Тауринь закурил папиросу, сделал несколько глубоких затяжек, затем заговорил спокойным тоном:
– Я надумал построить рядом с садом несколько теплиц с центральным отоплением. Помидоры, редис, салат и огурцы… в одной теплице будет виноград – это принесет изрядные деньги. В Риге на Центральном рынке будем держать свой ларек. Старый Лангстынь со всем этим не справился бы, поэтому взяли человека помоложе.
– Лангстынь мог бы помогать ему, – заметил Айвар. – Хотя бы на пасеке…
– Где это сказано, что я обязан вечно кормить его? – Тауринь пожал плечами. – Он мне не сват, не брат – чужой старик. Устраивать богадельню в Ургах я не намерен.
– Для этого существует волостная богадельня, – добавила Эрна.
– Значит… он теперь там? – спросил Айвар, потрясенный до глубины души.
– Да, сейчас он там, – сказал Тауринь. – Я сам его отвез туда. Он может мне сказать спасибо. Иначе побирался бы – работать ему сейчас не под силу.
В ту ночь Айвар долго не мог уснуть. Снова и снова лезли в голову мысли о старом Лангстыне. Полжизни проработал он в Ургах, поливая своим потом чужую землю, и развел на пустыре лучший и самый доходный сад во всей волости, а когда пришла старость, его выгнали из дому, как старую собаку, – что могло быть несправедливее? В ушах Айвара звенели слова приемного отца: «Он мне не сват, не брат…» – Конечно, он тебе не сват, но ведь он человек… и человек, который работал на твоего отца, на тебя и половину своей жизни был тебе полезным. Как могли поступить так со старым Лангстынем? Это мерзко, это преступление… так поступают только волки.
Через несколько дней Айвар, тайком от родителей, навестил Лангстыня в богадельне. Он нашел его в темном, душном углу, куда редко пробивался солнечный луч. По стене, над постелью Лангстыня, ползали прусаки. Во всех углах кряхтели и вздыхали бездомные старики. Каждое лицо, даже каждый предмет в этом доме были отмечены горем, безнадежностью и глубокой скорбью.
– Вот как со мной расплатились за всю мою работу… – сказал Лангстынь. – Но что поделаешь, такова уж судьба рабочего человека. Не стоит говорить об этом. Расскажи-ка лучше, как твои успехи в этом питомнике управляющих имениями. Много ли у тебя друзей?
Айвар рассказал про Эмкална. Наконец он не утерпел и рассказал старику про «молодых волков», про их «завывания».
– Настоящая псиная свора… – проворчал Лангстынь и сердито плюнул. – Волки… хищники. С малых лет тянет к крови. Когда они станут хозяевами, батракам жизни не будет, – он вздохнул и замолчал, а когда снова заговорил, голос у него дрожал от волнения: – Бедный парень… что они из тебя хотят сделать? Зверя. Сделают клещом и кровопийцей, душителем бедных людей.
– Я никогда не стану кровопийцей, – сказал Айвар. – Если человек сам не захочет, как же его могут сделать таким?
– Привыкнешь понемногу. Придутся по вкусу их блага… власть, богатство. Но ты не поддавайся, Айвар! Не отдавай свиньям честь и совесть. Помни, что ты сам родился среди бедняков.
– Буду помнить, дядя Лангстынь…
– Дай бог, дай бог.
Несколько часов проговорил Айвар с Лангстынем о всяких вещах. Уходя, он отдал старику все деньги, которые были при нем, и долго жал ему руку, с состраданием вглядываясь в его глаза, словно чувствуя, что в последний раз видит этого доброго и честного человека, который для него был другом и ласковым дедом.
Впервые в его сознании возник вопрос: почему со старым Лангстынем он мог свободно и откровенно говорить обо всем, а со своими приемными родителями нет? Может, он не доверял им? Может, понимал, что существуют две правды и что правда Тауриней – не его правда?
«Нет… – ответил он сам себе. – Настоящая правда может быть только одна. Человеку надо самому найти ее. А если он нашел и понял, то надо держаться, не предавать и не отступать, – иначе он не будет честным человеком. Только честный имеет право жить, носить имя человека».
«Честен ли я? – спросил себя Айвар и после некоторого раздумья ответил: – Не знаю. По-видимому, нет, ведь я до сих пор не сумел помочь ни одному человеку, нуждавшемуся в помощи. Два года назад я не сумел помочь Инге Регуту… сегодня – Лангстыню».
