.. — протянул Иоганн, раздумчиво качая головой.
— Впрочем, мне этот барон вообще не нравится! — проговорил Бирон. — Да и теперь, когда я знаю все уже без него, мне видеть его нечего. Поди в приемную — Цапф, верно, там — и скажи ему, что он может ехать.
— Но, ваша светлость, позволите мне поговорить с ним?
— Говори, я этому не препятствую.
Иоганн вышел в приемную и нашел там барона Цапфа, явившегося по немедленно переданному ему приказанию.
Но от барона он узнал очень мало интересного. Барон мог только рассказать ему, что князь Шагалов с Синицыным остановили его карету и просили помочь спасти неизвестную молодую девушку.
— Князь Шагалов! Хорошо! — пробормотал картавый немец. — Кажется, это — одна компания!.. Ну, да мы все это разузнаем!
Он отпустил барона, а сам направился внутренним ходом, через коридор, в маленькую комнатку, служившую для него и помещением, и своего рода канцелярией и примыкавшую к заднему ходу в помещение герцога.
Здесь, в коридоре, у дверей этой комнаты, ждали Иоганна Финишевич с Пуришем. Иоганн, торопившийся к себе, чтобы поскорее написать приказ Ушакову, обратился к ним с явным неудовольствием:
— Что вам нужно?
— Немножко денег! — умильно произнес, ухмыляясь и поглаживая свои рыжие усы, Финишевич. — Ведь вы сами обещали, господин Иоганн.
— Я совершенно не доволен вашей службой! — сказал Иоганн. — Вы ничего не делаете! Скажите, пожалуйста, ведь офицер князь Шагалов и Синицын…
— Принадлежат к компании Митьки Жемчугова! — подхватили в один голос Финишевич и Пуриш с охотливой угодливостью, как бы доказывавшею, что они и желают служить, и умеют делать это, ибо прекрасно осведомлены обо всем.
— Ну так вот, я поручаю вам следить теперь за каждым шагом этого Жемчугова и доносить мне, где он бывает, что он делает и с кем видается. Надо делать это, марш, марш!.. — и, сказав это, Иоганн вынул из кошелька несколько золотых и кинул их Пуришу.
XXIX. СОГЛЯДАТАЙ
Получив деньги, Финишевич с Пуришем вышли и направились по знакомой им аллее Летнего сада.
— Знаешь, — сказал Пуриш, — поедем куда-нибудь сначала развлечься!.. Я всегда люблю пред серьезным делом сначала рассеяться, а потом уже со свежими силами приняться за дело!
Финишевич усмехнулся и махнул рукой.
— Тебе бы только развлекаться! Ты и до дела, и после дела один норовишь брыкнуть куда-нибудь! Нет, брат, теперь нам дано важное поручение, и мы должны исполнять его!
Они шли некоторое время молча.
Пуриш был не совсем доволен таким оборотом.
— Знаешь, что мне пришло в голову? — вдруг заговорил он. — Мы вот что сделаем: отправлюсь я сейчас к Митьке Жемчугову и подобью его идти в трактир с нами. Такой пьяница, как он, едва ли откажется! И выйдет, что мы будем с ним как верные соглядатаи, а вместе с тем и развлечемся! А угощение, что с нас причтется, на счет немца поставим, потому это ведь по долгу службы!
— Что верно, то верно! — согласился Финишевич и даже прищелкнул языком. — Вот это идея!.. Так вот как: ты, значит, иди сейчас к Жемчугову, а я все-таки поручу двум-трем человекам наблюдение за ним внешнее!.. У меня люди найдутся! А потом пойду прямо в трактир и там буду ждать вас.
Уговорившись таким образом, они расстались.
Пуриш направился в дом Соболева к Митьке Жемчугову и ворвался к нему со стремительностью урагана, с объятиями, с объяснениями в дружбе и преданности.
Митька сидел злой, потерявший надежду, что Соболев вернется. Его все-таки очень изумляло, как это мог пропасть в Петербурге человек так бесследно, несмотря на то, что все силы Тайной канцелярии были направлены на его розыск.
Бурное появление Пуриша сначала рассердило Жемчугова, а потом как бы удивило. С какой бы стати этому человеку было вдруг изливаться в таких нежностях?
«Тут что-нибудь да не так!» — сказал сам себе Митька и стал внимательно наблюдать и прислушиваться к каждому слову Пуриша.
Тот между тем старался изо всех сил и, размахивая закуренной трубкой, повторял, не переставая:
— Ну что, в самом деле! Ну, поедем!.. Ну, возьмем вот так, да и поедем!.. Чего дома сидеть и киснуть? Поедем в трактир, выпьем!.. В кости сыграть можно… Ну, едем: марш-марш…
Митька долго приглядывался и прислушивался и потом внезапно, вскинув взор, спросил:
— А Финишевич где?..
Пуриш, не ожидавший такого вопроса в упор, смутился и невольно сболтнул:
— Он пошел по делу!
Митька недолго раздумывал, какое могло быть дело у Финишевича. Ему показалось, что он нашел, в чем тут была суть.
