Принцип
- в действительность! Можете?
В
ответ, по-прежнему улыбаясь губами вниз, Бахметьев П. И. облобызал Бахметьева К.
Н., повернув его и в профиль, и анфас. Губы оказались ледышками. Бахметьев П.
И. спросил:
- А как думаете,
дорогой Константин Николаевич, каково значение анабиоза в медицине?
- В медицине? Тут и думать нечего, тут само
собой все разумеется, тут дело ясное: предположим, у человека рак.
- Рак?
-
Он самый! А тогда этот человек - он что? Он консервируется лет на пятьдесят, за
пятьдесят лет метастазы сами собою отомрут. Организм расконсервировался, он
теперь о метастазах и думать забыл. Кому-то они нужны? Кто по ним страдает? Давайте-ка сделаем
опыт сейчас же! Сию же минуту?! Затруднительно? Ну, тогда представьте себе,
что я - летучая мышь, представьте и действуйте!
- Шансов нет. Ни одного.
- Почему это? Вы очень правильно сделали, когда начали
свой опыт с летучих мышей, - не с людей же было начинать?! Но и человеческому организму мышиный
опыт бывает необходим! Сколько угодно бывает, и наша встреча - счастливейший дл
вас случай. Кстати, и для меня тоже. Упустить такой случай - великий, учтите, грех.
И - непорядочность! Так что - действуйте! Я - к вашим услугам.
Бахметьев П. И. подумал, почти согласился, но
еще спросил:
- А что нынче
наш русский народ говорит об отечественной науке?
Что и как русский народ говорит о науке, Бахметьев К.
Н. хорошо знал с тех пор, когда гонял козла во дворе многоэтажек А, Б,
В по улице композитора Гудкова, 11. Народ уже тогда говорил: Что
она без нас, без народа, наука? Мы ее кормим, обуваем, одеваем, снабжаем лабораторным оборудованием, служебными Волгами -
а она? Кто мы для нее? Мы для нее то ли экс-кремент, то ли экс-перимент -
невозможно понять! Понадобился науке научный коммунизм - пожалуйста, вот
он, народ, делай над ним коммунистический опыт! Понадобилась перестройка и
рыночная экономика - опять же вот он, экс-перементируй, экс-крементируй над
ним рыночно! Понадобилось изучить влияние радиации на живые организмы - тут
как тут Чернобыль. Сперва наука Чернобыль от народа скрывает, после народу его
приоткрывает - академикам за это прикрытие-раскрытие золотые медальки на
грудь! Народ от науки много не требует: снизить цены продуктов питани
для начала процентов на пятнадцать! Снизить в интересах народа, государства и
самой себя - неужели не может? Ну, если не может, тогда пошла-ка она...
Бахметьеву К. Н. очень не хотелось терять восторженное взаимопонимание со
своим однофамильцем, тем более что Бахметьев П. И. почти согласился провести
над ним анабиозный опыт.
-
Мнение народа, - сказал Бахметьев К. Н., - оно самое разное, а чтобы оно
было единым, необходимо подвергнуть меня анабиозу! Я - честное слово! -
передам народу ощущения этого факта. Народу всегда нужны факты! И - свидетели!
- Шприцов разового пользования нет.
- Можно неразового. Что у вас тут, в такой
дали от Земли, - СПИД, что ли, гуляет? Среди кого ему здесь гулять-то?
- Неразовых шприцов тоже нету...
- Попробуйте просто так... без шприцов... чисто
психологически.
- Психологически
уже пробовал. Было! И с летучими мышами пробовал, и с усоногими раками
- не получалось!
- А со
мной - честное слово - получится! Вы же и представить себе не можете, как
я вам, дорогой Порфирий Иванович, доверяю! Усоногие так доверять, честное
слово, не могут!
Бахметьев П.
И. задумался небесной задумчивостью, еще больше улыбнулся губами вниз, приблизился к
Бахметьеву лицом к лицу, закрыл голубые и взрослые глаза, и по-детски залепетал:
- Бах-бах-бах! Меть-меть-меть! Ев-ев-ев-ев-ев-ев-ев! Итого
- Бахметьев!
Бахметьев К.
Н. стал погружаться в анабиоз. Начальную стадию он еще заметил, а дальше
- ничего, пустая пустота.
Когда же
он из анабиоза вышел, первое, что почувствовал, - свободу от времени: совершенно было
все равно, сколько времени он провел в анабиозе - три минуты или три года!.. Интересное чувство!
Вот бы такое же во времена его пребывания в немецких лагерях для русских
военнопленных!
Или - в подземной Воркуте...
И во многих, многих других местах. Но правда и то, что во всех местах его, погрузившегося в
анабиоз, тут же и закопали бы в какую-нибудь братскую траншею, сожгли бы
в какой-нибудь преогромной и специальной печке.
- Вы - счастливы? - был первый вопрос Бахметьева П.
