Она повесила трубку.
Сколько себя помню, моей жизнью управляло стремление моей матери соответствовать стандартам Лиги избранных. Я никогда не придавала большого значения тому, что до тринадцати лет я виделась с семьей отца за обедом каждое воскресенье, а бабушку и дедушку со стороны матери видела только однажды.
Это случилось, когда мне было восемь лет. Я спустилась в холл и обнаружила там бедно одетую пару.
Женщина осталась стоять, гордо выпрямившись, а у мужчины при моем появлении на глаза набежали слезы.
– А ты, должно быть, маленькая Фредерика? – сказал он.
– Да. А вы кто?
Я не могла даже предположить, кто они, так как прислуга всегда приходила с черного хода, а гости – через парадную дверь, но эти двое были одеты не как гости.
– Я твой дедушка.
– Дедушка? – Так в семье Хилдебранд никто никого не называл.
– Это твой дед, – сказала женщина.
Я знала, что это не могло быть правдой.
– Вы не мой дед. – Дед Хилдебранд жил в городе, и каждое воскресенье перед обедом я сидела у него в кабинете, и он рассказывал мне обо всех поколениях великих Хилдебрандов, которые жили до меня.
– Я папа твоей мамы.
Вот это новость. У моей мамы был отец?
Нелепо, я знаю. Но моя мама не была похожа на человека, у которого есть родственники. Мне казалось, что она вполне могла появиться на свет без помощи двух родителей из плоти и крови. Как Афина, вышедшая из головы Зевса, уже взрослая, одетая в свои доспехи из жемчуга и элегантного шелка. Этот мужчина ничем не напоминал Зевса. Дед Хилдебранд и мой собственный папочка были похожи на Зевса.
Пару минут спустя вслед за мной появилась Кика, уже тогда такая же дородная и казавшаяся мне очень старой, хотя ей вряд ли было больше лет, чем мне сейчас.
– Сеньоры Уайер нет дома, – сказала она.
– То есть как это? – удивилась я.
Кика строго посмотрела на меня (одна из немногих вещей, которые могли меня успокоить – по крайней мере тогда), а потом настойчиво повторила, что моей матери нет дома.
Казалось, женщина не была удивлена, но у мужчины, претендующего на роль моего дедушки, в глазах прибавилось слез. Он был плакса, и я чуть было не сказала, что ему повезло, что мамы нет дома, так как слез она не любит. Но даже тогда я сознавала, что так говорить не следует, хотя это ему помогло бы, если он хотел поладить с моей матерью.
Они ушли, и я никогда их больше не видела.
Лишь много лет спустя я поняла, что это действительно были родители моей матери, и она не хотела их видеть. Когда я наконец догадалась об этом, я решила, что они плохо с ней обращались, но оказалось, что все иначе. Открыла мне глаза тетя Корделия, сестра моего отца, которая славилась своей несдержанностью. Она рассказала, что моя мать стыдилась своей семьи. Когда я об этом услышала, мне впервые стало стыдно за мать.
– Понятное дело, – добавила тетя, – что как бы Блайт ни изменилась, она родилась по ту сторону железнодорожных путей, и можно понять ее желание сохранить это в тайне, но отворачиваться от своей семьи...
Она больше ни слова об этом не сказала, но было предельно ясно, что моя мать поступила в высшей степени нехорошо.
Я часто задаюсь вопросом: если моя мать так легко выкинула собственных родителей из своей жизни, как она может настаивать на том, чтобы занимать так много места в моей?
В течение нескольких следующих дней, оставшихся до приема у Граутов, я помогала Никки освоить все от приветствий (в которых она все время ошибалась) до прохода по лестнице (что я в итоге запретила ей делать, опасаясь, как бы она не сломала себе шею перед знатными жителями Уиллоу-Крика), а потом перешла к экзамену по всему, чему я попыталась ее научить.
Пользуясь схемами и таблицами, мы повторили расстановку столовых приборов и размещение гостей согласно этикету, варианты меню и темы для беседы. Если бы я была директором школы, ее бы оставили на второй год.
К несчастью, приглашения уже были разосланы, и указанная в них дата неумолимо надвигалась на нас. С одной стороны, я мечтала о том, чтобы у меня вдруг возникли неотложные дела в Далласе, а с другой – тщательно продумывала наряд. Мой переставший вдруг быть геем художник ответил на приглашение согласием.
Как мне не стыдно.
Я вполне невинно разузнала о Сойере, когда Никки рассказывала мне о будущих гостях. Мы работали над рассадкой гостей, и угадайте, с кем рядом было решено посадить художника? Со мной! Не то чтоб у меня было намерение пофлиртовать. Я не флиртую, во всяком случае с мужчинами, которые предпочитают женщин. Не будем также забывать, что я все еще замужем. Но факты таковы: мой муж неизвестно где тратит мои деньги, будто он арабский шейх и у него на заднем дворе бьет нефтяной фонтан.
День приема начался с ослепительно голубого неба. Было тепло, но не жарко – идеальная погода для вечеринки.
Я с особой тщательностью оделась – блузка из белой воздушной органзы с высоким воротником и жемчужными пуговицами поверх скромной и совершенно пристойной комбинации, заправленная в черную шелковую юбку до щиколоток. Я надела черные сатиновые лодочки с маленькими алмазными пряжками. Волосы я собрала в элегантный французский узел.
Придя за полчаса до начала во дворец Граутов, я застала его обитателей в панике. Всегда невозмутимый Говард был взвинчен, его румяное лицо просто пылало.
– Она сошла с ума, точно тебе говорю. Тронулась.
– Что случилось?
– Она раскидала одежду по всей комнате, перемерила все, что есть во всем Техасе...
– Но мы же купили ей одежду для сегодняшнего вечера.
– Вот и скажи ей это. Она кричит, что не выйдет к людям в этих старомодных тряпках.
Совмещение образов акулы юриста и ранимого мужа привело меня в замешательство. Только это могло послужить причиной того, что я, сама того не ожидая, задала вопрос, который крутился у меня в голове:
– Объясни мне, почему ты хочешь, чтобы Никки взяли в Лигу, если ты не очень-то жалуешь светских женщин и уж точно плевать хотел на пристойное поведение?
Секунду он смотрел на меня.
– Просто потому, – растерянно проворчал он.
– Так почему же? – нетерпеливо спросила я. Он взвыл:
– Будь все проклято! Да потому, что я пообещал себе, когда женился, что дам ей все, чего у нее никогда не было. Большой дом. Много одежды. Дорогие украшения.
– Ты сделал это.
– Да, я знаю. – Он замялся и с тоской поднял глаза к потолку. – Но я не смог дать ей друзей.
Да уж, это точно был не тот ответ, которого я ожидала.
– Ты думаешь, их тоже можно купить? – недоверчиво спросила я.
Ему это не понравилось, но он не сдавался:
– Я хочу, чтобы Никки вписалась в общество. Но ей всегда кажется, что она недостаточно хороша. И я схожу с ума, потому что это неправда! Она самый чудный человек, которого мне доводилось видеть. Черт возьми, она моя жена, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89