— Я с удовольствием пошел бы в трактир, — сказал он, — да не могу: мне надо идти!..
— Ну и я с тобой пойду! — заявил Пуриш, посмотрев на часы.
— Нет, я один пойду! — решительно произнес Митька.
Пуриш опять взглянул на часы и забеспокоился.
— Пойдем лучше в трактир! — начал опять приставать он.
«Дурак!» — мысленно обругал его Митька и сказал вслух:
— Знаешь, что?.. Выпьем лучше чего-нибудь дома!
— А что у тебя есть?
— Найдем что-нибудь! Хочешь полынной настойки?
Митька велел принести настойку и налил две рюмки; они чокнулись, выпили, закусили анисовым кренделем, как это делал в былые годы царь Петр.
Митька налил по второй, опустил руку в карман своего камзола, вынул оттуда аккуратно сложенную бумажку, незаметно расправил ее под столом, глянул в окно и проговорил:
— Смотри, Пуриш, вон по улице Финишевич идет… Пуриш бросился к окну, а в это время Митька ловко рассчитанным движением высыпал содержимое бумажки в его рюмку.
— Что ты врешь? Никакого Финишевича нет! — сказал Пуриш, отходя от окна.
— Ну, может быть, мне показалось! — согласился Митька. — Ну, выпьем!
Пуриш чокнулся и выпил. Вслед затем мало-помалу его глаза начали слипаться, голова свесилась, и он заснул на полуслове.
Как только Митька удостоверился в том, что Пуриш заснул, он встал, оделся и вышел, сказав Прохору, чтобы тот не будил Пуриша, который проспит, вероятно, часов восемь, а для того, чтобы не разбудить его, надо соблюдать возможную тишину.
«Ага! За мной следить вздумали! — рассуждал Митька. — Хорошо же! Посмотрим, что из этого выйдет!»
Он направился не через ворота на улицу, а через сад, по той дороге, по которой бегала к нему Грунька и которую едва ли кто-нибудь знал и мог по ней выследить его.
Выйдя задворками на Невский, Жемчугов направился прямо в Тайную канцелярию, где — он знал — должен был быть в это время Шешковский.
Он действительно застал последнего там и с места стал рассказывать, в чем дело.
— Ну, картавый немец Иоганн установил за мной по форме наблюдение и поручил это дело Пуришу и Финишевичу.
— Они давно были в сношениях с ним, это было уже известно! — сказал Шешковский. — Но почему ты думаешь, что им поручено следить именно за тобой?
— По моей системе! Ты знаешь, ведь я люблю всегда все делать сам и по возможности не вмешивать других людей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Впрочем, мне этот барон вообще не нравится! — проговорил Бирон. — Да и теперь, когда я знаю все уже без него, мне видеть его нечего. Поди в приемную — Цапф, верно, там — и скажи ему, что он может ехать.
— Но, ваша светлость, позволите мне поговорить с ним?
— Говори, я этому не препятствую.
Иоганн вышел в приемную и нашел там барона Цапфа, явившегося по немедленно переданному ему приказанию.
Но от барона он узнал очень мало интересного. Барон мог только рассказать ему, что князь Шагалов с Синицыным остановили его карету и просили помочь спасти неизвестную молодую девушку.
— Князь Шагалов! Хорошо! — пробормотал картавый немец. — Кажется, это — одна компания!.. Ну, да мы все это разузнаем!
Он отпустил барона, а сам направился внутренним ходом, через коридор, в маленькую комнатку, служившую для него и помещением, и своего рода канцелярией и примыкавшую к заднему ходу в помещение герцога.
Здесь, в коридоре, у дверей этой комнаты, ждали Иоганна Финишевич с Пуришем. Иоганн, торопившийся к себе, чтобы поскорее написать приказ Ушакову, обратился к ним с явным неудовольствием:
— Что вам нужно?
— Немножко денег! — умильно произнес, ухмыляясь и поглаживая свои рыжие усы, Финишевич. — Ведь вы сами обещали, господин Иоганн.
— Я совершенно не доволен вашей службой! — сказал Иоганн. — Вы ничего не делаете! Скажите, пожалуйста, ведь офицер князь Шагалов и Синицын…
— Принадлежат к компании Митьки Жемчугова! — подхватили в один голос Финишевич и Пуриш с охотливой угодливостью, как бы доказывавшею, что они и желают служить, и умеют делать это, ибо прекрасно осведомлены обо всем.
— Ну так вот, я поручаю вам следить теперь за каждым шагом этого Жемчугова и доносить мне, где он бывает, что он делает и с кем видается. Надо делать это, марш, марш!.. — и, сказав это, Иоганн вынул из кошелька несколько золотых и кинул их Пуришу.
XXIX. СОГЛЯДАТАЙ
Получив деньги, Финишевич с Пуришем вышли и направились по знакомой им аллее Летнего сада.
— Знаешь, — сказал Пуриш, — поедем куда-нибудь сначала развлечься!.. Я всегда люблю пред серьезным делом сначала рассеяться, а потом уже со свежими силами приняться за дело!
Финишевич усмехнулся и махнул рукой.
