— Но я никогда не понимал до конца, что Джаспар Аркад хотел ими сказать.
— А как по-твоему? — улыбнулся Геласаар.
— Мой отец думает, что первая из них — пророчество. «Правитель Вселенной — правитель ничей; власть над мирами держит крепче цепей». Вы правили Вселенной, а теперь не правите ничем. И скоро начнется последний этап нашего путешествия, в конце которого вас ждет Геенна.
Панарх засмеялся легко, почти беззлобно.
— Полярности — это не пророчества, но твой отец поймет их истинный смысл достаточно скоро.
— Я думаю, Полярности — это плоды размышлений о пределах власти, — сказал Анарис, играя своим дираж'у.
— Весьма нехарактерный вывод для должарианца. Мы хорошо тебя выучили.
— Ваш предок основал звездную империю, но его ограничивала теория относительности. Теперь, когда Сердце Хроноса в наших руках, эти ограничения теряют свою силу.
Панарх покачал головой:
— Твоему отцу этого не уразуметь, Анарис, но ты-то должен.
Анарис промолчал. Одним рывком он развязал все узлы на дираж'у и натянул его, как струну.
— Самым большим ограничением для нашей власти всегда было человеческое сердце во всем его бесконечном разнообразии, — продолжал Панарх. — Самая мощная техника бессильна против него.
— То урианское устройство, которым владеет сейчас мой отец, находилось в пределах вашей досягаемости семьсот лет, и вы его упустили. — Анарис подался вперед. — С такой мощью все, что принадлежало вам, станет лишь мельчайшей частицей моего наследия.
— Я всегда был ничьим правителем, — спокойно ответил Геласаар. — Если годы на Артелионе не научили тебя этому, твое наследие будет еще меньше.
* * *
ЮЖНЫЙ ОКТАНТ ФЕНИКСА. «КУЛАК ДОЛЖАРА».
В гулком холодном пространстве второго переднего швартовочного отсека гуляли сквозняки. Моррийон содрогнулся.
Анарис же стоял как ни в чем не бывало, окруженный своей тарканской гвардией. Их силуэты вырисовывались на фоне космоса, который был виден в распахнутый люк отсека. Там, лишь слегка искаженный силовым полем шлюза, висел тонкий, как оса, эсминец — так близко, что Моррийон ясно видел эмблему на его корпусе: странная, круглая, с узкими полями шапка, надсаженная на крест, и все вместе заключено в пентаграмму.
«Самеди». Бог смерти на Утерянной Земле. Моррийон пожалел, что эмблема попалась ему на глаза. Присущий ему рационализм разрушился среди верящих в демонов должарианцев, и он счел это дурным предзнаменованием.
В задней части отсека послышалось шипение: это прибыла капсула транстуба. Ее люк открылся, и вышел взвод тарканцев. Они выстроились по обе стороны люка, и оттуда потянулась вереница пожилых мужчин и женщин в тюремной одежде. Моррийон заметил, как подтянулись тарканцы, когда последние панархисты вышли в отсек: легкая, прямая фигура Геласаара хай-Аркада вызывала уважение даже в столь плачевных обстоятельствах.
Пленники шли медленно, стесняемые повышенной гравитацией. Шарканье их ног отдавалось эхом в ангаре. Тарканцы не подгоняли их.
Панархисты остановились напротив Анариса и его охраны. Свет, блеснувший у борта «Самеди», приобрел угловатую форму шаттла, идущего к «Кулаку Должара». Анарис наблюдал за ним неподвижно, не глядя на пленников.
Легкое движение привлекло внимание Моррийона. Лица панархистов оставались непроницаемыми, но некоторые из них слегка пошевелились. Как бы стали чуть потеснее — инстинктивное желание сомкнуть ряды, как решил позднее Моррийон. Но их предводитель, как и Анарис, стоял неподвижно, следя за приближением шаттла.
Транстуб зашипел снова, и Моррийону не нужно было оборачиваться, чтобы посмотреть, кто прибыл на этот раз: в отсеке как будто похолодало, и атмосфера наэлектризовалась.
Краем глаза бори увидел, как Эсабиан, выйдя вперед, стал между Анарисом и панархистами. Барродах, как всегда, тенью следовал за ним. Проследив за взглядом своего земляка, Моррийон заметил мерцающий фасеточный глаз имиджера, снимающий все, что происходит в отсеке.