И. к Бахметьеву К. Н., когда тот даже и не открыл, а только дрогнул глазами.
- Кажется, как никогда! - поспешил заверить Бахметьев К.
Н. - Могу свидетельствовать перед народом, что...
- Тогда и я счастлив бесконечно! Тем более что настоящее научное
открытие должно быть счастьем не только для открывателя! И что же вы там почувствовали? В
анабиозе?
- Я-то? Собственные клетки
и клеточки я почувствовал. Может, даже и собственные молекулы. С детства
я твердо знал, что состою из клеток, что клетки состоят из молекул, но
чтобы твердо и натурально это почувствовать - нет, не приходилось!
- Все ваши клетки - одинаковы?
- Какое там! Метастазные, это, знаете ли, это
такие стервы - объяснить невозможно! Эти твари всякое счастье испортить могут!
Всякое научное достижение свести на нет могут.
- А все остальные? Клетки? Неметастазные?
- Да ничего, нормальные. Отношения между ними добрососедские. Вполне.
- Еще наблюдения?
- Безработицы нет. Не склочничают. Дисциплинка -
будь здоров! Каждая единица занята своим делом.
- Скажите: не было ощущения, будто вы погружаетесь в
одну-единственную клетку?
-
Как же, как же! В самую маленькую-маленькую!
- Я так и думал, я не сомневался: от свободы в пространстве и
времени до свободы в пределах одной-единственной клетки - один шаг.
А вот эти слова профессора несли оттенок совершенно, казалось
бы, неуместного и неожиданного пессимизма и тревоги. Смена настроений поразила
Бахметьева К. Н. до глубины души. Он, собственно, сию минуту только и понял, что
такое глубина души, но как в этой глубине может отзываться столь невероятная смена
настроений - не понимал.
Была пауза,
после паузы Бахметьев К. Н. спросил:
-
Почему это, Порфирий Иванович, туберкулезные клетки вылечиваются анабиозом, а
метастазным - тем анабиоз до лампочки?!
-
Это потому, Константин Николаевич, что универсальных лекарств нет. Их не
может быть. Кроме одного.
- Одно все-таки есть? Одно все-таки имеется?!
- Собственное здоровье!
Вот так неожиданно тема анабиоза оказалась исчерпанной. Рухнула
надежда, Бахметьев К. Н. и не заметил, когда она рухнула. А если так, тут
же вскоре явилась тема неисчерпаемая - политическая. Ведь она, политика, не
мыслит, будто можно обойтись без нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
- в действительность! Можете?
В
ответ, по-прежнему улыбаясь губами вниз, Бахметьев П. И. облобызал Бахметьева К.
Н., повернув его и в профиль, и анфас. Губы оказались ледышками. Бахметьев П.
И. спросил:
- А как думаете,
дорогой Константин Николаевич, каково значение анабиоза в медицине?
- В медицине? Тут и думать нечего, тут само
собой все разумеется, тут дело ясное: предположим, у человека рак.
- Рак?
-
Он самый! А тогда этот человек - он что? Он консервируется лет на пятьдесят, за
пятьдесят лет метастазы сами собою отомрут. Организм расконсервировался, он
теперь о метастазах и думать забыл. Кому-то они нужны? Кто по ним страдает? Давайте-ка сделаем
опыт сейчас же! Сию же минуту?! Затруднительно? Ну, тогда представьте себе,
что я - летучая мышь, представьте и действуйте!
- Шансов нет. Ни одного.
- Почему это? Вы очень правильно сделали, когда начали
свой опыт с летучих мышей, - не с людей же было начинать?! Но и человеческому организму мышиный
опыт бывает необходим! Сколько угодно бывает, и наша встреча - счастливейший дл
вас случай. Кстати, и для меня тоже. Упустить такой случай - великий, учтите, грех.
И - непорядочность! Так что - действуйте! Я - к вашим услугам.
Бахметьев П. И. подумал, почти согласился, но
еще спросил:
- А что нынче
наш русский народ говорит об отечественной науке?
Что и как русский народ говорит о науке, Бахметьев К.
Н. хорошо знал с тех пор, когда гонял козла во дворе многоэтажек А, Б,
В по улице композитора Гудкова, 11. Народ уже тогда говорил: Что
она без нас, без народа, наука? Мы ее кормим, обуваем, одеваем, снабжаем лабораторным оборудованием, служебными Волгами -
а она? Кто мы для нее? Мы для нее то ли экс-кремент, то ли экс-перимент -
невозможно понять! Понадобился науке научный коммунизм - пожалуйста, вот
он, народ, делай над ним коммунистический опыт! Понадобилась перестройка и
рыночная экономика - опять же вот он, экс-перементируй, экс-крементируй над
ним рыночно! Понадобилось изучить влияние радиации на живые организмы - тут
как тут Чернобыль. Сперва наука Чернобыль от народа скрывает, после народу его
приоткрывает - академикам за это прикрытие-раскрытие золотые медальки на
грудь! Народ от науки много не требует: снизить цены продуктов питани
для начала процентов на пятнадцать! Снизить в интересах народа, государства и
самой себя - неужели не может? Ну, если не может, тогда пошла-ка она...
