— с трудом произнесла Кейт, проглотив подступивший ком.
— Да, — кивнула Кейт. — Разве твой отец не говорил тебе, что вчера они встретились на улице и мой папа высказал ему все, что думает?
— Нет, — покачала головой Кейт, чувствуя желание наклониться к раковине и сделать то, что сделала Мириам, услышав страшный рассказ беженки из Польши. Чайник на плите начал выпускать пар, но она этого не заметила. Она гадала, что еще скрывает от нее отец и кто следующий из соседей последует примеру Дженнингсов.
— А что думаешь обо всем ты, Керри? — взяв себя в руки, спросила Кейт. — Ты согласна с родителями, бабушкой и Кристиной? Мой папа, по-твоему, тоже ненормальный садист, способный жечь людей заживо?
Керри вздрогнула, словно бы Кейт ударила ее по лицу, и, вскочив со стула, срывающимся голосом воскликнула:
— Нет! Разумеется, нет! Мои родители и бабушка тоже так не думают. Но они не знают, как реагировать на происходящее. Неужели ты не понимаешь, что трудно дружить с немцами после всего, что очевидцы наговорили об их зверствах? С этим нельзя смириться, и ты, Кейт, не должна винить за это моих родных.
Чайник уже плевался струями пара, целые облака устремлялись к потолку кухни. Кейт повернулась спиной к Керри и, надев рукавицу, сшитую ею еще в начальной школе на уроках кройки и шитья, сняла, чайник с конфорки.
Керри тоже выпустила пар, и голос ее теперь звучал глухо и тихо.
— Твой отец двадцать лет живет с нами бок о бок, и, разумеется, никто не считает его нацистом или шпионом. Однако он немец! И люди не знают, как теперь им себя с ним вести.
— Я тоже наполовину немка, — заметила Кейт, заваривая чай. — И твоя семья наверняка не сможет с этим примириться.
— Оставь чайник в покое, Кейт, — едва слышно сказала Керри. — Пожалуй, я пойду…
Кейт кивнула: ей самой уже расхотелось пить чай — она с удовольствием выпила бы сейчас виски.
Керри вышла из дома, и Кейт увидела из окна, как она покатила коляску обратно, в дальний конец площади. Немного постояв в задумчивости, Кейт надела пальто ярко-вишневого цвета, обмотала горло шарфом, нахлобучила берет и выскочила из дома.
Ей пронзительно недоставало всего того, из чего складывался окружающий ее мир: дружелюбия соседей, которое она считала чем-то естественным, возможности погулять с Бонзо, обмена приветствиями при встречах с Ниббсом или Коллинзом. Все это теперь стремительно исчезало, уходило в небытие.
Оказавшись на вересковой пустоши, Кейт побрела через нее по диагонали, без какой-либо определенной цели, просто чтобы не оставаться на месте. Вот уже полгода Великобритания воевала с Германией, тысячи людей исчезли без вести, многие — навсегда, и рассудок подсказывал Кейт, что их с отцом личные проблемы ничтожны в сравнении со страданиями миллионов солдат и прочих граждан Европы. Но от этого шок и боль не ослабевали.
Во всем виновата Кристина! Если бы она не поселилась в доме Дженнингсов, все осталось бы как прежде.
Кейт пошла прямо по мерзлой траве. Наверняка и отца не исключили бы из крикетной команды, если бы Кристина не повлияла на членов правления. Они действовали заодно, как дикари, движимые врожденным чувством родства, перед лицом угрозы со стороны другого племени.
Она пересекла одну из дорожек, и под ногами жалобно заскрипел гравий. Отец прожил в Англии двадцать лет и считал ее своим домом, однако стоило начаться войне с Германией, как для соседей он стал чужаком, изгоем.
Она вновь ступила на прихваченную морозцем, жесткую траву и посмотрела на шпиль церкви Всех Святых, до которой оставалось всего пятьдесят ярдов. Да, отец стал здесь лишним. Неужели и ей предстоит такое? Неужели и она будет чувствовать себя чужой в окружении людей, которых знает с детства?
Кейт остановилась, засунула руки в карманы пальто и подставила лицо холодному ветру. Взгляд ее, устремленный на шпиль, сверкающий в лучах февральского солнца, стал бесстрастным и решительным. Что ж, если судьба уготовила ей такое испытание, она выдержит его с достоинством, так же как ее отец; она ничем его не опозорит. Она не станет ни перед кем заискивать и унижаться, даже перед Тоби.
Глава 8
Когда Кейт вернулась на площадь Магнолий, уже сгущались сумерки. Переходя дорогу, она заметила две маленькие фигуры, бредущие со стороны парка, и остановилась как вкопанная.
В руке у мальчика был старенький чемодан, обвязанный веревкой, его гетры сползли до щиколоток и сморщились. За его руку держалась девочка лет трех-четырех в кое-как застегнутом пальто. На шее у нее болтался противогаз. Неровная челка закрывала ей глаза, и было странно, что она видит, куда идет.
