– На Янов день справим свадьбу. Это можно устроить, только надо сейчас же договориться с пастором, иначе он не успеет сделать оглашение в церкви.
– На Янов день не выйдет, но к осени обязательно, – рассудил Тауринь. – Сейчас надо отпраздновать обручение. Если Айвар обручится с Майгой, ему уж ничего не останется, как жениться на ней.
– Ну, тогда сделаем так, – согласилась Эрна. – Ты сам будешь говорить с ним?
– Лучше поговори ты, – сказал Тауринь. – У женщин в таких случаях язык гибче.
– Ладно, я поговорю с ним.
Эрна взялась за дело в тот же вечер. Тауринь поспешил поужинать и удалился в охотничью комнату. Оставшись вдвоем с Айваром, Эрна лукаво улыбнулась и начала:
– Как ты думаешь, Айвар, не пора ли тебе кончать с холостяцкой жизнью? Майга может еще умереть от тоски.
– Не умрет, – ответил Айвар, внезапно покраснев. – Но я не собираюсь на ней жениться. О таких вещах у нас разговора не было.
– На ком же ты думаешь жениться? – приемная мать зло сощурила глаза.
– Пока ни на ком. Поживу еще годика два холостым.
– И ты думаешь, что Майга согласится ждать тебя столько времени?
– Я ее и не заставляю ждать! – Айвар начал нервничать. – Пусть хоть завтра выходит замуж. Мне от нее ничего не нужно.
– А нам с отцом нужно. Нам нужна невестка. Если ты думаешь, что мы позволим тебе жениться на любой смазливой рожице, – ты очень ошибаешься. Мы с отцом знаем лучше, что тебе надо.
– Возможно… – ответил Айвар, вставая из-за стола. – Но мужем Майги Стабулниек я никогда не буду.
Он вышел из комнаты, даже не пожелав матери покойной ночи.
Приемные родители решили оставить его на некоторое время в покое, – может, горячка пройдет и он, обдумав все более хладнокровно, в конце концов поймет, что родители правы. Только плохо, что Стабулниеки могут всякое подумать: уже третью неделю Айвар к ним глаз не показывает.
Наконец в начале июня Айвару удалось встретить Анну на дороге. В своем будничном платье она показалась ему еще прекраснее, чем в белом праздничном наряде. Айвар поздоровался. Опасаясь, что девушка пройдет мимо, сразу спросил, не хочет ли она вечером прокатиться на мотоцикле.
Анна удивленно взглянула на него.
– Прокатиться? В такое время… господин Тауринь? Кто же в Сурумах будет доить коров?
– Тогда, может быть, в другой раз… в воскресенье? – не отступал Айвар.
– И в воскресенье нельзя, – ответила Анна. – Скоро начнется сенокос, тогда все дни будут заняты.
Анна ушла, оставив Айвара одного на дороге.
«Она не хочет быть моим другом. Я не нравлюсь ей. Но как мне жить без ее дружбы?» – с отчаянием думал Айвар.
Ему стало холодно в этом мире, где не было тепла, любви, дружбы – только яростная борьба и жестокость. Ему так хотелось склониться головой к человеку, который так же одинок, как он, но сегодня и это ему было заказано.
– Я буду любить тебя всегда… – шептал Айвар. – Ты можешь не отвечать мне, избегать меня, – я всю жизнь останусь твоим.
Ему не было дела до того, что в это время происходило на белом свете. Живя в узком мирке личных чувств и мечтаний, он не интересовался исторической грозой, надвигающейся на «Латвию 15 мая» и на его собственную жизнь. Ему казалось, что это к нему не относится. Но когда раздались первые громовые раскаты, встрепенулся и он, поняв, что остаться в роли стороннего наблюдателя ему не удастся, – жизнь требовала, чтобы каждый человек ответил на вопрос: кто ты такой?
Глава седьмая
1
И вдруг все изменилось…
Стоило только показаться на улицах Риги нескольким советским танкам, как всколыхнулся весь трудовой народ Латвии – восстал и сбросил ярмо рабства. Он вышел на улицы столицы и после долголетнего молчания вдруг заговорил голосом хозяина, настоящего хозяина своей страны.
Как карточный домик, был сломан строй насилия и обмана одним-единственным ударом возмущенного народа. Не стало ульманисовского правительства. В Латвии начались новые времена.
Весть о падении режима Ульманиса облетела, подобно вещему золотому дятлу, всю Латвию. Приближение великой перемены можно было заметить уже за несколько дней до крушения старой власти – по тревоге больших и малых ее представителей и по столбам дыма, которые в теплые июньские ночи поднимались над трубами зданий государственных учреждений: уходящий, свергнутый народом режим спешил уничтожить следы своих черных дел, несчетные доказательства насилий и преступлений против народа.
