Роберта объявили вне закона, но люди не пожелали вьдать его даже за награду и вместо этого сотнями стекаются в лес. Он стал некоронованным королем.
– Я знал, что ты все время был неподалеку и наблюдал за нами, – взвился де Берг.– Ощущал твое присутствие. Ты подстрелил моего оруженосца по ошибке, стрела предназначалась мне.
– Нет, – покачал головой Роберт, – это не я. Проверь стрелы в моем колчане. Я делаю их из лиственницы и наконечники утяжеляю свинцом. Перья беру у диких уток.
Проверив колчан, де Берг убедился, что разбойник говорит правду.
– Ты видел, кто стрелял? – нахмурился он.
– Один из людей графа Честера. Не знаю, кто именно.
Джезмин привстала на цыпочки, пытаясь заглянуть в глаза де Берга. Тот немного наклонил голову.
– Фолкон, пожалуйста, ради меня, отпусти его. Произнесенная шепотом мольба повисла в воздухе. Джезмин впервые с такой нежностью назвала его по имени, и голос звучал так просительно. Мгновенно приняв решение, Фолкон поднял с пола нож и разрезал веревку, которой был связан узник.
– Надеюсь, когда-нибудь сумею отблагодарить тебя за доброту, – сказал легендарный разбойник, растирая затекшие запястья. Он с трудом поднялся, прижал к себе рыдающую Мэри Энн.– Уйдем со мной, – попросил он.– Стань моей женой, и я буду любить тебя вечно.
– Я согласна, – не колеблясь, воскликнула она. Счастье, озарившее ее лицо, превратило ничем не примечательную девушку в ослепительную красавицу. Роберт приложил палец к ее губам, чтобы Мэри Энн не всполошила стражу, и немного приоткрыл дверь, желая убедиться, что все в порядке. И хотя по каменной лестнице идти гораздо безопаснее, де Берг был уверен: не имей Роберт другого выхода, спустился бы вместе с возлюбленной из окна по веревке.
– Господи, какая глупышка! – охнула Джезмин. Но Фолкон, схватив ее за плечи, порывисто притянул к себе.
– Почему? Потому что ушла с человеком, которому нечего ей дать, кроме собственной силы и любви? Она не глупа, просто храбрая и мужественная. Мужчина может все отдать за такую женщину, – восхищенно прошептал он.
Руки его сжались, и Джезмин почувствовала мощь его тела, мускулистых плеч, длинных ног. Фолкон сжал ее в объятиях так, что оторвал от земли, и, прижавшись губами к губам, позволил ей медленно соскользнуть на пол, пока ступни девушки не коснулись ковра. Потом осторожно развел края выреза ночной сорочки, начал ласкать нежные груди.
– Не надо! – вздрогнув, вскрикнула Джезмин.
– Милая, милая, до рассвета остался всего лишь час. Позволь мне любить тебя.– И, чувствуя сопротивление девушки, прошептал:– Тебе не нужно отдавать все до свадьбы, но, черт возьми, подари мне хоть что-нибудь!
Нетерпеливый рот прижался к ее шее, потом чучь пониже, там, где беспорядочно билось сердце.
– Нет, де Берг, не делай этого, – выкрикнула она.
– Джезмин, ты попросила меня о чем-то, и я согласился, теперь настала очередь выполнить мою просьбу.
– Ты не просишь, – прошипела она.– Никогда не просишь. Приказываешь, командуешь, берешь, только не просишь.
– Прошу, Джезмин, просил только сейчас, но унижаться и ползать на коленях не намерен. Я мужчина! – Фолкон широко развел руки.– Чего ты хочешь от меня?
– А ты готов все исполнить?
– Клянусь, – пообещал де Берг.– Так что же ты желаешь?
– Ничего, – довольно расхохоталась Джезмин. Фолкон предложил все на свете, но она отказалась.
Он едва сдержался, чтобы не ударить ее. Эта девчонка постоянно доводила его до грани насилия, жестоко испытывая терпение. Грубо схватив Джезмин, он впился губами в ее рот, ощущая боль в распухшей челюсти и желая почему-то причинить боль и ей. Жесткими, безжалостными руками он ощупывал все потайные местечки ее хрупкого тела, заглушая крики Джезмин откровенно чувственными поцелуями. Потом так же резко отпустив ее, сказал со смертельно холодной решимостью:
– Ну что ж, ты обвинила меня в том, что беру, не спрашивая... так тому и быть.
Спокойно взявшись за край выреза сорочки, он одним движением разорвал тонкую ткань сверху донизу.
– Боже, что ты наделал? Опять все порвал! Ты, должно быть, окончательно обезумел! – взвизгнула Джезмин, отбросив ногой лохмотья и инстинктивно скрестив руки на обнаженной груди.
– Я должен тебе одну сорочку и одну хорошую порку твоим же хлыстом, – процедил Фолкон, хватая кнут с тарурета.