— Пошли, довольно хныкать! Мы почти дома! — усталым голосом сказал мальчик. Кейт вздрогнула, узнав его, и сорвалась с места.
— Билли! Что случилось? Как вы здесь очутились? Вас ведь отвезли в Корнуолл!
Мальчик споткнулся, ноги девочки разъехались, и она села на дорогу. Подбежав к ней, Кейт подняла ее с мостовой и не без усилия взяла на руки. Измученная и бледная, Берил расплакалась, уткнувшись лицом ей в плечо.
— Кто вас сюда привез? Где ваши сопровождающие?
Билли вытер нос рукавом.
— С нами никого нет, мы убежали. В деревне было ужасно. Нас заставляли спать с вонючими животными в хлеву и скверно кормили. Берил все время плакала и дрожала от страха…
— Боже правый! — Кейт достаточно было взглянуть в его запавшие глаза, чтобы понять, что мальчик не врет, а говорит ужасную правду. Билли продолжал рассказывать о своих мытарствах, словно пытаясь оправдаться за их с сестрой побег:
— Женщина, к которой нас поселили, была нам вовсе не рада. Она все время твердила, что ее вынудили нас принять. Она не впускала нас в дом, потому что мы там все пачкали, а, если Берил начинала хныкать от голода, она ее колотила.
— Она била Берил? — ахнула Кейт. — Хозяйка, к которой вас отправили, избивала девочку за то, что она плачет от голода?
— Она не давала нам зажечь в сарае лампу, — добавил Билли. — А когда Берил со страху описалась, она ее снова поколотила. — Он громко шмыгнул носом.
Кейт охватила неописуемая ярость. Она крепче прижала к себе девочку, а свободной рукой решительно схватила Билли. В этот момент она готова были убить их мучительницу.
— Пошли! Нужно поскорее добраться до вашего дома! Там вы поедите и согреетесь.
Сумерки на площади быстро сгущались. Билли с трудом тащил чемодан, то и дело стукавший его по ногам. Берил намертво обхватила замерзшими ручонками шею Кейт. Они прошли мимо окон дома мисс Годфри, затянутых шторами, миновали дом Кейт, потом жилище мистера Ниббса, затем калитку мисс Хеллиуэлл, увитую ветками шиповника.
Когда же они наконец завернули в палисадник Мейвис и Билли взглянул на затянутые наглухо занавесками окна родного дома, из его глотки вырвался звук, напоминающий рыдания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Да, — кивнула Кейт. — Разве твой отец не говорил тебе, что вчера они встретились на улице и мой папа высказал ему все, что думает?
— Нет, — покачала головой Кейт, чувствуя желание наклониться к раковине и сделать то, что сделала Мириам, услышав страшный рассказ беженки из Польши. Чайник на плите начал выпускать пар, но она этого не заметила. Она гадала, что еще скрывает от нее отец и кто следующий из соседей последует примеру Дженнингсов.
— А что думаешь обо всем ты, Керри? — взяв себя в руки, спросила Кейт. — Ты согласна с родителями, бабушкой и Кристиной? Мой папа, по-твоему, тоже ненормальный садист, способный жечь людей заживо?
Керри вздрогнула, словно бы Кейт ударила ее по лицу, и, вскочив со стула, срывающимся голосом воскликнула:
— Нет! Разумеется, нет! Мои родители и бабушка тоже так не думают. Но они не знают, как реагировать на происходящее. Неужели ты не понимаешь, что трудно дружить с немцами после всего, что очевидцы наговорили об их зверствах? С этим нельзя смириться, и ты, Кейт, не должна винить за это моих родных.
Чайник уже плевался струями пара, целые облака устремлялись к потолку кухни. Кейт повернулась спиной к Керри и, надев рукавицу, сшитую ею еще в начальной школе на уроках кройки и шитья, сняла, чайник с конфорки.
Керри тоже выпустила пар, и голос ее теперь звучал глухо и тихо.
— Твой отец двадцать лет живет с нами бок о бок, и, разумеется, никто не считает его нацистом или шпионом. Однако он немец! И люди не знают, как теперь им себя с ним вести.
— Я тоже наполовину немка, — заметила Кейт, заваривая чай. — И твоя семья наверняка не сможет с этим примириться.
— Оставь чайник в покое, Кейт, — едва слышно сказала Керри. — Пожалуй, я пойду…
Кейт кивнула: ей самой уже расхотелось пить чай — она с удовольствием выпила бы сейчас виски.
Керри вышла из дома, и Кейт увидела из окна, как она покатила коляску обратно, в дальний конец площади. Немного постояв в задумчивости, Кейт надела пальто ярко-вишневого цвета, обмотала горло шарфом, нахлобучила берет и выскочила из дома.
