающих, что вообще происходит.
Говорят, что сестры милосердия останутся в Скутари до возвращения последнего солдата. Не знаю, что произошло с этой милой девушкой — Грейс. Она поступила, безусловно, благородно!
Мы все надеемся вскоре увидеть вас. Вы же знаете, как мы вас любим, и бывают времена, когда семье следует собираться вместе. Теперь, когда я стала старше, мне кажется, что такие времена наступают все чаще.
Так что приезжайте поскорей».
— Нужно ехать, — сказала мать. — Мне всегда доставляли радость поездки в Лондон. В последний раз, конечно, было очень печально, но Елена, должно быть, уже оправилась от горя.
Итак, мы вновь оказались в Лондоне. Это был мирный год, мне исполнилось четырнадцать лет, и для своего возраста я выглядела довольно взрослой. Думаю, события последних лет лишили меня детства, хотя, возможно, я перестала быть ребенком уже после ужасного события возле пруда Святого Бранока. Как ни странно, избыток последующих событий заставил тот случай очень отдалиться. Бывало, я неделями не вспоминала о нем, так что в плохом есть и хорошая сторона.
Стоял сентябрь — чудесное время года. Днем было тепло, и дыхание осени ощущалось лишь по вечерам. Листья на деревьях стали золотисто-коричневыми. Напротив дома на площади находился сад, которым могли пользоваться обитатели окрестных домов. В холле висел ключ от входной калитки. Я могла в любое время взять его и пойти в сад, посидеть среди цветущих кустов и деревьев. Хотя в парк меня одну не отпускали, в этот сад я могла ходить свободно.
Мне нравилось ни от кого не зависеть, и этот сад стал моим любимым местом. Его даже стали называть «садом Анжелет».
Я любила сидеть там и прислушиваться к шуму проезжающих экипажей, к обрывкам разговоров прохожих, которые очень занимали меня. Я всегда пыталась представить, как будут развиваться эти разговоры после того, как эти люди пройдут мимо, да и как вообще живут все эти люди. Мать называла это «тренировкой и без того переутомленного воображения».
Однажды, когда я сидела возле клумбы с астрами и хризантемами, я заметила, что кто-то остановился возле решетчатой ограды сада. Это была женщина. Я не смогла разглядеть ее лица, потому что она стояла в тени. Люди часто останавливались здесь, чтобы посмотреть на сад. Когда я вновь взглянула на нее, оказалось, что она исчезла. Не знаю, почему я вообще обратила на нее внимание. Возможно, потому, что она слишком задержалась здесь. Казалось, что у нее была какая-то цель.
На следующий день я вновь заметила ее. Женщина подошла к ограде и снова заглянула внутрь. Я поняла, что ее здесь что-то интересует.
— Послушайте, — окликнула я и подошла к ограде. Изумленная, я остановилась. Это была Грейс.
— Грейс! — воскликнула я.
— Ах, Анжелет, я уже видела вас здесь пару раз.
— Почему же вы не заговорили со мной? Почему не зашли в дом?
— Я… я не знала, пока не увидела вас, что вы в Лондоне…
— Да что же вы здесь делаете? Когда вы вернулись в страну? Ах, Грейс, у вас, должно быть, было множество переживаний…
— Да, конечно… Мне нужно поговорить с вами. Так давайте пройдем в дом. Подождите минутку, я выйду.
— Нет, — сказала она, — можно мне войти в сад? Мне хотелось бы поговорить наедине… для начала.
Я отперла калитку, и она вошла в сад.
— Ах, Грейс! — воскликнула я. — Как я рада вас видеть. Мы все время про вас вспоминаем. Вы слышали… про Джонни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119