Тем временем солнце садилось, и становилось темно. Когда офицер был уже готов дать команду продвигаться вперед разомкнутым строем, по направлению к перевалу, раздался еще один крик о помощи, доносящийся с вершины нависающего утеса, слева от тропы.
Все повернулись в этом направлении, хватаясь за оружие. Но в этот момент в воздухе раздался резкий свист, и один из солдат упал на землю со стрелой во лбу. Не успели его товарищи придти в себя от удивления, как упал второй солдат с простреленной грудью.
— Это засада! — закричал офицер. — Быстро в укрытие!
И он кинулся к подножию скалы. Его люди сделали то же самое.
— Их не может быть много, — выдохнул лидиец. — Но мы должны выгнать их оттуда, сверху, иначе не сможем пройти. Вы пойдете туда! — Он указал на троих солдат. — А мы пройдем другой дорогой. Кто бы они ни были, мы поймаем их в ловушку и заставим горько пожалеть об этой шутке.
Они начали исполнять приказы, когда с тыла вдруг раздался такой крик, от которого кровь застывала в жилах, а волосы вставали дыбом.
Офицер круто развернулся назад и едва успел взглянуть на вершину скалы, с которой черный демон метнул в него свое копье, — а затем он сразу же рухнул на землю с проклятиями, изрыгая кровь, пронзенный насквозь.
Призрак, быстро спускаясь со скалы и продолжая издавать устрашающий клич, набросился на остальных солдат, пораженных ужасом, беспомощных против стрел, которые продолжали градом сыпаться сверху, покрывая землю трупами. Немногим оставшимся в живых удалось ускользнуть в лес.
В тот вечер командир персидского подразделения, стоявшего лагерем около Трахина, заметил, что два отряда и греческий переводчик не вернулись в лагерь. Он направил группы всадников на поиски пропавших солдат, но они вернулись поздно ночью, не найдя ни единого следа; люди просто исчезли.
За последние месяцы того знойного лета и начала осени распространились слухи о странных, необъяснимых событиях, происходивших в деревнях, рассеянных по склонам горы Эта и горы Каллидом, а также по берегам Копаидского озера.
Самое невероятное из этих событий произошло с группой пафлагонских солдат, состоящих на службе Великого царя. Они попали под страшный ливень и укрылись в покинутом храме, посвященном Аресу, почитаемому греками как бог войны.
Храм был осквернен и разграблен несколько месяцев тому назад, но самым удивительным оказалось то, что статуя самого бога все еще стояла на пьедестале в полной сохранности, целая и невредимая, в сверкающих доспехах и с огромным щитом, украшенным изображением дракона с раскрытой пастью.
Один из варваров сразу же подумал, что жаль оставлять все эти великолепные вещи на милость первого встречного. Он подобрался к статуе поближе, намериваясь завершить разграбление, которое не удалось полностью осуществить весной его товарищам по оружию.
Внезапно, к его несказанному удивлению, он увидел, что статуя повернула к нему голову. Глаза сверкали зловещим огнем в тени шлема.
Времени, чтобы отреагировать или даже просто закричать, у него не было: бог Apec нанес ему в лицо удар с такой силой, что сломал шею. Затем бог схватил свое невообразимо огромное копье и швырнул его в других солдат, пронзив горло одному пафлагонцу и пригвоздив к дверному косяку другого.
В то же самое время с полуразвалившейся крыши храма раздались душераздирающие вопли, — безусловно, нечеловеческие.
Смертоносный град стрел уложил множество солдат на землю, бездыханными. Когда оставшиеся в живых, обезумевшие от ужаса люди рассказали о случившемся своему командиру, он им просто не поверил и даже велел примерно наказать, — общеизвестно, что пафлагонцы пьют без меры, а опьянев, способны на любые выдумки и выходки.
Безусловно, многие из этих историй казались невероятными и преувеличенными, но такие случаи происходили все чаще и чаще, и не прекращались, как это часто бывает с различными событиями, происходящими по непонятной причине. Среди фокейнев и локров, даже среди предателей беотийцев, заклятых врагов афинян, и в каждой деревушке между вершинами горы Каллидом, по всему массиву Геликона и берегам Копаидского озера распространились вести об одиноком гоплите, внезапно появляющемся в сопровождении лучника, отличающегося странной прихрамывающей походкой. Они были подобны молнии и неумолимы, как злой рок.
***
— Уверен, что он появится, — сказал Талос своему спутнику.
Оба они были плотно завернуты в темные плащи. Стояла поздняя осень, вечерний ветер обещал дождь.
Два человека стояли под кроной старого оливкового дерева, усеянного плодами.
В тридцати шагах от них находился перекресток дорог, ведущих в Платею и Феспию. Не очень далеко от них, у подножья небольшого холма, который скрывал русло реки Асоп, стояла рака с изображением Персефоны, вырезанного из древесины оливкового дерева.
Талос проговорил:
— Карас хорошо знает здешние края, именно он дал мне описание этой местности. Сейчас первое осеннее полнолуние, поэтому мы не можем ошибиться. Увидишь, он будет здесь.
Спустя некоторое время, когда стало темнеть, на дороге из Платеи появилась крупная фигура, верхом на осле, который пошатывался под тяжестью своего седока.
— Это он! — воскликнул Талос.
— Думаю, ты прав, — согласился Бритос, внимательно приглядываясь.
Всадник нахлестывал осла, заставляя его направиться к раке, расположенной рядом с перекрестком. Он привязал животное и присел на завалинке сельского святилища.
Талос и Бритос покинули свое тайное убежище.
— А, вот и вы, — сказал Карас, поднимаясь на ноги. — Я боялся, что придется ждать и промокнуть; собирается дождь.
— Пойдем быстрее, — сказал Талос, беря его за руку. — Давайте уйдем отсюда, пока кто-нибудь не появился.
Они повели осла за собой по тропе, скрытой холмом, к долине реки Асоп. Все трое вошли в заброшенный загон для овец, который пастухи покинули несколько месяцев назад, перед тем, как прошла орда захватчиков. С тех пор исчезли овцы, за которыми нужно было ухаживать.
Путники сняли плащи, расстелили их на земле и уселись.
— Вы перевернули всю область, как я слышал, — начал Карас. — Куда бы я ни пошел, везде рассказывают о гоплите со щитом, украшенным изображением дракона, и лучнике, сопровождающем его. Некоторые говорят о сверхъестественных призраках. Один старик даже намекал, что гоплит, — это, возможно, сам Аякс Оилид, сын Оилея, вернувшийся для того, чтобы оказать помощь своему народу и сразиться с несметными полчищами, вторгающимися из Азии, как во времена Троянской войны.
— А что говорят о лучнике? — спросил Талос, улыбаясь.
— О! — продолжал Карас. — Из-за хромой ноги они уже считают тебя мифическим героем Филотетом. Добавь к этому и то, что они никогда не видели такого лука, как у тебя, а теперь представь себе, как разгорелись их суеверия и воображение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98