Но все равно я думаю, что они не должны были заставлять ее нарушить священную клятву.
— Хуже того, — со злобой продолжила Эсме, — не прошло и года, как ока вышла замуж за его брата. Она из благородных и очень богатая, вот семейство Джексона и не смирилось с потерей, быстренько ее снова подцепили. А моего отца изгнали навсегда.
— Странные люди эти англичане, — задумчиво сказала Доника.
— Они противоестественные! Знаешь, что сказал мой английский дед, узнав о моем рождении? В своем отвратительном письме он написал: «Мало того что ты своей распущенностью опозорил имя Брентморов. Что ты промотал имущество тетки и разбил сердце матери. Что сбежал, а не остался, как мужчина, исправлять свои ошибки. Нет, тебе надо было еще увеличить наш позор — ты вступил в ряды турецких разбойников, женился на бессловесной дикарке и добавил в мир отравы в виде еще одного дикаря».
Доника в ужасе таращила глаза.
— По-английски это звучит еще хуже, — хмуро заверила ее Эсме. — И в эту семью отец желает меня ввести!
Доника придвинулась поближе и обняла подругу за плечи:
— Я понимаю, это трудно, но ты принадлежишь семье отца — по крайней мере пока не выйдешь замуж. Может быть, это случится скоро. Я уверена, в Англии отец найдет тебе мужа. Я видела англичан. Они высокие, выше французов, и некоторые из них красивые и сильные.
— Ага, и все умирают от желания взять в жены безобразную дикарку.
— Ты не безобразная! Вон какие у тебя красивые, сильные волосы, прямо огнем горят. — Доника погладила густые рыжие кудри Эсме. — И глаза у тебя прекрасные. Так и мама говорит. Она сказала, что они как будто вечнозеленые. И кожа у тебя гладкая, — добавила она и коснулась щеки рукой.
— У меня нет груди, — насупилась Эсме. — А руки и ноги — как щепки для растопки дров.
— Мама говорит, если девушка сильная, то не беда, что она худая. Она сама была худышка, а родила семь здоровых детей.
— Я не хочу рожать детей иностранцу! — выпалила Эсме. — Я не желаю лезть в постель к мужчине, который не знает моего языка, и растить детей, которые никогда ему не научатся.
Доника усмехнулась:
— В постели тебе не придется с ним разговаривать. Эсме с укоризной посмотрела на нее:
— Не надо было передавать тебе, что мне рассказал Джейсон про то, как делают детей.
— Я очень рада, что ты меня просветила, теперь я не так боюсь. Кажется, это не трудно. Только поначалу стыдно.
— По-моему, прежде всего это больно, — сказала Эсме, моментально переключившись на щекотливую тему. — Но я уже два раза была ранена, а это не может быть хуже, чем когда пуля вопьется в тело.
Доника смотрела на нее с восхищением.
— Ты ничего не боишься, маленькая воительница. Если ты лицом к лицу встречалась с бандитами, то уж с английским ребенком у тебя не будет трудностей! Но я буду по тебе скучать. Хорошо бы отец нашел тебе мужа здесь! — Она вздохнула и посмотрела на море.
— Хорошо бы найти гору бриллиантов. Знаешь, у меня лучше получается быть парнем, а не девушкой, воином, а не женой. Мужчина должен быть совсем старым и доведенным до отчаяния, чтобы захотеть взять меня в жены, когда за те же деньги может получить пухленькое, хорошенькое, нежное создание.
Доника спихнула в воду камень.
— Говорят, Исмал тебя хочет. А он не старый и отчаявшийся, а молодой и богатый.
— И мусульманин. Скорее меня сварят в кипящем масле, чем запрут в гареме, — твердо заявила Эсме. — Даже Англия с родственниками, которые считают меня дикаркой, и то лучше. — Немного подумав, она сказала: — Я тебе не рассказывала, но однажды так чуть и не случилось.
Доника живо повернулась к ней.
— Мне было четырнадцать лет, — продолжала Эсме. — Я гостила у бабушки в Гирокастре. Там был Исмал со своей семьей. В саду он за мной погнался, я думала, что играет, но он… — Она покраснела и остановилась.
— Но он что?!
Хотя никто не мог их услышать, Эсме понизила голос:
— Он поймал меня и поцеловал… в рот.
— Неужели?!
Эсме покачала головой — у албанцев это утвердительный знак.
— Ну и как это было? — пылко спросила Доника. — Он такой красивый! Как принц. Волосы золотые, глаза — как голубые брильянты…
— Это было мокро, — прервала ее восторги Эсме. — Мне совсем не понравилось. Я его отпихнула, вытерла губы и громко выругала. А он лег на землю и стал смеяться. Я подумала, он сошел с ума, и боялась, что его дед сделает предложение и мне придется выйти замуж за этого сумасшедшего с мокрым ртом и жить в его гареме… Но ничего такого не случилось. А если б это произошло, Джейсон сказал бы «нет».