Бахметьеву К. Н. очень не хотелось терять восторженное взаимопонимание со
своим однофамильцем, тем более что Бахметьев П. И. почти согласился провести
над ним анабиозный опыт.
-
Мнение народа, - сказал Бахметьев К. Н., - оно самое разное, а чтобы оно
было единым, необходимо подвергнуть меня анабиозу! Я - честное слово! -
передам народу ощущения этого факта. Народу всегда нужны факты! И - свидетели!
- Шприцов разового пользования нет.
- Можно неразового. Что у вас тут, в такой
дали от Земли, - СПИД, что ли, гуляет? Среди кого ему здесь гулять-то?
- Неразовых шприцов тоже нету...
- Попробуйте просто так... без шприцов... чисто
психологически.
- Психологически
уже пробовал. Было! И с летучими мышами пробовал, и с усоногими раками
- не получалось!
- А со
мной - честное слово - получится! Вы же и представить себе не можете, как
я вам, дорогой Порфирий Иванович, доверяю! Усоногие так доверять, честное
слово, не могут!
Бахметьев П.
И. задумался небесной задумчивостью, еще больше улыбнулся губами вниз, приблизился к
Бахметьеву лицом к лицу, закрыл голубые и взрослые глаза, и по-детски залепетал:
- Бах-бах-бах! Меть-меть-меть! Ев-ев-ев-ев-ев-ев-ев! Итого
- Бахметьев!
Бахметьев К.
Н. стал погружаться в анабиоз. Начальную стадию он еще заметил, а дальше
- ничего, пустая пустота.
Когда же
он из анабиоза вышел, первое, что почувствовал, - свободу от времени: совершенно было
все равно, сколько времени он провел в анабиозе - три минуты или три года!.. Интересное чувство!
Вот бы такое же во времена его пребывания в немецких лагерях для русских
военнопленных!
Или - в подземной Воркуте...
И во многих, многих других местах. Но правда и то, что во всех местах его, погрузившегося в
анабиоз, тут же и закопали бы в какую-нибудь братскую траншею, сожгли бы
в какой-нибудь преогромной и специальной печке.
- Вы - счастливы? - был первый вопрос Бахметьева П.
И. к Бахметьеву К. Н., когда тот даже и не открыл, а только дрогнул глазами.
- Кажется, как никогда! - поспешил заверить Бахметьев К.
Н. - Могу свидетельствовать перед народом, что...
- Тогда и я счастлив бесконечно! Тем более что настоящее научное
открытие должно быть счастьем не только для открывателя! И что же вы там почувствовали? В
анабиозе?
- Я-то? Собственные клетки
и клеточки я почувствовал. Может, даже и собственные молекулы. С детства
я твердо знал, что состою из клеток, что клетки состоят из молекул, но
чтобы твердо и натурально это почувствовать - нет, не приходилось!
- Все ваши клетки - одинаковы?
- Какое там! Метастазные, это, знаете ли, это
такие стервы - объяснить невозможно! Эти твари всякое счастье испортить могут!
Всякое научное достижение свести на нет могут.
- А все остальные? Клетки? Неметастазные?
- Да ничего, нормальные. Отношения между ними добрососедские. Вполне.
- Еще наблюдения?
- Безработицы нет. Не склочничают. Дисциплинка -
будь здоров! Каждая единица занята своим делом.
- Скажите: не было ощущения, будто вы погружаетесь в
одну-единственную клетку?
-
Как же, как же! В самую маленькую-маленькую!
- Я так и думал, я не сомневался: от свободы в пространстве и
времени до свободы в пределах одной-единственной клетки - один шаг.
А вот эти слова профессора несли оттенок совершенно, казалось
бы, неуместного и неожиданного пессимизма и тревоги. Смена настроений поразила
Бахметьева К. Н. до глубины души. Он, собственно, сию минуту только и понял, что
такое глубина души, но как в этой глубине может отзываться столь невероятная смена
настроений - не понимал.
Была пауза,
после паузы Бахметьев К. Н. спросил:
-
Почему это, Порфирий Иванович, туберкулезные клетки вылечиваются анабиозом, а
метастазным - тем анабиоз до лампочки?!
-
Это потому, Константин Николаевич, что универсальных лекарств нет. Их не
может быть. Кроме одного.
- Одно все-таки есть? Одно все-таки имеется?!
- Собственное здоровье!
Вот так неожиданно тема анабиоза оказалась исчерпанной. Рухнула
надежда, Бахметьев К. Н. и не заметил, когда она рухнула. А если так, тут
же вскоре явилась тема неисчерпаемая - политическая. Ведь она, политика, не
мыслит, будто можно обойтись без нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18