Но сгорела только бумага, потому что не существовало огня, способного уничтожить в памяти народа пережитые им несправедливости.
…Ильза Лидум выгладила светлый костюм Артура, приобретенный незадолго до ареста, уложила в чемодан чистое белье, носки, полуботинки и поехала в Ригу, уверенная, что пробил час освобождения брата и сына.
И она не ошиблась: 21 июня растворились ворота тюрьмы, и борцы, приветствуемые ликованием народа, вышли на свободу! Но Ильзе, еле успевшей при радостном свидании обнять брата и сына, пришлось снова расстаться с ними на несколько часов: уговорившись встретиться вечером на квартире одного товарища, они ушли – один на заседание Центрального Комитета партии, другой – в ЦК комсомола. Их руки и мозг истомились по работе, а жизнь на них глядела, как поросший сорняками перелог, и звала: «Иди, новый сеятель, возделывай землю, сей золотое семя!»
Поздно вечером вернулся Артур. Хозяева квартиры ушли в другую комнату, чтобы Ильза могла провести наедине с сыном первый вечер его свободы. Ильза еще днем принесла сюда чемодан Артура.
– Примерь, годится ли костюм, – торопила она его. Но он только мельком взглянул на вещи, все признал хорошим и поспешил поделиться с матерью новостями.
– ЦК комсомола предложил мне на выбор: или остаться в Риге и работать в центральном аппарате, или поехать в свой уезд первым секретарем уездного комитета комсомола. Угадай, что я выбрал.
– Наверно, останешься в Риге… – сказала Ильза.
– Вот и не угадала! – засмеялся Артур. – Завтра мы поедем домой и начнем творить такие дела, что Риексту тошно станет. Тебе больше не придется дрожать за меня, когда по вечерам я подолгу не буду возвращаться домой. Комсомольские собрания мы будем проводить не в лесу, а в центре города, а полицейским скажем: «Вам вход воспрещен!» И красный флаг станет свободно развеваться над дверями уездного комитета, независимо от того, нравится это охранке или нет.
– Наверно, редко мне придется видеть тебя, – сказала Ильза. – Надо будет обзавестись прялкой и прясть на кулаков, чтобы как-нибудь коротать вечера.
– Ты это серьезно? – Артур с удивлением посмотрел на мать. – Ты еще думаешь работать на них?
– Да нет же, нет… – засмеялась Ильза. – С меня хватит. Неужели не найдется подходящей работы и для моих рук?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
– На Янов день не выйдет, но к осени обязательно, – рассудил Тауринь. – Сейчас надо отпраздновать обручение. Если Айвар обручится с Майгой, ему уж ничего не останется, как жениться на ней.
– Ну, тогда сделаем так, – согласилась Эрна. – Ты сам будешь говорить с ним?
– Лучше поговори ты, – сказал Тауринь. – У женщин в таких случаях язык гибче.
– Ладно, я поговорю с ним.
Эрна взялась за дело в тот же вечер. Тауринь поспешил поужинать и удалился в охотничью комнату. Оставшись вдвоем с Айваром, Эрна лукаво улыбнулась и начала:
– Как ты думаешь, Айвар, не пора ли тебе кончать с холостяцкой жизнью? Майга может еще умереть от тоски.
– Не умрет, – ответил Айвар, внезапно покраснев. – Но я не собираюсь на ней жениться. О таких вещах у нас разговора не было.
– На ком же ты думаешь жениться? – приемная мать зло сощурила глаза.
– Пока ни на ком. Поживу еще годика два холостым.
– И ты думаешь, что Майга согласится ждать тебя столько времени?
– Я ее и не заставляю ждать! – Айвар начал нервничать. – Пусть хоть завтра выходит замуж. Мне от нее ничего не нужно.
– А нам с отцом нужно. Нам нужна невестка. Если ты думаешь, что мы позволим тебе жениться на любой смазливой рожице, – ты очень ошибаешься. Мы с отцом знаем лучше, что тебе надо.
– Возможно… – ответил Айвар, вставая из-за стола. – Но мужем Майги Стабулниек я никогда не буду.
Он вышел из комнаты, даже не пожелав матери покойной ночи.
Приемные родители решили оставить его на некоторое время в покое, – может, горячка пройдет и он, обдумав все более хладнокровно, в конце концов поймет, что родители правы. Только плохо, что Стабулниеки могут всякое подумать: уже третью неделю Айвар к ним глаз не показывает.
Наконец в начале июня Айвару удалось встретить Анну на дороге. В своем будничном платье она показалась ему еще прекраснее, чем в белом праздничном наряде. Айвар поздоровался. Опасаясь, что девушка пройдет мимо, сразу спросил, не хочет ли она вечером прокатиться на мотоцикле.