6
Спустя два месяца Айвар вернулся в Приедоле и в новом году учился так же прилежно, как раньше, но отодвинуть Юриса Эмкална на второе место ему не удавалось. Вскоре после Нового года он получил известие, что старый Лангстынь недавно умер и похоронен на приходском кладбище Пурвайской волости. Несколько дней Айвар ходил подавленный и не принимал участия в играх и зимних соревнованиях своих товарищей, но долго ли может грустить человек о безвозвратной утрате, если жизнь ежедневно требует отклика на каждое новое событие… Успокоилось сердце юноши, шершавая рука повседневности отодвинула в царство воспоминаний образы прошлого, каждое утро сулило что-то новое, еще небывалое, и хотя обещания чаще всего не исполнялись, но человеку приятнее глядеть вперед, в будущее, чем назад, в прошедшее.
Третий учебный год подходил к концу, когда Приедоле облетела новость: Юриса Эмкална исключили из училища! Он не совершил никакого проступка, его считали примерным воспитанником, поэтому многие «молодые волки» вначале решили, что это недоразумение и ошибка.
Айвар очень любил и уважал друга и, узнав об его исключении, огорчился до глубины души; все было сделано так внезапно и ловко, что Эмкалн даже не успел попрощаться с товарищами: в начале урока его вызвали к директору и после краткого разговора сразу же отвезли на станцию.
– Надо протестовать против этой нелепости, – сказал Айвар товарищам. – На каком основании директор выгоняет лучшего ученика? Мы знаем Юриса и можем поручиться за каждый его шаг. Кто пойдет со мной к директору?
Никто не отозвался.
– Вы боитесь? – спросил Айвар. – Может, вам запрещают думать, поэтому вы принимаете на веру все, что вам здесь преподнесут!
– Не стоит связываться, – в конце концов ответил ему Берзинь из Гулбене. – Пусть Эмкалн, если он прав, сам хлопочет за себя. Почему я должен из-за него портить отношения с директором? Это не мое дело, я ничего не знаю…
– Значит, не пойдете со мной? – переспросил Айвар. Все молчали. – Ну ладно, и не надо, если вы такие трусы. Я пойду один.
Директор принял сына богатого Тауриня очень вежливо, но, узнав, по какому поводу явился Айвар, вдруг стал официален и резок.
– По какому праву вы суете нос в мои дела? – спросил он. – Где это сказано, что директор училища должен отчитываться перед воспитанниками? Если бы ваши родители не были весьма уважаемыми людьми и верными приверженцами нашего вождя, мне оставалось бы только исключить и вас из училища вместе с Эмкалном! Тауринь, да есть ли у вас стыд? Выступить в роли адвоката и защищать такого человека!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
– Я надумал построить рядом с садом несколько теплиц с центральным отоплением. Помидоры, редис, салат и огурцы… в одной теплице будет виноград – это принесет изрядные деньги. В Риге на Центральном рынке будем держать свой ларек. Старый Лангстынь со всем этим не справился бы, поэтому взяли человека помоложе.
– Лангстынь мог бы помогать ему, – заметил Айвар. – Хотя бы на пасеке…
– Где это сказано, что я обязан вечно кормить его? – Тауринь пожал плечами. – Он мне не сват, не брат – чужой старик. Устраивать богадельню в Ургах я не намерен.
– Для этого существует волостная богадельня, – добавила Эрна.
– Значит… он теперь там? – спросил Айвар, потрясенный до глубины души.
– Да, сейчас он там, – сказал Тауринь. – Я сам его отвез туда. Он может мне сказать спасибо. Иначе побирался бы – работать ему сейчас не под силу.
В ту ночь Айвар долго не мог уснуть. Снова и снова лезли в голову мысли о старом Лангстыне. Полжизни проработал он в Ургах, поливая своим потом чужую землю, и развел на пустыре лучший и самый доходный сад во всей волости, а когда пришла старость, его выгнали из дому, как старую собаку, – что могло быть несправедливее? В ушах Айвара звенели слова приемного отца: «Он мне не сват, не брат…» – Конечно, он тебе не сват, но ведь он человек… и человек, который работал на твоего отца, на тебя и половину своей жизни был тебе полезным. Как могли поступить так со старым Лангстынем? Это мерзко, это преступление… так поступают только волки.
Через несколько дней Айвар, тайком от родителей, навестил Лангстыня в богадельне. Он нашел его в темном, душном углу, куда редко пробивался солнечный луч. По стене, над постелью Лангстыня, ползали прусаки. Во всех углах кряхтели и вздыхали бездомные старики. Каждое лицо, даже каждый предмет в этом доме были отмечены горем, безнадежностью и глубокой скорбью.
– Вот как со мной расплатились за всю мою работу… – сказал Лангстынь. – Но что поделаешь, такова уж судьба рабочего человека. Не стоит говорить об этом. Расскажи-ка лучше, как твои успехи в этом питомнике управляющих имениями. Много ли у тебя друзей?
