. Солнце, дающее жизнь всему на земле... приносящее радость, здоровье и счастье...
И на глазах Фолкона словно наполненное переливчатым сверканием покрывало окутало девушку; поздух вокруг нее будто сгустился. Она была залита нестерпимо ярким солнечным светом, как если бы ее аypa и аура солнца слились. Потом светило подняпось выше, и старуха вновь накинула на Джезмин мантию прежде, чем ее успела коснуться тень огромного камня.
После ухода женщин Фолкон еще долго лежал на камне. Джезмин так не походила на других женщин! Прекрасная, чистая, ангелоподобная, совершенная... Он мечтал о ней почти каждую ночь и грезил наяву днем. Она будила неведомые доселе ощущения в душе и теле. Между ее бедер покоился редкий цветок; овладеть ею – словно проникнуть в глубь лотоса и отыскать бесценный нефрит. Предвкушение обладания и невыносимо долгое ожидание терзали нервы. Последнее время Фолкон постоянно находился в состоянии чисто физического возбуждения – он все время хотел Джезмин, и все напоминавшее о ней вызывало новый прилив желания – запах, голос, мысль... Его постель никогда еще не была так пуста, и все же прикосновение простыни к телу действовало как любовное зелье. Почему-то Фолкон твердо знал – ее объятия, словно магическое зелье, заставят почувствовать себя полубогом.
Этот день был самым длинным в году, и после ужина Фолкон попросил Джезмин погулять с ним по саду. Девушка, конечно, знала, что перед ее отъездом в Лондон де Берг постарается побыть с ней наедине, и предполагала, что мужское самолюбие вынудит его диктовать невесте правила поведения, которым та должна неуклонно следовать во время долгой разлуки. Джезмин твердо решила не выходить из себя. Она будет покорной, ласковой, попытается выказать сожаление, заверит, что станет тосковать. Конечно, оказавшись в Лондоне, Джезмин собиралась делать все, что ей захочется!
На сад спустились сумерки. Длинные тени легли под деревьями, ласточки носились над землей в поисках зазевавшихся мошек, аромат цветов разливался в воздухе. Близость девушки вновь растревожила Фолкона, и он с трудом сдерживал желание уложить ее на мягкую траву.
Они остановились, встали лицом к лицу. Фолкон так много хотел сказать ей, миллионы слов любви, сотни признаний, нежных клятв, жаждал украсть тысячу поцелуев, коснуться мягкой, как лепестки роз, кожи, но вместо этого лишь выдавил:
– Двор – опасное место, Джезмин, не позволяй злу запятнать себя. Я счастлив думать, что ты еще не знала мужчин.
Протянув руку, он осторожно, двумя пальцами, взял душистую прядь и, вздрогнув от мгновенно пронзившего чувственного ощущения, сжал в ладонях прелестное личико и наклонил голову, чтобы приникнуть губами к ее розовому ротику.
Она поборола желание вырваться и заставила себя отдаться страстному поцелую, мысленно повторяя, что не мешает немного оттаять и выказать покорность, особенно если после сегодняшней ночи впереди ждут долгие месяцы свободы.
Фолкон оторвался от ее губ и прижал девушку к сердцу. Загрубевшие пальцы бережно гладили изящные контуры щек и скул. Волшебство сада перенесло их в благоухающий рай.
– Ах, Джезмин, – выдохнул он, – ты прекраснее любого цветка, распустившегося здесь, и готова к тому, чтобы быть сорванной, но если любая рука, кроме моей, протянется к нежному бутону, надеюсь, ты исцарапаешь ее до крови миллионами шипов.
Фолкон сжал ее руки и, подняв к губам, поцеловал тонкие запястья, а потом вновь притянул Джезмин к себе. Она чувствовала жар его ладоней сквозь жань платья и на мгновение представила, как эти руки прикасаются к ее обнаженной плоти, пониже спины, в ту ночь, когда они впервые будут лежать в брачной постели. Девушка вздрогнула, когда язык Фолкона проник в ее рот, но не поняла, вызван ли ошоб отвращением или желанием. Она мучительно сознавала, в какой опасности находится: он с такой страстью хотел ее, что вскоре, без всякого сомнения, сломит ее сопротивление.
– Нет, Фолкон, нет, – тихо охнула она, почти не к состоянии дышать от его близости, и начала слабо сопротивляться.– Пусти меня! – вскрикнула наконец Джезмин, что было сил упираясь кулачками в широкие плечи.
Но Фолкон неожиданно легко, словно ребенка, подхватил ее и оторвал от земли.
– Куда ты несешь меня? – тревожно встрепенулась девушка.
Зарывшись лицом в шелковистую массу волос, Фолкон хрипло прошептал:
– В мою спальню, дорогая. Не могу больше ждать.
– Фолкон, не нужно портить мне эту чудесную ночь. Я хочу, чтобы она осталась у меня в памяти, не запачканная воспоминаниями о том, как ты силой взял мое тело, чтобы удовлетворить проснувшуюся похоть, – в панике умоляла Джезмин.