Анна удивленно взглянула на него.
– Прокатиться? В такое время… господин Тауринь? Кто же в Сурумах будет доить коров?
– Тогда, может быть, в другой раз… в воскресенье? – не отступал Айвар.
– И в воскресенье нельзя, – ответила Анна. – Скоро начнется сенокос, тогда все дни будут заняты.
Анна ушла, оставив Айвара одного на дороге.
«Она не хочет быть моим другом. Я не нравлюсь ей. Но как мне жить без ее дружбы?» – с отчаянием думал Айвар.
Ему стало холодно в этом мире, где не было тепла, любви, дружбы – только яростная борьба и жестокость. Ему так хотелось склониться головой к человеку, который так же одинок, как он, но сегодня и это ему было заказано.
– Я буду любить тебя всегда… – шептал Айвар. – Ты можешь не отвечать мне, избегать меня, – я всю жизнь останусь твоим.
Ему не было дела до того, что в это время происходило на белом свете. Живя в узком мирке личных чувств и мечтаний, он не интересовался исторической грозой, надвигающейся на «Латвию 15 мая» и на его собственную жизнь. Ему казалось, что это к нему не относится. Но когда раздались первые громовые раскаты, встрепенулся и он, поняв, что остаться в роли стороннего наблюдателя ему не удастся, – жизнь требовала, чтобы каждый человек ответил на вопрос: кто ты такой?
Глава седьмая
1
И вдруг все изменилось…
Стоило только показаться на улицах Риги нескольким советским танкам, как всколыхнулся весь трудовой народ Латвии – восстал и сбросил ярмо рабства. Он вышел на улицы столицы и после долголетнего молчания вдруг заговорил голосом хозяина, настоящего хозяина своей страны.
Как карточный домик, был сломан строй насилия и обмана одним-единственным ударом возмущенного народа. Не стало ульманисовского правительства. В Латвии начались новые времена.
Весть о падении режима Ульманиса облетела, подобно вещему золотому дятлу, всю Латвию. Приближение великой перемены можно было заметить уже за несколько дней до крушения старой власти – по тревоге больших и малых ее представителей и по столбам дыма, которые в теплые июньские ночи поднимались над трубами зданий государственных учреждений: уходящий, свергнутый народом режим спешил уничтожить следы своих черных дел, несчетные доказательства насилий и преступлений против народа.
Но сгорела только бумага, потому что не существовало огня, способного уничтожить в памяти народа пережитые им несправедливости.
…Ильза Лидум выгладила светлый костюм Артура, приобретенный незадолго до ареста, уложила в чемодан чистое белье, носки, полуботинки и поехала в Ригу, уверенная, что пробил час освобождения брата и сына.
И она не ошиблась: 21 июня растворились ворота тюрьмы, и борцы, приветствуемые ликованием народа, вышли на свободу! Но Ильзе, еле успевшей при радостном свидании обнять брата и сына, пришлось снова расстаться с ними на несколько часов: уговорившись встретиться вечером на квартире одного товарища, они ушли – один на заседание Центрального Комитета партии, другой – в ЦК комсомола. Их руки и мозг истомились по работе, а жизнь на них глядела, как поросший сорняками перелог, и звала: «Иди, новый сеятель, возделывай землю, сей золотое семя!»
Поздно вечером вернулся Артур. Хозяева квартиры ушли в другую комнату, чтобы Ильза могла провести наедине с сыном первый вечер его свободы. Ильза еще днем принесла сюда чемодан Артура.
– Примерь, годится ли костюм, – торопила она его. Но он только мельком взглянул на вещи, все признал хорошим и поспешил поделиться с матерью новостями.
– ЦК комсомола предложил мне на выбор: или остаться в Риге и работать в центральном аппарате, или поехать в свой уезд первым секретарем уездного комитета комсомола. Угадай, что я выбрал.
– Наверно, останешься в Риге… – сказала Ильза.
– Вот и не угадала! – засмеялся Артур. – Завтра мы поедем домой и начнем творить такие дела, что Риексту тошно станет. Тебе больше не придется дрожать за меня, когда по вечерам я подолгу не буду возвращаться домой. Комсомольские собрания мы будем проводить не в лесу, а в центре города, а полицейским скажем: «Вам вход воспрещен!» И красный флаг станет свободно развеваться над дверями уездного комитета, независимо от того, нравится это охранке или нет.
– Наверно, редко мне придется видеть тебя, – сказала Ильза. – Надо будет обзавестись прялкой и прясть на кулаков, чтобы как-нибудь коротать вечера.
– Ты это серьезно? – Артур с удивлением посмотрел на мать. – Ты еще думаешь работать на них?
– Да нет же, нет… – засмеялась Ильза. – С меня хватит. Неужели не найдется подходящей работы и для моих рук?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179