ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

Вместо тоста: «Разрешите внести поправку. Мирная политика обеспечивала мир нашей стране. Мирная политика дело хорошее. Мы до поры до времени проводили линию на оборону — до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы.
А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны, — теперь надо перейти от обороны к наступлению. Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом.
От обороны перейти к военной политике наступательных действий. Красная армия есть современная армия, а современная армия — армия наступательная!» Идеи, высказанные Сталиным в его импровизированном «тосте», были гораздо более «агрессивны», чем идеи, сформулированные им в официальной речи. К пониманию причин этого различия, может быть, ближе всех подошел советник германского посольства «5 мая 1941 г. в Кремле состоялся прием для молодых выпускников шестнадцати академий Красной армии. По сообщениям, имевшимся у посольства, Сталин произнес на этом банкете речь, в которой подчеркнул превосходство германского военного потенциала над советским, чем, по мнению наших информаторов, совершенно явно хотел подготовить слушателей к необходимости компромисса с Германией.
Этому резко противоречили те сообщения, которые сделали мне уже во время войны три попавших в плен старших советских офицера, также присутствовавших на этом приеме. По их словам, генерал-лейтенант Хозин хотел произнести тост за мирную политику СССР, на что Сталин отреагировал резко отрицательно, сказав, что теперь с этим оборонительным лозунгом надо покончить, ибо он устарел. Красная армия, сказал он, должна привыкнуть к мысли, что мирная политика кончилась и наступила эра расширения фронта социализма силой. Тот, кто не признает этого — обыватель и дурак. Надо покончить, наконец, и с восхвалением германской армии.
Мне так никогда и не удалось получить достоверное объяснение различия между этими двумя сообщениями. За правильность сведений офицеров говорит тот факт, что их рассказы совпадали друг с другом, хотя у них не было никакой возможности заранее согласовать друг с другом свои показания.
Поэтому допустимо предположить, что Сталин намеренно устроил так, чтобы первое сообщение попало в руки посольства, и, тем самым, Гитлеру было бы дано доказательство его миролюбивой политики».
Одно знаменательное событие — торжественный прием в Кремле 5 мая 1941 г. — и две, совершенно различные речи, произнесенные вождем. Первая, официальная, и что бы о ней ни говорили, «примиренческая», иначе начальник военной академии генерал-лейтенант Хозин не посмел бы произнести тост «За мирную сталинскую политику» — не дураком же он был, на самом деле! И вторая — произнесенная, правда, после множества «тостов», но явно «наступательная». Так ее поняли все сидевшие в Георгиевском зале и сумевшие услышать эту речь лучше других, тех, которые выпивали и веселились в соседних залах.
Секретарю Исполкома Коминтерна Димитрову хорошо запомнились слова Сталина о необходимости подготовки к войне: «Наша политика мира и безопасности есть в то же время политика подготовки войны… Надо готовиться к войне…»
Тяжелое впечатление произвело выступление Сталина и на адмирала Кузнецова: «Сталинское выступление не оставляло сомнений в неизбежности и близости войны».
Аналогичное чувство возникло у Чадаева: «…С торжественного заседания все расходились с озабоченными лицами и тревожным чувством на душе. Слова Сталина «дело идет к войне» глубоко запали в сердце каждого».
А маршал Жуков, даже через много лет, будет утверждать, что «наступательная» речь Сталина, произнесенная с бокалом вина в руке, послужила для Генштаба приказом на разработку одного из самых важных документов этой войны, известного как «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками».
Официальная речь Сталина на торжественном приеме и «тост» его на банкете, был ли он задуман заранее или импровизирован, неопровержимо доказывают, что вождь не только был убежден в том, что война с Германией должна разразиться в ближайшее время, но и имел уже свой, хорошо продуманный «Сценарий» этой войны.
Контуры сталинского «Сценария»
Первые контуры сталинского «Сценария» можно было различить еще месяца полтора назад, 20 марта 1941 г. В тот знаменательный день, 20 марта 1941 г., когда генерал-лейтенант Филипп Голиков сделал свой парадоксальный доклад в Кремле, и было принято решение всю поступающую в Москву агентурную информацию a priori считать фальшивками, должно было стать понятно, что сталинский «Сценарий» будет основан на грандиозном БЛЕФЕ.
Начиная с того знаменательного дня все предвоенные месяцы Сталин будет блефовать — будет делать вид, что он «не верит» никаким донесениям советской разведки, никаким «предупреждениям», никаким «признакам» приближающегося нападения. Сталин будет делать вид, что он «не верит» в нападение Гитлера даже когда на западной границе страны будут уже слышны ревущие моторы танков, даже когда вся граница уже будет объята огнем, когда вслед за бомбовыми ударами по беззащитным городам Прибалтики, Белоруссии, Украины через границу ринется лавина германских танков.
Этот невиданный, грандиозный, нераспознанный до сегодняшнего дня БЛЕФ, как нельзя лучше, отвечал всему сталинскому характеру, всей личности Великого Лицемера и Великого Лицедея — Иосифа Сталина.
В тот знаменательный день, когда вся агентурная информация, по воле Великого Лицедея, в одночасье «превратилась в фальшивки», должно было стать понятным, что нападение гитлеровской Германии для миролюбивой России будет совершенно «неожиданным». В тот знаменательный день должно было стать понятным, что сталинский «Сценарий» будет построен так и таким образом, чтобы Германия была «официально» признана агрессором, а не ожидавшая этого вероломного нападения Россия — жертвой агрессии.
В сегодняшних выступлениях Сталина на торжественном приеме в Кремле тема «опасности прослыть агрессором» прозвучала еще более настойчиво. Причем «удобное», вызывающее всеобщее сочувствие положение «жертвы» Сталин связал напрямую с важнейшим вопросом необходимости политической подготовки к войне и необходимости приобретения мощных в экономическом отношении союзников.
И уже совсем не случайно Сталин напомнил участникам торжественного приема о Наполеоне Бонапарте. Как видно, вождь, точно так же как и Гитлер, не мог в эти дни не думать о Наполеоне.
По свидетельству современников, Сталин любил историю. Он прекрасно знал историю войн, специально изучал кампанию 1812 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202