Доника засмеялась:
— Поверить не могу! Ты лягнула кузена Али-паши?! Тебя могли казнить!
— А ты бы на моем месте что сделала?
— Позвала на помощь, конечно! Но тебе и в голову не придет звать на помощь. Ты думаешь, что ты не только воин, но и целое войско.
Эсме задумчиво смотрела на море. Теперь каждый новый день будет уносить ее все дальше от всего, что она знает и любит… уносить навсегда.
— Мой отец — не назойливый проситель, не враг. Я не могу с ним сражаться, — тихо сказала она. — Когда он наконец признался, что тоскует по родине, мне стало стыдно за то, что я с ним спорила. Я пожаловалась тебе только для того, чтобы облегчить душу, ты не принимай всерьез. Я знаю, что я должна делать. Без меня он не поедет, а я его слишком люблю, чтобы заставлять остаться. Ради него я все сделаю самым лучшим образом.
— Все не так плохо. — Доника постаралась утешить подругу. — Сначала ты будешь скучать по родине, но потом выйдешь замуж, у тебя появятся дети — представляешь, как ты будешь счастлива? Подумай, какой богатой и полной жизнью ты заживешь!
Эсме смотрела на море, не знающее жалости, и видела впереди одну пустоту. Но ее подруга — вот чудеса! — была влюблена в мужчину, которого семья для нее выбрала. «Хватит жалеть себя, — решила Эсме. — Прочь уныние. У Доники счастливое время, и не надо его портить».
— Так и будет, — сказала Эсме и засмеялась. — А своих детей я тайком научу албанскому языку.
Отранто
— Я должен попросить вас об одолжении, Иденмонт, — сказал сэр Джеральд, когда Вариан наливал себе вторую чашку кофе. — Я надеялся вскоре уехать в Англию, но мои обязанности требуют иного. Я хочу, чтобы вы отвезли Персиваля в Венецию.
— Я, конечно, был бы рад оказать вам услугу, — вежливо пробормотал Вариан, — но…
— Я понимаю, что прошу слишком многого, — прервал баронет. — Но у меня нет выбора. Сейчас я не могу присматривать за мальчиком. Долго и скучно объяснять причины; достаточно сказать, что я веду некие деликатные переговоры и в таких обстоятельствах не могу держать при себе подростка, о котором надо заботиться.
Вариан бесстрастно смотрел на кофейную чашку.
— Это не надолго. Я заберу его у вас через месяц или около того.
Месяц?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— Хуже того, — со злобой продолжила Эсме, — не прошло и года, как ока вышла замуж за его брата. Она из благородных и очень богатая, вот семейство Джексона и не смирилось с потерей, быстренько ее снова подцепили. А моего отца изгнали навсегда.
— Странные люди эти англичане, — задумчиво сказала Доника.
— Они противоестественные! Знаешь, что сказал мой английский дед, узнав о моем рождении? В своем отвратительном письме он написал: «Мало того что ты своей распущенностью опозорил имя Брентморов. Что ты промотал имущество тетки и разбил сердце матери. Что сбежал, а не остался, как мужчина, исправлять свои ошибки. Нет, тебе надо было еще увеличить наш позор — ты вступил в ряды турецких разбойников, женился на бессловесной дикарке и добавил в мир отравы в виде еще одного дикаря».
Доника в ужасе таращила глаза.
— По-английски это звучит еще хуже, — хмуро заверила ее Эсме. — И в эту семью отец желает меня ввести!
Доника придвинулась поближе и обняла подругу за плечи:
— Я понимаю, это трудно, но ты принадлежишь семье отца — по крайней мере пока не выйдешь замуж. Может быть, это случится скоро. Я уверена, в Англии отец найдет тебе мужа. Я видела англичан. Они высокие, выше французов, и некоторые из них красивые и сильные.
— Ага, и все умирают от желания взять в жены безобразную дикарку.
— Ты не безобразная! Вон какие у тебя красивые, сильные волосы, прямо огнем горят. — Доника погладила густые рыжие кудри Эсме. — И глаза у тебя прекрасные. Так и мама говорит. Она сказала, что они как будто вечнозеленые. И кожа у тебя гладкая, — добавила она и коснулась щеки рукой.
— У меня нет груди, — насупилась Эсме. — А руки и ноги — как щепки для растопки дров.
— Мама говорит, если девушка сильная, то не беда, что она худая. Она сама была худышка, а родила семь здоровых детей.
— Я не хочу рожать детей иностранцу! — выпалила Эсме. — Я не желаю лезть в постель к мужчине, который не знает моего языка, и растить детей, которые никогда ему не научатся.
Доника усмехнулась:
— В постели тебе не придется с ним разговаривать. Эсме с укоризной посмотрела на нее:
— Не надо было передавать тебе, что мне рассказал Джейсон про то, как делают детей.
