Повести и рассказы –

OCR Busya
«Б. Нушич. Избранные сочинения в четырех томах. Том 4»: Нолит; Белград; 1968
Бранислав Нушич
Бешеный Теофило
Случилось это в один из жарких июльских дней сразу же после обеда. Раскаленный воздух как пламя обжигал щеки, мостовая накалилась так, что по ней было горячо ходить, деревья поникли, а человек еле-еле передвигал ноги.
Теофило Дунич только что отобедал и намеревался, как это он делал обычно, после обеда прилечь. Обливаясь потом, он склонил свою голову на пуховую подушку, наволочка на которой сразу промокла насквозь, будто он специально окунул ее в чан с водой. И к тому же роем нагрянули откуда-то мухи; заснуть не было никакой возможности. Напрасно Теофило ворочался с боку на бок, пытаясь с головой закрыться газетами, – ничего не помогало. Тогда он поднялся, вышел из дому и побрел в соседнюю кафану, надеясь, что на улице его хоть немножко пообдует ветерком. Он сел под тент, снял шляпу и, расстегнув воротник, заказал кофе. Мальчишка-официант вылил под стол целый графин холодной воды, а затем принес чашку кофе, куда стремглав начали падать мухи.
Задыхаясь от жары, то и дело вытирая платком лицо и шею, Теофило внимательно смотрел по сторонам, надеясь, что кто-нибудь придет и можно будет сыграть партию домино и таким образом провести время до конца обеденного перерыва.
Вот уже много лет Теофило Дунич служит в окружном правлении чиновником по сбору налогов и пользуется репутацией честного и аккуратного служаки и гражданина. Если бы учителю, господину Добру (не пропускавшему ни одного покойника, чтоб не сказать речь над его могилой и, как говорили, тренировавшемуся на покойниках в ораторском искусстве, чтобы пройти в депутаты Скупщины), пришлось держать речь над могилой Теофило Дунича, то он бы закончил ее такими словами: «Покойный был честным гражданином, хорошим чиновником и примерным супругом…»
И действительно, как честный гражданин он ни с кем никогда не ссорился, не заводил споров, ни о ком не сказал злого слова, со всеми всегда был учтив и любезен. В канцелярии замечания шефа Теофило выслушивал покорно, склонив голову, как ученик перед строгим учителем. А дома был добр с женой и снисходителен к теще, которая жила вместе с ними.
Шеф в канцелярии и теща дома осуществляли над ним власть, и код их строгим надзором Теофило коротал свою жизнь между канцелярией и домом.
Как нельзя было опоздать из дому в канцелярию даже на пять минут, потому что шеф призвал бы его к ответу, так и нельзя было опоздать из канцелярии домой, ибо в этом случае теща призвала бы его к ответу.
Власти действовали заодно и вершили свои дела в полной гармонии благодаря известной служебной связи, существовавшей между ними. Эту служебную связь поддерживала госпожа Дунич, имевшая для этого все условия. Она была молода и здорова, одним словом, вполне имущий плательщик налогов. Подобная связь лишь удваивала страдания Теофило. Прежде его ругали дома за то, что он делал дома, а в канцелярии за то, что он делал в канцелярии. Но с того времени как госпожа Дунич стала платить налог непосредственно в окружное управление и таким образом осуществлять служебную связь между семьей Теофило и учреждением, в котором он работал, грешному Теофило за каждую свою ошибку приходилось расплачиваться дважды. Скажем, если он сегодня ошибся и неправильно получил с кого-нибудь налог и его за это отругал начальник, то назавтра за то же самое влетает от тещи: «А вы, сударь, с некоторых пор, кажется, стали совсем рассеянным. Даже налог не можете высчитать правильно. Хотела бы я знать, почему это, о чем это вы думаете?»
И наоборот, стоило ему заметить, скажем, что суп пересолен, как он сразу же получал нагоняй от тещи, а на следующее утро его вызывал к себе в кабинет шеф и начинал поучать суровым начальственным тоном:
– Я вас, господин Дунич, всегда считал серьезным и старательным чиновником, а серьезный и старательный чиновник должен быть таким везде: и в церкви, и в канцелярии, и на улице, и дома. Никто мне на вас не жаловался, но я слышал, что за последнее время у себя дома вы стали грубияном.
– Но… – пытается оправдаться грешный Теофило.
– Не нужно никаких оправданий… – прерывает его шеф.
– Нет, я только хотел сказать… – начинает опять Теофило.
– Я знаю, вы хотели сказать, что мне не следует вмешиваться в семейные дела. Но я и не вмешиваюсь. Однако ведь наше учреждение имеет дело с посетителями, а грубость, если с ней мириться, может перейти в привычку и станет вашей второй натурой. И тогда, господин Дунич, вы, чего доброго, эту вашу вторую натуру будете проявлять и здесь в обращении с нашими уважаемыми гражданами, чего, разумеется, я не могу вам позволить.
Логика этих слов сражает Теофило, и он медленно бредет к себе в канцелярию, успокаивая себя тем, что удары судьбы следует сносить безропотно.
Нужно было, чтобы настали такие жаркие июльские дни и потом Теофило промокли все подушки (это особенно выводило из себя тещу), чтобы он получил, наконец, разрешение пойти в кафану. Честно говоря, это и не было разрешением, – теща просто выгнала его из дому.
– До каких пор ты будешь валяться, ведь в комнате уже дышать нечем. Шел бы хоть на улицу.
– Так я пойду посижу в кафане? – не скрывая радости, спрашивает Теофило.
– Проваливай куда угодно!.. – отвечает теща тем же любезным тоном. И довольный Теофило поднимается с дивана и идет в ближайшую кафану, чтоб там, усевшись под навесом, заказать кофе и ждать, не найдется ли желающий сыграть в домино. Последний раз Теофило играл еще до свадьбы. Но желающих не находилось, и Теофило ничего не оставалось сделать, как только взять газету, которую он прочел несколько дней назад, но которая все еще висела на палке в кафане. Время, оставшееся до конца обеденного перерыва, Теофило провел бы совсем неплохо в обществе газеты, если бы не случилось того, о чем он вовсе и не думал. Теофило только что прочел корреспонденцию, в которой ругали какого-то попа за то, что у' него не хватило терпения дождаться разрешения на второй брак, и хотел уж было перейти на «Нам сообщают» (рубрика, особенно интересная потому, что редакция за нее не отвечает), как с площади донесся какой-то шум. Чья-то собака сорвалась с цепи и мчалась вдоль улицы, за ней гналась толпа мальчишек, бросая в нее комьями земли и завывая: «Ату, ату его!!»
Мальчишки-ученики, дремавшие возле дверей лавок, пока хозяева отлеживались после обеда дома, а подмастерья храпели в комнатах, за лавками, в мгновение ока очнулись ото сна, схватили кто трехногий стул, кто аршин, кто гирю и бросились– в погоню за собакой.
Теофило опустил газеты на колени, чтоб лучше было видеть, и вдруг почувствовал желание присоединиться к облаве, чтоб хоть как-нибудь развлечься и скоротать оставшееся время.
1 2 3 4