Джезмин повернулась и бросилась бежать. Но гнев Фолкона мгновенно сменился вожделением при виде длинных стройных ножек и соблазнительных округлостей голых ягодиц. Джезмин вжалась в дальний угол, глядя на Фолкона полными страха глазами, ожидая, что тот немедленно набросится на нее с кнутом, но единственным его намерением было преподать девушке урок любви.
Фолкон снова приподнял ее так, чтобы удобнее было целовать, но кольчуга впилась в упругие груди, и Джезмин вскрикнула от боли. Фолкон рывком скинул кольчугу; послышался резкий зловещий лязг металла. Прежде чем вновь схватить девушку, Фолкон развязал тесемку штанов, так что грозное орудие вырвалось наружу. Не смея взглянуть на него, Джезмин подняла умоляющие глаза, но увидела лишь искаженное похотью лицо. Прижав ее к стене, Фолкон чуть согнул колени, чтобы вовремя поддержать Джезмин, когда он одним мощным толчком войдет в нее. Дрожь предвкушения пронизывала его с головы до пят.
У Джезмин не было иного оружия, кроме острого языка, крепких зубов и длинных ногтей... да еще ума и сообразительности. Она решила вначале применить первое:
– Меня тошнит от тебя! Грубый, бесчувственный дикарь! Собственная похоть свела тебя с ума! Ни до кого нет дела, кроме как до себя! Твой оруженосец при смерти, а у тебя в голове одно: лишь бы трахнуться!
Грязное слово, брошенное прелестной девушкой, вернуло Фолкона на землю. Джезмин сказала правду! Впервые со времен юности ему было так стыдно. Он рывком поставил Джезмин на ноги, поднял с пола кольчугу и вышел из комнаты. Джезмин врезалась в стену, ушибла бедро и, сжав кулаки, громко воскликнула:
– Клянусь Богом, де Берг, прежде чем я покончу с тобой, заставлю ползать на коленях и умолять, заставлю извиняться за каждое нанесенное мне оскорбление!
Подойдя к шатру, Фолкон услыхал неразборчивое бормотанье Жервеза и понял, что тот бредит. Он поднял полог и вошел как раз в тот момент, когда Эстелла вливала в рот раненого очередную порцию горького отвара. Острые глаза старухи мгновенно заметили покрытое синяками лицо, гневный взгляд, мгновенно ставший тревожным, – Фолкон явно беспокоился за оруженосца.
– Хорошо, что ты вернулся, – сказала она, – лихорадка скоро уляжется, и он будет насквозь мокрый от пота. Можешь помочь мне переодеть его и сменить простыни.
– Я ценю все, что ты сделала, госпожа Уинвуд, – кивнул Фолкон.
– Подрался из-за Джезмин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
– Я знал, что ты все время был неподалеку и наблюдал за нами, – взвился де Берг.– Ощущал твое присутствие. Ты подстрелил моего оруженосца по ошибке, стрела предназначалась мне.
– Нет, – покачал головой Роберт, – это не я. Проверь стрелы в моем колчане. Я делаю их из лиственницы и наконечники утяжеляю свинцом. Перья беру у диких уток.
Проверив колчан, де Берг убедился, что разбойник говорит правду.
– Ты видел, кто стрелял? – нахмурился он.
– Один из людей графа Честера. Не знаю, кто именно.
Джезмин привстала на цыпочки, пытаясь заглянуть в глаза де Берга. Тот немного наклонил голову.
– Фолкон, пожалуйста, ради меня, отпусти его. Произнесенная шепотом мольба повисла в воздухе. Джезмин впервые с такой нежностью назвала его по имени, и голос звучал так просительно. Мгновенно приняв решение, Фолкон поднял с пола нож и разрезал веревку, которой был связан узник.
– Надеюсь, когда-нибудь сумею отблагодарить тебя за доброту, – сказал легендарный разбойник, растирая затекшие запястья. Он с трудом поднялся, прижал к себе рыдающую Мэри Энн.– Уйдем со мной, – попросил он.– Стань моей женой, и я буду любить тебя вечно.
– Я согласна, – не колеблясь, воскликнула она. Счастье, озарившее ее лицо, превратило ничем не примечательную девушку в ослепительную красавицу. Роберт приложил палец к ее губам, чтобы Мэри Энн не всполошила стражу, и немного приоткрыл дверь, желая убедиться, что все в порядке. И хотя по каменной лестнице идти гораздо безопаснее, де Берг был уверен: не имей Роберт другого выхода, спустился бы вместе с возлюбленной из окна по веревке.
– Господи, какая глупышка! – охнула Джезмин. Но Фолкон, схватив ее за плечи, порывисто притянул к себе.
– Почему? Потому что ушла с человеком, которому нечего ей дать, кроме собственной силы и любви? Она не глупа, просто храбрая и мужественная. Мужчина может все отдать за такую женщину, – восхищенно прошептал он.
Руки его сжались, и Джезмин почувствовала мощь его тела, мускулистых плеч, длинных ног. Фолкон сжал ее в объятиях так, что оторвал от земли, и, прижавшись губами к губам, позволил ей медленно соскользнуть на пол, пока ступни девушки не коснулись ковра. Потом осторожно развел края выреза ночной сорочки, начал ласкать нежные груди.
