Его тепло проникло в нее; девушка прижалась к Фолкону, и крепкий сон завладел ею. Но Фолкон не мог сомкнуть глаз – ночь обещала открыть ему волшебные тайны. Он лежал, охваченный невыносимо сладкой мукой, желая Джезмин больше, чем любую другую женщину до нее, и все же потребность защитить и охранять ее была сильнее страстного томления. Он познал глубокое удовлетворение лишь оттого, что она здесь рядом и беззаветно вверилась ему Нежный аромат ударил в ноздри, и Фолкон позволил воображению унести себя далеко, предался буйным фантазиям, пока кровь не закипела в жилах, а могучее орудие мужественности набухло до такой степени, что боль, казалось, вот-вот убьет его. Фол кон ласкал бледно-золотистые пряди, целовал, нюхал, пробовал на вкус, потом обернул ими свою шею, связав их воедино, Потом слегка приподнял меха, чтобы через тонкую сорочку лучше видеть нежную грудь, прижатую к загорелой коже, поросшей темным волосом.
Их тела так контрастировали друг с другом, что Фолкон дрожал как в ознобе и пообещал себе поставить огромное зеркало в спальне, чтобы наблюдать, как они занимаются любовью. Он потерся кончиком возбужденного члена о шелковистую кожу ее бедра и вновь вздрогнул, испытав ошеломляющее блаженство. Джезмин повернулась во сне, и упругая грудь уперлась в его ладонь. Фолкон осторожно сжал нежный холмик и наклонил голову, чтобы отведать его сладость, но принудил себя отодвинуться, чтобы не впиться губами в соблазнительный твердый сосок, боясь, что Джезмин наверняка проснется и начнет вырываться. Никогда раньше Фолкон не испытывал столь сокрушительного голода. Для него было невыносимой пыткой лежать рядом и не овладеть Джезмин, но он обещал, что с ним она будет в безопасности. Фолкон подождет брачной ночи... но сейчас не мог найти в себе силы не прикасаться к ней, не наскать ее с головы до ног. Мучительное желание очувствовать ее тело под своим, сжать ее сильными бедрами наконец одолело Фолкона, и он осторожно приподнялся и расставил ноги, потом медленно наклонился над девушкой и позволил шелковистой головке напряженного орудия скользнуть в ложбинку между грудями... потом осмелился пойти дальше, пока не оказался на волосок от ее губ. Фолкон был в таком состоянии, что, ощутив дуновение ее теплого дыхания, совершенно обезумел. Прежде Фолкон думал, что может отодвинуться в любое время, но теперь понял, что достиг предела, когда уже не владеет собой. Скорчившись над ней, он вел неравную борьбу с распаленными чувствами, закрыв глаза, чтобы не видеть ее белоснежной прелести, разжигавшей еще сильнее. Сердце и тело вели поединок. Это было медленной мучительной казнью, но наконец Фолкон иставил бунтующую плоть смириться, лег рядом с Джезмин, чтобы охладить бьющую в виски кровь. Он не мог двинуться, ослабев от вожделения.
Фолкон заснул только перед рассветом, Джезмин пробудило его ровное дыхание. Она залилась краской, выпутывая волосы из его жадных пальцев, и, наконец освободившись, выскользнула из шатра.
Глаза Мэри Энн Фитцуолтер затуманились, когда Джезмин крадучись вошла в маленькую комнату, ко-юрую девушки делили с Эстеллой.
– О Джезмин, ты провела ночь с любовником! Я так счастлива за тебя и ужасно завидую!– вздохнула Мэри Энн.
– Но Фолкон вовсе не мой любовник! Наша помолвка – дело временное, я намереваюсь разорвать ее, как только будет возможно.
Джезмин быстро взглянула в сторону Эстеллы, ожидая взрыва ярости и упреков за ночь, проведенную в шатре де Берга, но отношение госпожи Уинвуд к предстоящему замужеству внучки претерпело разительные изменения. Она увидела продажность и развращенность королевского двора. Порочность короля Джона, словно болезнь, заражала всех, с кем он соприкасался. Джезмин окажется в безопасности, если станет любимой, обожаемой женой могущественного де Берга. До сих пор ей ничто не грозило, но Эстелла прекрасно знала, насколько ненасытен король. Ему было мало еженощных извращенных забав с девочкой-женой, король стремился овладеть любой увиденной молодой женщиной. Всем было известно, что жены королевских фаворитов и дворян давно перебывали в его постели, а теперь он начинал посматривать в сторону их дочерей. Сначала мужчины были возмущены, но у Джона не было совести. Он не гнушался подкупом, обманом, угрозами. И придворные вскоре обнаружили, что угрозы отнюдь не были пустыми: Джон был способен на любую подлость и доказывал это на деле каждый день.
Короля прекрасно приняли в замке Беркхемстед не только потому, что он был его владельцем, но еще и из-за страшных слухов, более многочисленных, чем количество лондонских шлюх в ночь с четверга на пятницу. Несмотря на усталость, проницательная госпожа Уинвуд прислушивалась к сплетням, расспрашивая всех – от последней служанки до герцогини. Оказалось, что церковь была взбешена сексуальными излишествами Джона, но самым ужасным его деянием оказалось то, что он стремился захватить полную власть, сведя могущество священников к нулю как в церковных, так и в светских делах. И – о смертный грех – он даже осмелился отбирать их доходы!
Аббаты и монахи обратились к Хьюберту Уолтеру, архиепископу Кентерберийскому, с просьбой предъявить королю ультиматум и вновь обратить его в лоно церкви, но архиепископ был стар и болен, поэтому ничего не хотел предпринимать официально. Один за другим отцы церкви выступали против короля: Джеффри, архидиакон Норвичский, епископ Ворчестерский и другие. Только близкий друг Джона, епископ Линкольн, оставался верен ему. Однако авторитет этих священников был все же не так велик, как у архиепископа, поэтому король попросту смеялся над ними и клялся отомстить.
Лорды и бароны тоже были на грани мятежа. Их земли и сама жизнь зависели от каприза безумного монарха. Джон требовал денег, приказывал в любую минуту быть готовыми к войне, брал их сыновей заложниками, чтобы обеспечить преданность отцов. В его крепостях Корф, Карисбрук, Уиндзор и Дувр содержались дети самых богатых и могущественных аристократов как гарантия того, что знать не поднимет восстания. Обычай этот был древним и до сей поры почитаемым, но Хьюберт де Берг как-то признался Эвизе, что Джон, пожалуй, зашел чертовски далеко, когда попросил его ослепить своего юного племянника Артура, чтобы тот никогда не смог получить трон.
Эвиза, страстно ненавидевшая Джона, теперь получила оружие против бывшего мужа и рассказывала об этом направо и налево, приукрашивая и преувеличивая доверенную ей любовником тайну, чем еще больше подливала масла в огонь. Она объявила, что Артур таинственно исчез, и теперь многие люди не стеснялись обвинять короля Джона в том, что он избавился от собственного племянника. Эвиза до того прожужжала уши своей подруге Матильде де Бреоз, леди Хей, что та, окончательно скандализованная, передала сплетню своему мужу лорду Уильяму, владельцу обширных земель в Уэльсе и Ирландии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125