е. конкретного, частного и непосредственного. Обращение к ритуалу — другая сторона этого отношения. Поскольку божественная воля проявляется hic et nunc [здесь и сейчас] в виде самых разнообразных знамений и необычных явлений, важно знать, какой именно обряд будет самым действенным. Потребность узнавать — и даже в мельчайших деталях — харaктeрныe проявления каждого божественного существа вызвала к жизни сложный процесс их персонификации. Каждую из эпифаний божества с разнообразием его функций люди склонны рассматривать как отдельную «персону».
В некоторых случаях персонификации не выделяются в самостоятельные божества. Ипостаси выявляются одна за другой, но всегда складываются в группу. Так, например, сельскохозяйственный труд разворачивается под эгидой нескольких сверхъестественных существ, причем каждое из них «управляет» какой-то одной стороной этого вида деятельности — от вспашки и рыхления поля до жатвы, перевозки урожая и закладки его на хранение. Так, шутливо отмечает Блаженный Августин ("О Граде Божием", VII, 3), Ватикана и Фабулиния приглашают помочь новорожденному испустить первый крик и позднее произнести первые слова, Эдука и Полина — научить его пить и есть, Абеона — сделать первые шаги, и так далее. Все эти сверхъестественные существа призываются, однако, только для помощи в крестьянском труде или домашних делах. У них нет выразительной внешности, и их «могущество» действенно лишь в ограниченных пределах; они не имеют статуса богов.
Посредственное мифотворчество римлян и их равнодушие к метафизике уравновешивались, как мы вскоре увидим, их страстным интересом к конкретному, частному, спонтанному. Религиозный римский дух отличается прагматизмом, интересом к созидательной силе и, почти всегда, «сакрализацией» общностей — семьи, рода, родины. Знаменитая римская дисциплинированность, верность данному слову (jides) , преданность интересам государства, возведение права в ранг религии — все это обесценивало человеческую личность: индивид что-то значил лишь постольку, поскольку он принадлежал к какому-либо сообществу. Лишь позднее, под воздействием греческой философии и восточных учений о спасении, римляне поняли, что и личность божественна. Но это открытие и его серьезные последствия (ср. § 206) затронули главным образом городское население.
Общественная природа римской религиозности и, в первую очередь, важность социальной связанности, определялись у римлян понятием pietas. Несмотря на родство этого слова с глаголом piare (успокоить, стереть позорное пятно, сгладить предзнаменование), pietas одновременно означает скрупулезное соблюдение обрядов и уважение к естественным отношениям (т. е. упорядоченным в соответствии с нормами) между людьми. для сына рiеtаs значит повиновение отцу; неповиновение приравнивается к из ряда вон выходящему, чудовищному поступку; позор искупался смертью провинившегося. Наряду с pietas к богам существовали pietas к членам своей общины, жителям своего города, наконец, ко всем людям. "Гражданское право" (jus gentium) предписывало такое же отношение и к иностранцам. Эта концепция наиболее полно раскрылась "под влиянием эллинской философии, она выявила с предельной ясностью идею humanitas: прилежание к человечеству — это залог истинного родства между людьми, подобного тому, которое соединяет членов одного клана — или жителей одного города это чувство солидарности, дружбы или по меньшей мере уважения". «Гуманистические» идеи XVIII и XIX вв. лишь восприняли и развили — под лозунгом десакрализации — древнюю концепцию римского pietas.
