— Потому что ты слишком худой, в чем только душа держится, — ответила Лора, проводя ладонью по его ребрам. — Одежда на тебе висит мешком, и твой вид не делает мне чести. Люди могут подумать, что либо я плохая хозяйка, либо наш брак не пошел тебе на пользу.
— Я сейчас в хорошей форме.
— Отсутствие аппетита еще один признак меланхолии. Когда у моего дедушки бывал очередной приступ, он переставал есть, что ухудшало состояние его души.
Подавив раздражение, Йен задумался над словами жены. Он действительно стал есть меньше, так как еда уже не доставляла ему удовольствия.
— По рукам, — сказал он. — Я стану больше есть, а ты научишься метко стрелять.
Лора тут же отломила кусок лепешки, завернула в нее рис, приправленный карри, и протянула мужу:
— Ешь, а потом мы найдем место для стрельбы.
— Недалеко от дороги есть поляна, а под ней обрыв, куда полетят шальные пули. — Йен неохотно откусил лепешку. — Можешь взять мое ружье или ружье отчима.
— Лучше отчима. Оно более привычно. Йен повел жену на выбранную им поляну, жуя по дороге лепешку, вкус которой напоминал ему солому.
— Неужели я так ужасно выгляжу?
— Для огородного пугала вполне сгодишься. Вынув из кармана лист бумаги. Йен закрепил его на ветке сухого дерева и отошел на двадцать шагов.
— Если попадешь с первой попытки, урок закончится.
Лора вытерла ладони о юбку, дрожащими руками взяла ружье и взвела курок. Выстрел громким эхом прокатился по лесу, вспугнув сотни птиц.
Ничего другого Йен и не ожидал, но сейчас главное, что Лора согласилась тренироваться.
— Заряди ружье, становись на исходную позицию, но пока не стреляй. Я хочу показать тебе несколько приемов. — Йен встал у нее за спиной, поддерживая ее руки. — Расслабься, ты слишком напряжена. Очень хорошо. Не спеши, прицелься. Ты стреляла с закрытыми глазами, теперь постарайся держать их открытыми. Видишь листок бумаги?
Лора кивнула, и ружье заходило ходуном.
— Не стреляй, пока не прицелишься, не дергай курок, нажимай очень медленно, тогда отдача будет менее ощутимой.
От выстрела ее тело дернулось, пуля снова прошла мимо цели. Не глядя на мужа, Лора перезарядила ружье, выстрелила. С тем же результатом. Следующая попытка оказалась не лучше.
— Наверное, это ружье слишком тяжелое, — сказал Йен, вытаскивая пистолет. — Возьми, он легче.
— Я никогда не притронусь к этой мерзкой штуке! — в ярости закричала она, бросая оружие на землю.
— В чем дело? — опешил Йен.
— Если бы ты видел мозги своего отца на стене, ты бы тоже возненавидел пистолеты.
— Господи!. Твой отец застрелился?
— Да, — побелев, тихо ответила Лора. — Именно я нашла его.
Шок в храме не шел ни в какое сравнение с теперешним ужасом. Сунув пистолет в кобуру. Йен прижал к себе жену, и та зарыдала.
— Как он мог такое сделать, черт побери? — возмутился Йен. — Зная, что рядом находится его ребенок? Как он мог?
Лора подняла голову и смущенно спросила:
— Ты сердишься на моего отца за то, что он застрелился?
— Да, черт возьми. — Не зная, чем помочь, он стал вытирать слезы, катившиеся по ее щекам. — То, что он сделал, какое горе причинил семье, непростительно, особенно потому, что он сделал это на глазах у ребенка. Если жизнь стала для него абсолютно невыносимой, пусть бы нашел другой способ покончить с собой.
— Можно подумать, ты знаешь, как лучше убить себя, — нахмурилась Лора.
— Знаю, поэтому и говорю. Непростительно, когда мужчина заставляет страдать тех, кого больше всего любит.
Лора долго молчала, потом наконец произнесла:
— Да, я тоже сердита на отца. Презираю его за то, что он сделал со мной и матерью. Но я не виновата. Не виновата!
— Конечно, не виновата. Господи, почему же ты не рассказала об этом раньше? Я бы никогда не заставил тебя стрелять.
— Я не рассказывала даже Кеннету, хотя, возможно, это сделала моя мать. — Лора закрыла глаза. — Несчастье произошло в субботу днем, перед самой Пасхой. Родители ссорились, мама бушевала… Потом я услышала в кабинете отца выстрел и побежала вниз узнать, что случилось. Я очень боялась открывать дверь, а когда решилась… я начала кричать и кричала, не останавливаясь, два дня.
— Поэтому твоя мать решила уехать из Санкт-Петербурга?
— С Санкт-Петербургом было связано много воспоминаний, а смена впечатлений отвлекла нас от воспоминаний о случившемся.
— Теперь, пока мы не ступим на борт английского судна, я ни на шаг не отойду от тебя, чтобы тебе не пришлось защищаться самой.
— Нет, урок не окончен. — Лора подняла с земли ружье.
— Ты уверена, что хочешь стрелять?
— Я должна попасть в эту проклятую мишень, даже если мне придется стрелять до самого вечера.
Хотя она снова промахнулась, зато глаза уже не закрыла и плавно нажимала на курок.
— Если бы я не любила его так сильно, то, наверное, так сильно и не ненавидела бы.
Лора выстрелила, попав в дерево всего в шести дюймах от мишени. Йен молча наблюдал за ней, время от времени давая советы. Сила воли, с которой жена заставила себя продолжать урок, многое сказала ему о ее характере.
Наконец одна пуля все же угодила прямо в центр мишени, лист с отверстием посередине упал на землю, и Лора повернула к мужу вспыхнувшее радостью лицо.
— Завтра буду стрелять из пистолета, — твердо сказала она.
— Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя решительный характер? — спросил Йен.
— Просто я русская.
Когда они вечером приехали в гостиницу, Лора, поужинав, сразу же отправилась спать. Несмотря на усталость, она заметила, что Йен, выполняя договоренность, съел больше обычного.
Уснула она моментально, однако ей снова приснился кошмар. Шестилетняя девочка Лара, напуганная дикой ссорой родителей, вдруг переносится на три года вперед, опять стоит перед дверью в кабинет, стараясь войти, но зная, что выбора нет. Она поворачивает медную ручку, дверь со скрипом открывается, перед ней за окровавленным столом в неуклюжей позе сидит отец. Затем сон принимает новый оборот. Ужас проходит, ее охватывает ярость, а отец, живой и невредимый, подходит к ней, опускается на колени, берет ее руки в свои. «Прости, Лариса», — шепчет он, и его лицо прекрасно. Она начинает плакать и тут же просыпается, не понимая, где находится. Руки Йена, надежные как сама земля, обнимают ее, Лора прижимается к нему и плачет у него на груди.
— Опять страшный русский сон? — тихо спрашивает он, и Лора рассказывает ему о сцене в отцовском кабинете, о том, чем этот сон отличался от прежнего.
— Целых пятнадцать лет подряд ты просыпалась в ужасе, — задумчиво произнес Йен. — Возможно, ты сменила гнев на милость и теперь будешь вспоминать об отце не только плохое, но и хорошее. — Он поглаживал ее по спине, стараясь снять напряжение.
— Последние два дня я только и делаю, что реву на твоем плече.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67