— Я очень рада, что ты меня просветила, теперь я не так боюсь. Кажется, это не трудно. Только поначалу стыдно.
— По-моему, прежде всего это больно, — сказала Эсме, моментально переключившись на щекотливую тему. — Но я уже два раза была ранена, а это не может быть хуже, чем когда пуля вопьется в тело.
Доника смотрела на нее с восхищением.
— Ты ничего не боишься, маленькая воительница. Если ты лицом к лицу встречалась с бандитами, то уж с английским ребенком у тебя не будет трудностей! Но я буду по тебе скучать. Хорошо бы отец нашел тебе мужа здесь! — Она вздохнула и посмотрела на море.
— Хорошо бы найти гору бриллиантов. Знаешь, у меня лучше получается быть парнем, а не девушкой, воином, а не женой. Мужчина должен быть совсем старым и доведенным до отчаяния, чтобы захотеть взять меня в жены, когда за те же деньги может получить пухленькое, хорошенькое, нежное создание.
Доника спихнула в воду камень.
— Говорят, Исмал тебя хочет. А он не старый и отчаявшийся, а молодой и богатый.
— И мусульманин. Скорее меня сварят в кипящем масле, чем запрут в гареме, — твердо заявила Эсме. — Даже Англия с родственниками, которые считают меня дикаркой, и то лучше. — Немного подумав, она сказала: — Я тебе не рассказывала, но однажды так чуть и не случилось.
Доника живо повернулась к ней.
— Мне было четырнадцать лет, — продолжала Эсме. — Я гостила у бабушки в Гирокастре. Там был Исмал со своей семьей. В саду он за мной погнался, я думала, что играет, но он… — Она покраснела и остановилась.
— Но он что?!
Хотя никто не мог их услышать, Эсме понизила голос:
— Он поймал меня и поцеловал… в рот.
— Неужели?!
Эсме покачала головой — у албанцев это утвердительный знак.
— Ну и как это было? — пылко спросила Доника. — Он такой красивый! Как принц. Волосы золотые, глаза — как голубые брильянты…
— Это было мокро, — прервала ее восторги Эсме. — Мне совсем не понравилось. Я его отпихнула, вытерла губы и громко выругала. А он лег на землю и стал смеяться. Я подумала, он сошел с ума, и боялась, что его дед сделает предложение и мне придется выйти замуж за этого сумасшедшего с мокрым ртом и жить в его гареме… Но ничего такого не случилось. А если б это произошло, Джейсон сказал бы «нет».
Доника засмеялась:
— Поверить не могу! Ты лягнула кузена Али-паши?! Тебя могли казнить!
— А ты бы на моем месте что сделала?
— Позвала на помощь, конечно! Но тебе и в голову не придет звать на помощь. Ты думаешь, что ты не только воин, но и целое войско.
Эсме задумчиво смотрела на море. Теперь каждый новый день будет уносить ее все дальше от всего, что она знает и любит… уносить навсегда.
— Мой отец — не назойливый проситель, не враг. Я не могу с ним сражаться, — тихо сказала она. — Когда он наконец признался, что тоскует по родине, мне стало стыдно за то, что я с ним спорила. Я пожаловалась тебе только для того, чтобы облегчить душу, ты не принимай всерьез. Я знаю, что я должна делать. Без меня он не поедет, а я его слишком люблю, чтобы заставлять остаться. Ради него я все сделаю самым лучшим образом.
— Все не так плохо. — Доника постаралась утешить подругу. — Сначала ты будешь скучать по родине, но потом выйдешь замуж, у тебя появятся дети — представляешь, как ты будешь счастлива? Подумай, какой богатой и полной жизнью ты заживешь!
Эсме смотрела на море, не знающее жалости, и видела впереди одну пустоту. Но ее подруга — вот чудеса! — была влюблена в мужчину, которого семья для нее выбрала. «Хватит жалеть себя, — решила Эсме. — Прочь уныние. У Доники счастливое время, и не надо его портить».
— Так и будет, — сказала Эсме и засмеялась. — А своих детей я тайком научу албанскому языку.
Отранто
— Я должен попросить вас об одолжении, Иденмонт, — сказал сэр Джеральд, когда Вариан наливал себе вторую чашку кофе. — Я надеялся вскоре уехать в Англию, но мои обязанности требуют иного. Я хочу, чтобы вы отвезли Персиваля в Венецию.
— Я, конечно, был бы рад оказать вам услугу, — вежливо пробормотал Вариан, — но…
— Я понимаю, что прошу слишком многого, — прервал баронет. — Но у меня нет выбора. Сейчас я не могу присматривать за мальчиком. Долго и скучно объяснять причины; достаточно сказать, что я веду некие деликатные переговоры и в таких обстоятельствах не могу держать при себе подростка, о котором надо заботиться.
Вариан бесстрастно смотрел на кофейную чашку.
— Это не надолго. Я заберу его у вас через месяц или около того.
Месяц?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98