§ 164. Домашние культы: пенаты, лары, маны
До конца языческого периода параллельно общественному культу, которым руководили профессиональные жрецы, зависимые от государства, в Древнем Риме поддерживался и сохранялся культ домашнего духа-покровителя, отправляемый pater familias. В отличие от подверженного постоянным переменам общественного культа, консервативный, ограниченный внутрисемейными событиями домашний культ почти не изменился за двенадцать веков римской истории. Эта форма религиозного поклонения, несомненно, тянется от самой глубокой древности и имеет общие черты с подобными культами многих индоевропейских народов. Центром этого культа, как и у ариев Индии, являлся домашний очаг: к нему возлагали ежедневное жертвоприношение в виде пищи, трижды в месяц — цветы и т. д. Эти ритуалы посвящались духам предков, их мифическим воплощениям — пенатам и ларам, а также духу-"двойнику" каждого домочадца — его охранительному гению, genius. Важнейшие семейные события: рождение ребенка, бракосочетание или смерть члена семьи, — требовали специальных обрядов, которыми незримо руководили духи и младшие божества. Выше мы уже называли домашних духов, окружавших новорожденного. Религиозная церемония свадьбы проходила под покровительством хтонических и домашних божеств (Теллус, позднее Цереры), а также охранительницы брачной клятвы — Юноны. Она сопровождалась возложением жертвоприношений и ритуальным обходом домашнего очага. Похоронные обряды, совершавшиеся на девятый день после погребения или кремации, переросли в скрупулезно соблюдавшийся культ "духов-покровителей умерших предков" (divi parentes). Этим духам — манам — посвящались два праздника — февральские паренталии и майские лемурии. Во время паренталuй городские чиновники не надевали свои знаки отличия, храмы закрывались и огни на алтарях гасились, браки не заключались (Овидuй. «Фасты», II, 533, 557–567). В эти дни усопшие возвращались на землю и совершали трапезу на могилах (ibid., II, 565–576), больше всего предков умиротворяло благочестие, pietas: как говорили римляне, "живые ублажают отчие души" (animas placare paternas; ibid., II, 533). В старом римском календаре февраль был последним месяцем года — неопределенным, переломным периодом межсезонья. В такое время возрождается Хаос, нормы отменяются, мертвые возвращаются на землю, и именно в феврале проходили луперкалии (§ 165), коллективные ритуалы очищения, предваряющие всеобщее возрождение, Новый Год — ритуальное сотворение мира.
В течение трех дней лемурий (9, 11 и 13 мая) мертвые, лемуры (lemures; этимология слова неизвестна), возрождались к жизни и приходили в жилища своих потомков. Чтобы избежать их неудовольствия и помешать им забрать с собой кого-нибудь из живых домочадцев, глава семейства набивал рот черными бобами и, выплевывая их, девять раз произносил заклинание: "Этими бобами откупаюсь за себя и всех своих домашних". Затем он отпугивал мертвых громким стуком в бронзовый сосуд и опять повторял девять раз: "Маны моих отцов, вон из моего дома!" (ibid, V, 429–444). Такие обряды выпроваживания периодически возвращающихся на землю мертвых встречаются повсеместно у других народов (ср.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
В некоторых случаях персонификации не выделяются в самостоятельные божества. Ипостаси выявляются одна за другой, но всегда складываются в группу. Так, например, сельскохозяйственный труд разворачивается под эгидой нескольких сверхъестественных существ, причем каждое из них «управляет» какой-то одной стороной этого вида деятельности — от вспашки и рыхления поля до жатвы, перевозки урожая и закладки его на хранение. Так, шутливо отмечает Блаженный Августин ("О Граде Божием", VII, 3), Ватикана и Фабулиния приглашают помочь новорожденному испустить первый крик и позднее произнести первые слова, Эдука и Полина — научить его пить и есть, Абеона — сделать первые шаги, и так далее. Все эти сверхъестественные существа призываются, однако, только для помощи в крестьянском труде или домашних делах. У них нет выразительной внешности, и их «могущество» действенно лишь в ограниченных пределах; они не имеют статуса богов.
Посредственное мифотворчество римлян и их равнодушие к метафизике уравновешивались, как мы вскоре увидим, их страстным интересом к конкретному, частному, спонтанному. Религиозный римский дух отличается прагматизмом, интересом к созидательной силе и, почти всегда, «сакрализацией» общностей — семьи, рода, родины. Знаменитая римская дисциплинированность, верность данному слову (jides) , преданность интересам государства, возведение права в ранг религии — все это обесценивало человеческую личность: индивид что-то значил лишь постольку, поскольку он принадлежал к какому-либо сообществу. Лишь позднее, под воздействием греческой философии и восточных учений о спасении, римляне поняли, что и личность божественна. Но это открытие и его серьезные последствия (ср. § 206) затронули главным образом городское население.