Фолкон нехотя опустил руки, позволяя Джезмин вновь соскользнуть на землю. Та попыталась отпрянуть, с ужасом заметив, что ткань корсажа зацепилась эа застежку его дублета и порвалась, обнажив грудь. Фолкон, застонав, мгновенно припал губами к соблазнительной округлости.
– Милорд, вы не должны делать столь скандальных вещей, – задохнулась девушка.– Позвольте пожелать вам спокойной ночи.
Но сильная рука удерживала ее на месте.
– Разве тебя не возбуждают скандальные вещи? – поддразнил он.
– Нет! Я должна идти, – отбивалась девушка.– Совершенно ясно, что ты не можешь держать руки при себе.
– Если я пообещаю не прикасаться к тебе сегодня, останешься еще немного?
– Зачем? – недоверчиво спросила Джезмин.
– Мне доставляет удовольствие просто наблюдать за тобой, смотреть на тебя, – признался Фолкон, увлекая ее к скамейке в уединенном уголке.
Девушка нервно рассмеялась.
– Тебе это скоро надоест и станет скучно, я уверена.
Он уселся и, усадив Джезмин рядом, сжал ее руки, чтобы его собственные не тянулись помимо воли хозяина к запретному плоду.
– Я мог бы смотреть на тебя всю ночь... Я мог бы юбоваться тобой спящей... танцующей... купающейся .. хочу наблюдать, как ты одеваешься, ради невероятного наслаждения раздеть тебя, чтобы потом мы могли начать все сначала.
– Ты не должен так говорить... это неприлично, – запротестовала девушка.
– Джезмин, я не хочу быть «приличным» с тобой не желаю, чтобы ты была «приличной» в моем присутствии. Только подумай обо всех любовниках, сидевших в этом саду до нас, – прошептал он.
– Но мы не любовники!
– Но могли бы ими стать, милая. Отдайся мне, Джесси, – страстно прошептал Фолкон.
Джезмин пыталась казаться весело-небрежной, юбы отвлечь Фолкона и заставить отказаться от натойчивого намерения.
– Ах, милорд, год пролетит так быстро, ты и не заметишь, а потом будь по-твоему, можешь тащить меня в Маунтин-Эш, и я покорюсь.
– Год?! – прогремел Фолкон, хмурясь, словно грозовая туча.– Три месяца, мистрисс, я не ошибаюсь, вы выйдете за меня через три месяца, если, конечно, я к тому времени не попаду в ад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
И на глазах Фолкона словно наполненное переливчатым сверканием покрывало окутало девушку; поздух вокруг нее будто сгустился. Она была залита нестерпимо ярким солнечным светом, как если бы ее аypa и аура солнца слились. Потом светило подняпось выше, и старуха вновь накинула на Джезмин мантию прежде, чем ее успела коснуться тень огромного камня.
После ухода женщин Фолкон еще долго лежал на камне. Джезмин так не походила на других женщин! Прекрасная, чистая, ангелоподобная, совершенная... Он мечтал о ней почти каждую ночь и грезил наяву днем. Она будила неведомые доселе ощущения в душе и теле. Между ее бедер покоился редкий цветок; овладеть ею – словно проникнуть в глубь лотоса и отыскать бесценный нефрит. Предвкушение обладания и невыносимо долгое ожидание терзали нервы. Последнее время Фолкон постоянно находился в состоянии чисто физического возбуждения – он все время хотел Джезмин, и все напоминавшее о ней вызывало новый прилив желания – запах, голос, мысль... Его постель никогда еще не была так пуста, и все же прикосновение простыни к телу действовало как любовное зелье. Почему-то Фолкон твердо знал – ее объятия, словно магическое зелье, заставят почувствовать себя полубогом.
Этот день был самым длинным в году, и после ужина Фолкон попросил Джезмин погулять с ним по саду. Девушка, конечно, знала, что перед ее отъездом в Лондон де Берг постарается побыть с ней наедине, и предполагала, что мужское самолюбие вынудит его диктовать невесте правила поведения, которым та должна неуклонно следовать во время долгой разлуки. Джезмин твердо решила не выходить из себя. Она будет покорной, ласковой, попытается выказать сожаление, заверит, что станет тосковать. Конечно, оказавшись в Лондоне, Джезмин собиралась делать все, что ей захочется!
На сад спустились сумерки. Длинные тени легли под деревьями, ласточки носились над землей в поисках зазевавшихся мошек, аромат цветов разливался в воздухе. Близость девушки вновь растревожила Фолкона, и он с трудом сдерживал желание уложить ее на мягкую траву.
Они остановились, встали лицом к лицу. Фолкон так много хотел сказать ей, миллионы слов любви, сотни признаний, нежных клятв, жаждал украсть тысячу поцелуев, коснуться мягкой, как лепестки роз, кожи, но вместо этого лишь выдавил:
– Двор – опасное место, Джезмин, не позволяй злу запятнать себя. Я счастлив думать, что ты еще не знала мужчин.