Айвар рассказал про Эмкална. Наконец он не утерпел и рассказал старику про «молодых волков», про их «завывания».
– Настоящая псиная свора… – проворчал Лангстынь и сердито плюнул. – Волки… хищники. С малых лет тянет к крови. Когда они станут хозяевами, батракам жизни не будет, – он вздохнул и замолчал, а когда снова заговорил, голос у него дрожал от волнения: – Бедный парень… что они из тебя хотят сделать? Зверя. Сделают клещом и кровопийцей, душителем бедных людей.
– Я никогда не стану кровопийцей, – сказал Айвар. – Если человек сам не захочет, как же его могут сделать таким?
– Привыкнешь понемногу. Придутся по вкусу их блага… власть, богатство. Но ты не поддавайся, Айвар! Не отдавай свиньям честь и совесть. Помни, что ты сам родился среди бедняков.
– Буду помнить, дядя Лангстынь…
– Дай бог, дай бог.
Несколько часов проговорил Айвар с Лангстынем о всяких вещах. Уходя, он отдал старику все деньги, которые были при нем, и долго жал ему руку, с состраданием вглядываясь в его глаза, словно чувствуя, что в последний раз видит этого доброго и честного человека, который для него был другом и ласковым дедом.
Впервые в его сознании возник вопрос: почему со старым Лангстынем он мог свободно и откровенно говорить обо всем, а со своими приемными родителями нет? Может, он не доверял им? Может, понимал, что существуют две правды и что правда Тауриней – не его правда?
«Нет… – ответил он сам себе. – Настоящая правда может быть только одна. Человеку надо самому найти ее. А если он нашел и понял, то надо держаться, не предавать и не отступать, – иначе он не будет честным человеком. Только честный имеет право жить, носить имя человека».
«Честен ли я? – спросил себя Айвар и после некоторого раздумья ответил: – Не знаю. По-видимому, нет, ведь я до сих пор не сумел помочь ни одному человеку, нуждавшемуся в помощи. Два года назад я не сумел помочь Инге Регуту… сегодня – Лангстыню».
6
Спустя два месяца Айвар вернулся в Приедоле и в новом году учился так же прилежно, как раньше, но отодвинуть Юриса Эмкална на второе место ему не удавалось. Вскоре после Нового года он получил известие, что старый Лангстынь недавно умер и похоронен на приходском кладбище Пурвайской волости. Несколько дней Айвар ходил подавленный и не принимал участия в играх и зимних соревнованиях своих товарищей, но долго ли может грустить человек о безвозвратной утрате, если жизнь ежедневно требует отклика на каждое новое событие… Успокоилось сердце юноши, шершавая рука повседневности отодвинула в царство воспоминаний образы прошлого, каждое утро сулило что-то новое, еще небывалое, и хотя обещания чаще всего не исполнялись, но человеку приятнее глядеть вперед, в будущее, чем назад, в прошедшее.
Третий учебный год подходил к концу, когда Приедоле облетела новость: Юриса Эмкална исключили из училища! Он не совершил никакого проступка, его считали примерным воспитанником, поэтому многие «молодые волки» вначале решили, что это недоразумение и ошибка.
Айвар очень любил и уважал друга и, узнав об его исключении, огорчился до глубины души; все было сделано так внезапно и ловко, что Эмкалн даже не успел попрощаться с товарищами: в начале урока его вызвали к директору и после краткого разговора сразу же отвезли на станцию.
– Надо протестовать против этой нелепости, – сказал Айвар товарищам. – На каком основании директор выгоняет лучшего ученика? Мы знаем Юриса и можем поручиться за каждый его шаг. Кто пойдет со мной к директору?
Никто не отозвался.
– Вы боитесь? – спросил Айвар. – Может, вам запрещают думать, поэтому вы принимаете на веру все, что вам здесь преподнесут!
– Не стоит связываться, – в конце концов ответил ему Берзинь из Гулбене. – Пусть Эмкалн, если он прав, сам хлопочет за себя. Почему я должен из-за него портить отношения с директором? Это не мое дело, я ничего не знаю…
– Значит, не пойдете со мной? – переспросил Айвар. Все молчали. – Ну ладно, и не надо, если вы такие трусы. Я пойду один.
Директор принял сына богатого Тауриня очень вежливо, но, узнав, по какому поводу явился Айвар, вдруг стал официален и резок.
– По какому праву вы суете нос в мои дела? – спросил он. – Где это сказано, что директор училища должен отчитываться перед воспитанниками? Если бы ваши родители не были весьма уважаемыми людьми и верными приверженцами нашего вождя, мне оставалось бы только исключить и вас из училища вместе с Эмкалном! Тауринь, да есть ли у вас стыд? Выступить в роли адвоката и защищать такого человека!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179