Общественная природа римской религиозности и, в первую очередь, важность социальной связанности, определялись у римлян понятием pietas. Несмотря на родство этого слова с глаголом piare (успокоить, стереть позорное пятно, сгладить предзнаменование), pietas одновременно означает скрупулезное соблюдение обрядов и уважение к естественным отношениям (т. е. упорядоченным в соответствии с нормами) между людьми. для сына рiеtаs значит повиновение отцу; неповиновение приравнивается к из ряда вон выходящему, чудовищному поступку; позор искупался смертью провинившегося. Наряду с pietas к богам существовали pietas к членам своей общины, жителям своего города, наконец, ко всем людям. "Гражданское право" (jus gentium) предписывало такое же отношение и к иностранцам. Эта концепция наиболее полно раскрылась "под влиянием эллинской философии, она выявила с предельной ясностью идею humanitas: прилежание к человечеству — это залог истинного родства между людьми, подобного тому, которое соединяет членов одного клана — или жителей одного города это чувство солидарности, дружбы или по меньшей мере уважения". «Гуманистические» идеи XVIII и XIX вв. лишь восприняли и развили — под лозунгом десакрализации — древнюю концепцию римского pietas.
§ 164. Домашние культы: пенаты, лары, маны
До конца языческого периода параллельно общественному культу, которым руководили профессиональные жрецы, зависимые от государства, в Древнем Риме поддерживался и сохранялся культ домашнего духа-покровителя, отправляемый pater familias. В отличие от подверженного постоянным переменам общественного культа, консервативный, ограниченный внутрисемейными событиями домашний культ почти не изменился за двенадцать веков римской истории. Эта форма религиозного поклонения, несомненно, тянется от самой глубокой древности и имеет общие черты с подобными культами многих индоевропейских народов. Центром этого культа, как и у ариев Индии, являлся домашний очаг: к нему возлагали ежедневное жертвоприношение в виде пищи, трижды в месяц — цветы и т. д. Эти ритуалы посвящались духам предков, их мифическим воплощениям — пенатам и ларам, а также духу-"двойнику" каждого домочадца — его охранительному гению, genius. Важнейшие семейные события: рождение ребенка, бракосочетание или смерть члена семьи, — требовали специальных обрядов, которыми незримо руководили духи и младшие божества. Выше мы уже называли домашних духов, окружавших новорожденного. Религиозная церемония свадьбы проходила под покровительством хтонических и домашних божеств (Теллус, позднее Цереры), а также охранительницы брачной клятвы — Юноны. Она сопровождалась возложением жертвоприношений и ритуальным обходом домашнего очага. Похоронные обряды, совершавшиеся на девятый день после погребения или кремации, переросли в скрупулезно соблюдавшийся культ "духов-покровителей умерших предков" (divi parentes). Этим духам — манам — посвящались два праздника — февральские паренталии и майские лемурии. Во время паренталuй городские чиновники не надевали свои знаки отличия, храмы закрывались и огни на алтарях гасились, браки не заключались (Овидuй. «Фасты», II, 533, 557–567). В эти дни усопшие возвращались на землю и совершали трапезу на могилах (ibid., II, 565–576), больше всего предков умиротворяло благочестие, pietas: как говорили римляне, "живые ублажают отчие души" (animas placare paternas; ibid., II, 533). В старом римском календаре февраль был последним месяцем года — неопределенным, переломным периодом межсезонья. В такое время возрождается Хаос, нормы отменяются, мертвые возвращаются на землю, и именно в феврале проходили луперкалии (§ 165), коллективные ритуалы очищения, предваряющие всеобщее возрождение, Новый Год — ритуальное сотворение мира.
В течение трех дней лемурий (9, 11 и 13 мая) мертвые, лемуры (lemures; этимология слова неизвестна), возрождались к жизни и приходили в жилища своих потомков. Чтобы избежать их неудовольствия и помешать им забрать с собой кого-нибудь из живых домочадцев, глава семейства набивал рот черными бобами и, выплевывая их, девять раз произносил заклинание: "Этими бобами откупаюсь за себя и всех своих домашних". Затем он отпугивал мертвых громким стуком в бронзовый сосуд и опять повторял девять раз: "Маны моих отцов, вон из моего дома!" (ibid, V, 429–444). Такие обряды выпроваживания периодически возвращающихся на землю мертвых встречаются повсеместно у других народов (ср.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121