— Тебе бы только развлекаться! Ты и до дела, и после дела один норовишь брыкнуть куда-нибудь! Нет, брат, теперь нам дано важное поручение, и мы должны исполнять его!
Они шли некоторое время молча.
Пуриш был не совсем доволен таким оборотом.
— Знаешь, что мне пришло в голову? — вдруг заговорил он. — Мы вот что сделаем: отправлюсь я сейчас к Митьке Жемчугову и подобью его идти в трактир с нами. Такой пьяница, как он, едва ли откажется! И выйдет, что мы будем с ним как верные соглядатаи, а вместе с тем и развлечемся! А угощение, что с нас причтется, на счет немца поставим, потому это ведь по долгу службы!
— Что верно, то верно! — согласился Финишевич и даже прищелкнул языком. — Вот это идея!.. Так вот как: ты, значит, иди сейчас к Жемчугову, а я все-таки поручу двум-трем человекам наблюдение за ним внешнее!.. У меня люди найдутся! А потом пойду прямо в трактир и там буду ждать вас.
Уговорившись таким образом, они расстались.
Пуриш направился в дом Соболева к Митьке Жемчугову и ворвался к нему со стремительностью урагана, с объятиями, с объяснениями в дружбе и преданности.
Митька сидел злой, потерявший надежду, что Соболев вернется. Его все-таки очень изумляло, как это мог пропасть в Петербурге человек так бесследно, несмотря на то, что все силы Тайной канцелярии были направлены на его розыск.
Бурное появление Пуриша сначала рассердило Жемчугова, а потом как бы удивило. С какой бы стати этому человеку было вдруг изливаться в таких нежностях?
«Тут что-нибудь да не так!» — сказал сам себе Митька и стал внимательно наблюдать и прислушиваться к каждому слову Пуриша.
Тот между тем старался изо всех сил и, размахивая закуренной трубкой, повторял, не переставая:
— Ну что, в самом деле! Ну, поедем!.. Ну, возьмем вот так, да и поедем!.. Чего дома сидеть и киснуть? Поедем в трактир, выпьем!.. В кости сыграть можно… Ну, едем: марш-марш…
Митька долго приглядывался и прислушивался и потом внезапно, вскинув взор, спросил:
— А Финишевич где?..
Пуриш, не ожидавший такого вопроса в упор, смутился и невольно сболтнул:
— Он пошел по делу!
Митька недолго раздумывал, какое могло быть дело у Финишевича. Ему показалось, что он нашел, в чем тут была суть.
— Я с удовольствием пошел бы в трактир, — сказал он, — да не могу: мне надо идти!..
— Ну и я с тобой пойду! — заявил Пуриш, посмотрев на часы.
— Нет, я один пойду! — решительно произнес Митька.
Пуриш опять взглянул на часы и забеспокоился.
— Пойдем лучше в трактир! — начал опять приставать он.
«Дурак!» — мысленно обругал его Митька и сказал вслух:
— Знаешь, что?.. Выпьем лучше чего-нибудь дома!
— А что у тебя есть?
— Найдем что-нибудь! Хочешь полынной настойки?
Митька велел принести настойку и налил две рюмки; они чокнулись, выпили, закусили анисовым кренделем, как это делал в былые годы царь Петр.
Митька налил по второй, опустил руку в карман своего камзола, вынул оттуда аккуратно сложенную бумажку, незаметно расправил ее под столом, глянул в окно и проговорил:
— Смотри, Пуриш, вон по улице Финишевич идет… Пуриш бросился к окну, а в это время Митька ловко рассчитанным движением высыпал содержимое бумажки в его рюмку.
— Что ты врешь? Никакого Финишевича нет! — сказал Пуриш, отходя от окна.
— Ну, может быть, мне показалось! — согласился Митька. — Ну, выпьем!
Пуриш чокнулся и выпил. Вслед затем мало-помалу его глаза начали слипаться, голова свесилась, и он заснул на полуслове.
Как только Митька удостоверился в том, что Пуриш заснул, он встал, оделся и вышел, сказав Прохору, чтобы тот не будил Пуриша, который проспит, вероятно, часов восемь, а для того, чтобы не разбудить его, надо соблюдать возможную тишину.
«Ага! За мной следить вздумали! — рассуждал Митька. — Хорошо же! Посмотрим, что из этого выйдет!»
Он направился не через ворота на улицу, а через сад, по той дороге, по которой бегала к нему Грунька и которую едва ли кто-нибудь знал и мог по ней выследить его.
Выйдя задворками на Невский, Жемчугов направился прямо в Тайную канцелярию, где — он знал — должен был быть в это время Шешковский.
Он действительно застал последнего там и с места стал рассказывать, в чем дело.
— Ну, картавый немец Иоганн установил за мной по форме наблюдение и поручил это дело Пуришу и Финишевичу.
— Они давно были в сношениях с ним, это было уже известно! — сказал Шешковский. — Но почему ты думаешь, что им поручено следить именно за тобой?
— По моей системе! Ты знаешь, ведь я люблю всегда все делать сам и по возможности не вмешивать других людей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66