— Вы предупреждали, что скажете это и просили не обращать внимания. — Марианна хорошенько пихнула Генри. — Проснитесь же!
Генри, еще не отошедшая ото сна, вдруг выпрямилась и быстро села в кровати, покачиваясь.
— Что? Кто? Что происходит?
— Это я, Марианна.
Генри заморгала.
— Какого дьявола ты делаешь здесь? Еще темно. Который час?
— Половина шестого, — терпеливо повторила Марианна. — Вы просили меня разбудить вас сегодня пораньше.
— Разве? Ах да… Данфорд. Да. Правильно. Спасибо, Марианна. Можешь идти.
— Вы заставили меня поклясться, что я не уйду, до тех пор пока вы не подниметесь с кровати.
«Она умнее, чем я предполагала, — подумала Генри, — догадалась, что, отправив ее, я снова окажусь под одеялом. Ну что ж. Ничего не поделаешь. — Она свесила ноги с кровати. — Многим приходится вставать так…»
Генри зевнула, шатаясь, подошла к своему туалетному столику, на котором лежали чистые бриджи и белая рубашка.
— Вам может понадобиться жакет, — сказала Марианна — на улице прохладно.
— Неудивительно, — пробормотала Генри, натягивая на себя одежду. Несмотря на свою преданность деревенской жизни, она всегда вставала не раньше семи, а иногда и позже. Но если она решила убедить Данфорда, что жизнь в Стэннедж-Парке не для него, придется и самой немного пострадать.
Застегивая пуговицы на рубашке, она на мгновение замерла. А надо ли ей, чтобы он уехал? Ну конечно, надо.
Она прошла к умывальнику и плеснула в лицо холодной воды, надеясь разогнать сон. Данфорд явно намеревался очаровать ее. И в какой-то степени небезуспешно, думала она упрямо. Однако делал это он умышленно, а значит, ему что-то от нее нужно.
Но у нее ведь ничего нет. Возможно, он догадался, что она пытается избавиться от него, и решил поставить ее на место. Генри думала об этом, зачесывая волосы назад и собирая их в хвост. Он казался искренним, когда расспрашивал ее о детстве. В конце концов, он был ее опекуном, пусть всего на несколько месяцев, и в его заинтересованности, конечно же, не было ничего странного.
Но так ли все на самом деле? Не думал ли он о том, как бы поскорее выкачать деньги из свалившегося на него поместья?
Генри тяжело вздохнула. Забавно, как маленький огонек свечи мог сделать мир уютным и невинным. Но яркий утренний свет не оставлял места иллюзиям. Она фыркнула. Яркий утренний свет. Какая чушь! За окном все еще было темно. Ясно одно: он что-то задумал. Наверняка у него есть тайный план? Генри содрогнулась от этой мысли. Решительно натянув сапоги, она схватила свечу и вышла в коридор.
Его покои находились совсем недалеко от ее комнаты. Она набралась храбрости и громко постучала в его дверь. Тишина. Постучала еще раз. Снова тишина. Неужели она осмелится?
Генри осмелилась и, повернув дверную ручку, вошла в комнату. Данфорд крепко спал. Очень крепко.
Чувствуя себя виноватой за то, что собиралась сделать, она произнесла, как ей показалось, воодушевляюще-радостным голосом:
— Доброе утро! Он не шелохнулся.
— Данфорд? В ответ лишь мирное посапывание.
Она подошла ближе и попыталась еще раз:
— Доброе утро!
Пробормотав что-то во сне, Данфорд перевернулся на спину.
Генри затаила дыхание. Господи, как же он был красив! Из числа тех, кто на балах никогда не обращал на нее внимания. Бессознательно она протянула руку, чтобы дотронуться до его чудесных, словно вылепленных скульптором губ. Когда до его лица оставалось меньше дюйма, она вдруг отдернула руку, словно обожглась.
Не трусь, Генри. И сделав глубокий вдох, она робко потрясла его.
— Данфорд? Данфорд?
— М-м-м, — пробормотал он во сне. — Чудесные волосы.
Генри дотронулась до своих волос. Он говорил о ней? Не может быть. Он все еще спал.
— Данфорд? — Она тихонько толкнула его.
— Пахнет приятно, — пробормотал он.
Теперь она точно знала, что он говорит не о ней.
— Данфорд, пора вставать.
— Тише, сладкая, и… поскорее возвращайся в кровать.
«Сладкая? Кто сладкая?»
— Данфорд…
Не успела она и сообразить, что происходит, как его рука властно опустилась ей на шею, и она упала к нему на кровать.
— Данфорд!
— Ш-ш-ш, сладкая, поцелуй меня.
Поцеловать его? Генри была в бешенстве. Он с ума сошел? Или это она сошла с ума, потому что еще мгновение и она готова была подчиниться.
— М-м-м, такая сладкая. — Он уткнулся ей в шею, и его губы коснулись ее подбородка.
— Данфорд, — дрожащим голосом прошептала она, — по-моему, вы еще спите.
— М-м-м-х-м-м, как скажешь, конфетка. — Он обнял ее за спину, прижимаясь плотнее.
Генри едва не задохнулась. Их разделяло одеяло, но оно не помешало почувствовать ей что-то твердое. Она выросла в деревне и понимала, в чем тут дело.
— Данфорд, думаю, вы ошибаетесь…
Он будто бы не слышал. Он нащупал губами мочку ее уха и начал целовать ее так нежно, что Генри почувствовала, как тает. О Боже, она лежала в объятиях мужчины, который явно принимал ее за другую и был в некотором роде ее врагом. Но трепет, охвативший ее, оказался сильнее здравого смысла. Каково это, когда тебя целуют? Целуют по-настоящему, в губы? Раньше ее целовали только в щеку. А если воспользоваться случаем, ведь Данфорд спит… А, будь что будет, и она подставила ему свои губы. Он жадно принял их. Генри, почти теряя сознание, почувствовала, что хочет большего, и нерешительно погладила его плечо. Его мускулы тут же напряглись, он, застонав, сильнее прижал ее к себе. Так вот, значит, что такое страсть. Она не видела в этом большого греха. Она может позволить себе немного удовольствия, хотя бы до его пробуждения. До его пробуждения? Генри замерла. Как же она потом объяснит ему свое поведение? Она принялась отбиваться от него.
— Данфорд! Данфорд, перестаньте! — Собрав все свои силы, она так сильно толкнула его, что свалилась на пол, сильно ударившись.
— Какого черта?
Генри судорожно сглотнула. Кажется, он проснулся. Его лицо показалось над краем кровати.
— Проклятие! Какого черта вы здесь делаете?
— Бужу вас…
— Что за… — он произнес слово, которое она раньше никогда не слышала, затем прошипел: — Во имя всего святого, на улице еще темно!
— Именно в это время мы просыпаемся здесь, —гордо сказала она, бесстыдно солгав.
— Тем лучше для вас. А теперь убирайтесь!
— Я собиралась показать вам поместье.
— Утром, — выдавил из себя он.
— Уже утро.
— Еще ночь. Вы, маленькая, жалкая чертовка… — Он стиснул зубы, борясь с искушением пойти к окну и раздвинуть шторы в доказательство, что солнце еще не взошло. Его останавливала нагота. Его нагота и его… возбуждение. — Какого черта?
Он посмотрел в ее широко открытые глаза и увидел в них не только волнение, но и желание. Желание? Уж не мерещится ли ему? Он присмотрелся к ней внимательнее. Ее волосы были растрепанны, вряд ли Генри умышленно причесалась таким образом, собираясь выйти из дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79