ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Один из лидеров кадетов Маклаков откровенно признался послам: «Никто из нас не предвидел огромности движения; никто из нас не ждал подобной катастрофы. Конечно, мы знали, что императорский режим подгнил, но мы не подозревали, что до такой степени. Вот почему ничего не было готово. Я говорил вчера об этом с Максимом Горьким и Чхеидзе: они до сих пор не пришли в себя от неожиданности» {320} . Один лишь председатель Думы М.В. Родзянко старался успокоить западных дипломатов. Обращаясь к британскому военному атташе, он сказал: «Мой дорогой Нокс, Вы должны успокоиться. Все идет правильно. Россия — большая страна, мы можем вести войну и совершать революцию одновременно» {321}.
Палеолог отказался привносить в жизнь эйфорические ноты: «В качестве посла Франции меня больше всего заботит война. Я желаю, чтобы влияние Революции было, по возможности, ограничено и чтобы порядок был восстановлен возможно скорее. Французская армия готовится к большому наступлению, и честь обязывает русскую армию сыграть при этом свою роль» {322} . На текущем этапе у Запада были основания для надежд. 18 марта министр Милюков объявил всему миру, что Россия останется с союзниками. «Она будет сражаться на их стороне против общего врага до конца. Страна выполнит все свои прежние обязательства» {323} . Практически не был изменен кадровый состав дипломатического ведомства и персонал посольств.
Западные политики отнюдь не только славословили гигантскую трансформацию России: они видели освобожденных демонов. В донесениях послов ощутима невольная симпатия к повергнутому российскому самодержцу. Трагический поворот его судьбы всколыхнул у его западных знакомых чувства сочувствия и симпатии. Много лет знавший царя Хенбери-Уильямс пишет с особой теплотой: «Он неизменно проявлял доброту и благорасположение, свой солнечный и мягкий характер во времена личных или иных затруднений; когда обстоятельства стали меняться к худшему, он проявлял неизменное мужество» {324} . Палеолог отмечает добросовестность, человечность, кротость, честь свергнутого императора. Ему вторит Бьюкенен: «Он обладал множеством талантов, которые позволяли представить его конституционным монархом — быстрый ум, образованность, методичность и трудолюбие, исключительное природное обаяние, привлекавшее столь многих». Бьюкенен делает оговорку: «Он не наследовал ни доминирующей личности своего отца, ни его характера и способности быстро принимать решения, что абсолютно необходимо самодержавному правителю» {325} . Впервые в донесениях Бьюкенена положительная оценка личных качеств императрицы. «По прошествии первого оцепенения она выказала удивительное достоинство и мужество. „Я теперь всего лишь сестра милосердия“, — сказала она и, когда возникла опасность столкновения между восставшими войсками и дворцовой стражей, вышла вместе с одной из дочерей, умоляя офицеров избежать кровопролития» {326}.
Министр иностранных дел Бальфур пишет Бьюкенену 16 марта 1917 г.: «Мы заключили из Вашей телеграммы, что нет никакого шанса возврата к только что павшему режиму, но что главных опасностей следует ожидать от реализации идей социализма или анархии» {327} . Нет ли шансов возвратить монархию? Империю, полагали в высших лондонских кругах, следует сохранить. Бальфур в личном письме писал Бьюкенену: следует убедить Николая, что «национальным несчастьем» явился бы отказ от предоставления Алексею права наследования троном {328} . Бьюкенена не нужно было убеждать: «Русская идея свободы заключается в том, чтобы привнести облегчение, потребовать двойной оплаты, демонстрировать на улицах, терять время в разговорах, в принятии резолюций на общественных митингах» {329} . Запад желал сохранения монархии в России, будучи убежденным, что на значительный исторический промежуток времени монархия, ограниченная Думой, явилась бы лучшим инструментом правления Россией. Лишить Россию монархического образа правления — значило подготовить ее распад. «Монархическое правление является единственно возможным способом удержания этой огромной империи. Эта страна не готова для республиканской формы правления, и у меня есть большие сомнения, будет ли республика приемлема для большинства нации. Причина, по которой я в беседе с Милюковым выступил за сохранение за великим князем Николаем поста главнокомандующего, заключается в том, что если он добьется доверия к себе армии и сможет удержать ее в руках, то возникнет реальный шанс для великого князя стать в конечном счете императором».
Когда на Восточном фронте решалась судьба Британской империи, необходимо было сохранить единство Российской империи. Правящий класс Британии пытался спасти царя, предоставив ему политическое убежище в Англии. 19 марта 1917 г. в Петрограде были получены две телеграммы из Лондона. Король Георг посылал своему кузену и союзнику изъявления неизменной дружбы, а британское правительство предупреждало Временное правительство от насилия по отношению к царю {330} . Но предложение убежища в Британии прибыло в Могилев уже после отъезда императора в Царское Село (военный кабинет решил, что лучше иметь царя Николая в Англии, чем оставить его в руках неведомых исторических обстоятельств). Будучи расколотой, Россия потеряет значение военного союзника. Но в России все меньше были расположены позволить прежнему императору выехать за пределы страны.
Бьюкенен обратился к П.Н. Милюкову, и тот отнесен к предложению положительно — за переезд царя в Англию «вплоть до конца войны» {331} . Милюков полагал, что отбытие царя в Англию ослабит антицаристскую кампанию в России. Преобразовать Россию в конституционную монархию представлялось оптимальным вариантом и для Милюкова и для Бьюкенена: суверен будет стержнем единства нации, а Дума, расширив свои прерогативы, послужит орудием демократии. Однако после обсуждения этой проблемы с председателем совета министров Львовым Милюков, давнишний сторонник конституционной монархии, изменил (25 марта) своим монархическим взглядам {332}.
В британском же кабинете рассуждали: если имперский Лондон будет поглощен спасением русского императора, то в Петрограде увидят в этом опасность новым силам, увидят в британском правительстве препятствие общему прогрессу России. Ни одна великая нация не допустит вмешательства во внутренние дела. Следует учитывать, что Запад вел борьбу не на жизнь, а на смерть и в конечном счете не мог проявлять больше монархических чувств, чем (конституционные) монархисты в России. Бьюкенен получил инструкцию «избегать возникновения препятствий в установлении связей с новым российским правительством… Самым важным является сохранение связей с политическими партиями, упрочение контактов с теми государственными деятелями, чей приход к власти сулит нам наибольшие выгоды» {333} .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169