Протянув руку, он осторожно, двумя пальцами, взял душистую прядь и, вздрогнув от мгновенно пронзившего чувственного ощущения, сжал в ладонях прелестное личико и наклонил голову, чтобы приникнуть губами к ее розовому ротику.
Она поборола желание вырваться и заставила себя отдаться страстному поцелую, мысленно повторяя, что не мешает немного оттаять и выказать покорность, особенно если после сегодняшней ночи впереди ждут долгие месяцы свободы.
Фолкон оторвался от ее губ и прижал девушку к сердцу. Загрубевшие пальцы бережно гладили изящные контуры щек и скул. Волшебство сада перенесло их в благоухающий рай.
– Ах, Джезмин, – выдохнул он, – ты прекраснее любого цветка, распустившегося здесь, и готова к тому, чтобы быть сорванной, но если любая рука, кроме моей, протянется к нежному бутону, надеюсь, ты исцарапаешь ее до крови миллионами шипов.
Фолкон сжал ее руки и, подняв к губам, поцеловал тонкие запястья, а потом вновь притянул Джезмин к себе. Она чувствовала жар его ладоней сквозь жань платья и на мгновение представила, как эти руки прикасаются к ее обнаженной плоти, пониже спины, в ту ночь, когда они впервые будут лежать в брачной постели. Девушка вздрогнула, когда язык Фолкона проник в ее рот, но не поняла, вызван ли ошоб отвращением или желанием. Она мучительно сознавала, в какой опасности находится: он с такой страстью хотел ее, что вскоре, без всякого сомнения, сломит ее сопротивление.
– Нет, Фолкон, нет, – тихо охнула она, почти не к состоянии дышать от его близости, и начала слабо сопротивляться.– Пусти меня! – вскрикнула наконец Джезмин, что было сил упираясь кулачками в широкие плечи.
Но Фолкон неожиданно легко, словно ребенка, подхватил ее и оторвал от земли.
– Куда ты несешь меня? – тревожно встрепенулась девушка.
Зарывшись лицом в шелковистую массу волос, Фолкон хрипло прошептал:
– В мою спальню, дорогая. Не могу больше ждать.
– Фолкон, не нужно портить мне эту чудесную ночь. Я хочу, чтобы она осталась у меня в памяти, не запачканная воспоминаниями о том, как ты силой взял мое тело, чтобы удовлетворить проснувшуюся похоть, – в панике умоляла Джезмин.
Фолкон нехотя опустил руки, позволяя Джезмин вновь соскользнуть на землю. Та попыталась отпрянуть, с ужасом заметив, что ткань корсажа зацепилась эа застежку его дублета и порвалась, обнажив грудь. Фолкон, застонав, мгновенно припал губами к соблазнительной округлости.
– Милорд, вы не должны делать столь скандальных вещей, – задохнулась девушка.– Позвольте пожелать вам спокойной ночи.
Но сильная рука удерживала ее на месте.
– Разве тебя не возбуждают скандальные вещи? – поддразнил он.
– Нет! Я должна идти, – отбивалась девушка.– Совершенно ясно, что ты не можешь держать руки при себе.
– Если я пообещаю не прикасаться к тебе сегодня, останешься еще немного?
– Зачем? – недоверчиво спросила Джезмин.
– Мне доставляет удовольствие просто наблюдать за тобой, смотреть на тебя, – признался Фолкон, увлекая ее к скамейке в уединенном уголке.
Девушка нервно рассмеялась.
– Тебе это скоро надоест и станет скучно, я уверена.
Он уселся и, усадив Джезмин рядом, сжал ее руки, чтобы его собственные не тянулись помимо воли хозяина к запретному плоду.
– Я мог бы смотреть на тебя всю ночь... Я мог бы юбоваться тобой спящей... танцующей... купающейся .. хочу наблюдать, как ты одеваешься, ради невероятного наслаждения раздеть тебя, чтобы потом мы могли начать все сначала.
– Ты не должен так говорить... это неприлично, – запротестовала девушка.
– Джезмин, я не хочу быть «приличным» с тобой не желаю, чтобы ты была «приличной» в моем присутствии. Только подумай обо всех любовниках, сидевших в этом саду до нас, – прошептал он.
– Но мы не любовники!
– Но могли бы ими стать, милая. Отдайся мне, Джесси, – страстно прошептал Фолкон.
Джезмин пыталась казаться весело-небрежной, юбы отвлечь Фолкона и заставить отказаться от натойчивого намерения.
– Ах, милорд, год пролетит так быстро, ты и не заметишь, а потом будь по-твоему, можешь тащить меня в Маунтин-Эш, и я покорюсь.
– Год?! – прогремел Фолкон, хмурясь, словно грозовая туча.– Три месяца, мистрисс, я не ошибаюсь, вы выйдете за меня через три месяца, если, конечно, я к тому времени не попаду в ад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125