– Не надо! – вздрогнув, вскрикнула Джезмин.
– Милая, милая, до рассвета остался всего лишь час. Позволь мне любить тебя.– И, чувствуя сопротивление девушки, прошептал:– Тебе не нужно отдавать все до свадьбы, но, черт возьми, подари мне хоть что-нибудь!
Нетерпеливый рот прижался к ее шее, потом чучь пониже, там, где беспорядочно билось сердце.
– Нет, де Берг, не делай этого, – выкрикнула она.
– Джезмин, ты попросила меня о чем-то, и я согласился, теперь настала очередь выполнить мою просьбу.
– Ты не просишь, – прошипела она.– Никогда не просишь. Приказываешь, командуешь, берешь, только не просишь.
– Прошу, Джезмин, просил только сейчас, но унижаться и ползать на коленях не намерен. Я мужчина! – Фолкон широко развел руки.– Чего ты хочешь от меня?
– А ты готов все исполнить?
– Клянусь, – пообещал де Берг.– Так что же ты желаешь?
– Ничего, – довольно расхохоталась Джезмин. Фолкон предложил все на свете, но она отказалась.
Он едва сдержался, чтобы не ударить ее. Эта девчонка постоянно доводила его до грани насилия, жестоко испытывая терпение. Грубо схватив Джезмин, он впился губами в ее рот, ощущая боль в распухшей челюсти и желая почему-то причинить боль и ей. Жесткими, безжалостными руками он ощупывал все потайные местечки ее хрупкого тела, заглушая крики Джезмин откровенно чувственными поцелуями. Потом так же резко отпустив ее, сказал со смертельно холодной решимостью:
– Ну что ж, ты обвинила меня в том, что беру, не спрашивая... так тому и быть.
Спокойно взявшись за край выреза сорочки, он одним движением разорвал тонкую ткань сверху донизу.
– Боже, что ты наделал? Опять все порвал! Ты, должно быть, окончательно обезумел! – взвизгнула Джезмин, отбросив ногой лохмотья и инстинктивно скрестив руки на обнаженной груди.
– Я должен тебе одну сорочку и одну хорошую порку твоим же хлыстом, – процедил Фолкон, хватая кнут с тарурета.
Джезмин повернулась и бросилась бежать. Но гнев Фолкона мгновенно сменился вожделением при виде длинных стройных ножек и соблазнительных округлостей голых ягодиц. Джезмин вжалась в дальний угол, глядя на Фолкона полными страха глазами, ожидая, что тот немедленно набросится на нее с кнутом, но единственным его намерением было преподать девушке урок любви.
Фолкон снова приподнял ее так, чтобы удобнее было целовать, но кольчуга впилась в упругие груди, и Джезмин вскрикнула от боли. Фолкон рывком скинул кольчугу; послышался резкий зловещий лязг металла. Прежде чем вновь схватить девушку, Фолкон развязал тесемку штанов, так что грозное орудие вырвалось наружу. Не смея взглянуть на него, Джезмин подняла умоляющие глаза, но увидела лишь искаженное похотью лицо. Прижав ее к стене, Фолкон чуть согнул колени, чтобы вовремя поддержать Джезмин, когда он одним мощным толчком войдет в нее. Дрожь предвкушения пронизывала его с головы до пят.
У Джезмин не было иного оружия, кроме острого языка, крепких зубов и длинных ногтей... да еще ума и сообразительности. Она решила вначале применить первое:
– Меня тошнит от тебя! Грубый, бесчувственный дикарь! Собственная похоть свела тебя с ума! Ни до кого нет дела, кроме как до себя! Твой оруженосец при смерти, а у тебя в голове одно: лишь бы трахнуться!
Грязное слово, брошенное прелестной девушкой, вернуло Фолкона на землю. Джезмин сказала правду! Впервые со времен юности ему было так стыдно. Он рывком поставил Джезмин на ноги, поднял с пола кольчугу и вышел из комнаты. Джезмин врезалась в стену, ушибла бедро и, сжав кулаки, громко воскликнула:
– Клянусь Богом, де Берг, прежде чем я покончу с тобой, заставлю ползать на коленях и умолять, заставлю извиняться за каждое нанесенное мне оскорбление!
Подойдя к шатру, Фолкон услыхал неразборчивое бормотанье Жервеза и понял, что тот бредит. Он поднял полог и вошел как раз в тот момент, когда Эстелла вливала в рот раненого очередную порцию горького отвара. Острые глаза старухи мгновенно заметили покрытое синяками лицо, гневный взгляд, мгновенно ставший тревожным, – Фолкон явно беспокоился за оруженосца.
– Хорошо, что ты вернулся, – сказала она, – лихорадка скоро уляжется, и он будет насквозь мокрый от пота. Можешь помочь мне переодеть его и сменить простыни.
– Я ценю все, что ты сделала, госпожа Уинвуд, – кивнул Фолкон.
– Подрался из-за Джезмин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125