Ей пронзительно недоставало всего того, из чего складывался окружающий ее мир: дружелюбия соседей, которое она считала чем-то естественным, возможности погулять с Бонзо, обмена приветствиями при встречах с Ниббсом или Коллинзом. Все это теперь стремительно исчезало, уходило в небытие.
Оказавшись на вересковой пустоши, Кейт побрела через нее по диагонали, без какой-либо определенной цели, просто чтобы не оставаться на месте. Вот уже полгода Великобритания воевала с Германией, тысячи людей исчезли без вести, многие — навсегда, и рассудок подсказывал Кейт, что их с отцом личные проблемы ничтожны в сравнении со страданиями миллионов солдат и прочих граждан Европы. Но от этого шок и боль не ослабевали.
Во всем виновата Кристина! Если бы она не поселилась в доме Дженнингсов, все осталось бы как прежде.
Кейт пошла прямо по мерзлой траве. Наверняка и отца не исключили бы из крикетной команды, если бы Кристина не повлияла на членов правления. Они действовали заодно, как дикари, движимые врожденным чувством родства, перед лицом угрозы со стороны другого племени.
Она пересекла одну из дорожек, и под ногами жалобно заскрипел гравий. Отец прожил в Англии двадцать лет и считал ее своим домом, однако стоило начаться войне с Германией, как для соседей он стал чужаком, изгоем.
Она вновь ступила на прихваченную морозцем, жесткую траву и посмотрела на шпиль церкви Всех Святых, до которой оставалось всего пятьдесят ярдов. Да, отец стал здесь лишним. Неужели и ей предстоит такое? Неужели и она будет чувствовать себя чужой в окружении людей, которых знает с детства?
Кейт остановилась, засунула руки в карманы пальто и подставила лицо холодному ветру. Взгляд ее, устремленный на шпиль, сверкающий в лучах февральского солнца, стал бесстрастным и решительным. Что ж, если судьба уготовила ей такое испытание, она выдержит его с достоинством, так же как ее отец; она ничем его не опозорит. Она не станет ни перед кем заискивать и унижаться, даже перед Тоби.
Глава 8
Когда Кейт вернулась на площадь Магнолий, уже сгущались сумерки. Переходя дорогу, она заметила две маленькие фигуры, бредущие со стороны парка, и остановилась как вкопанная.
В руке у мальчика был старенький чемодан, обвязанный веревкой, его гетры сползли до щиколоток и сморщились. За его руку держалась девочка лет трех-четырех в кое-как застегнутом пальто. На шее у нее болтался противогаз. Неровная челка закрывала ей глаза, и было странно, что она видит, куда идет.
— Пошли, довольно хныкать! Мы почти дома! — усталым голосом сказал мальчик. Кейт вздрогнула, узнав его, и сорвалась с места.
— Билли! Что случилось? Как вы здесь очутились? Вас ведь отвезли в Корнуолл!
Мальчик споткнулся, ноги девочки разъехались, и она села на дорогу. Подбежав к ней, Кейт подняла ее с мостовой и не без усилия взяла на руки. Измученная и бледная, Берил расплакалась, уткнувшись лицом ей в плечо.
— Кто вас сюда привез? Где ваши сопровождающие?
Билли вытер нос рукавом.
— С нами никого нет, мы убежали. В деревне было ужасно. Нас заставляли спать с вонючими животными в хлеву и скверно кормили. Берил все время плакала и дрожала от страха…
— Боже правый! — Кейт достаточно было взглянуть в его запавшие глаза, чтобы понять, что мальчик не врет, а говорит ужасную правду. Билли продолжал рассказывать о своих мытарствах, словно пытаясь оправдаться за их с сестрой побег:
— Женщина, к которой нас поселили, была нам вовсе не рада. Она все время твердила, что ее вынудили нас принять. Она не впускала нас в дом, потому что мы там все пачкали, а, если Берил начинала хныкать от голода, она ее колотила.
— Она била Берил? — ахнула Кейт. — Хозяйка, к которой вас отправили, избивала девочку за то, что она плачет от голода?
— Она не давала нам зажечь в сарае лампу, — добавил Билли. — А когда Берил со страху описалась, она ее снова поколотила. — Он громко шмыгнул носом.
Кейт охватила неописуемая ярость. Она крепче прижала к себе девочку, а свободной рукой решительно схватила Билли. В этот момент она готова были убить их мучительницу.
— Пошли! Нужно поскорее добраться до вашего дома! Там вы поедите и согреетесь.
Сумерки на площади быстро сгущались. Билли с трудом тащил чемодан, то и дело стукавший его по ногам. Берил намертво обхватила замерзшими ручонками шею Кейт. Они прошли мимо окон дома мисс Годфри, затянутых шторами, миновали дом Кейт, потом жилище мистера Ниббса, затем калитку мисс Хеллиуэлл, увитую ветками шиповника.
Когда же они наконец завернули в палисадник Мейвис и Билли взглянул на затянутые наглухо занавесками окна родного дома, из его глотки вырвался звук, напоминающий рыдания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97