Еще одна пропагандистская лента для гиперсвязи.
Барродах, судя по всему, поставил имиджер в наиболее выгодной позиции: чтобы привлечь максимум внимания к своему господину.
При всем своем презрении к панархистам он использует их, чтобы подчеркнуть превосходство Эсабиана.
Моррийон, подумав, что они с Барродахом, видимо, мыслят одинаково, вернул свое внимание к шаттлу. Тот завис у самого отсека, и миг спустя низкий гул швартовочного луча пронизал бори до костей. Затем шаттл прошел сквозь шлюзовое поле, излучая световые кольца, и остановился на палубе отсека в характерном ореоле коронного разряда.
После продолжительного момента, который победители и побежденные провели в общем молчании, трап шаттла рывком опустился. Наверху показался высокий человек с унылым лицом, в аляповатой капитанской форме и с маленьким ящичком в костлявых руках.
Эммет Быстрорук, капитан «Самеди». Его внешность не внушала доверия. «Хорошо, — подумал Моррийон, — что большинство тарканцев и обслуживающего персонала, сопровождающих Анариса до Геенны, уже находятся на рифтерском эсминце». Они инспектируют корабль и устанавливают на нем системы блокирования информации и прочую технику контроля, разработанную им, Моррийоном.
Капитан начал спускаться по трапу, переводя взгляд с Эсабиана на Панарха. Он, видимо, совсем забыл о высокой гравитации, потому что споткнулся, замахал руками и шлепнулся, лишь в самый последний момент успев сгруппироваться.
Ящичек, который он держал, раскрылся. Аватар при этом не проявил никакой реакции, Барродах же затаил дыхание, и только это дало Моррийону понять, что маленький серебряный шар, который выкатился наружу, имеет какое-то значение.
Шар хлопнулся на трап с молниеносной быстротой, и что-то в его падении насторожило Моррийона: шар ни разу не подскочил и не произвел ни малейшего звука. Он покатился вниз по трапу и остановился, как только достиг палубы, менее чем в метре от Анариса.
«Сердце Хроноса», — с нервным содроганием понял Моррийон.
Барродах двинулся к шару, но Анарис наклонился и поднял его сам. Этот наклон занял не больше мгновения, но Моррийон, привыкший следить за каждым движением своего господина, увидел, как сократились мускулы Анариса, словно тот получил электрический шок.
Но Анарис тут же и выпрямился, поворачивая шар в руке. Все взоры были прикованы к этому странному предмету, который казался массивным и невесомым одновременно. Моррийон, оторвавшись от шара, посмотрел на Анарнса и увидел капли пота у корней его волос.
Что случилось? Неужели все дело в шаре?
«Вряд ли», — подумал Моррийон.
Тем временем Анарис с поклоном вложил шар в руку отца и вернулся на прежнее место. Его взор, мрачный и настороженный, напомнил Моррийону канун того дня, когда Анариса ввели в права наследства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
— А как по-твоему? — улыбнулся Геласаар.
— Мой отец думает, что первая из них — пророчество. «Правитель Вселенной — правитель ничей; власть над мирами держит крепче цепей». Вы правили Вселенной, а теперь не правите ничем. И скоро начнется последний этап нашего путешествия, в конце которого вас ждет Геенна.
Панарх засмеялся легко, почти беззлобно.
— Полярности — это не пророчества, но твой отец поймет их истинный смысл достаточно скоро.
— Я думаю, Полярности — это плоды размышлений о пределах власти, — сказал Анарис, играя своим дираж'у.
— Весьма нехарактерный вывод для должарианца. Мы хорошо тебя выучили.
— Ваш предок основал звездную империю, но его ограничивала теория относительности. Теперь, когда Сердце Хроноса в наших руках, эти ограничения теряют свою силу.
Панарх покачал головой:
— Твоему отцу этого не уразуметь, Анарис, но ты-то должен.
Анарис промолчал. Одним рывком он развязал все узлы на дираж'у и натянул его, как струну.
— Самым большим ограничением для нашей власти всегда было человеческое сердце во всем его бесконечном разнообразии, — продолжал Панарх. — Самая мощная техника бессильна против него.
— То урианское устройство, которым владеет сейчас мой отец, находилось в пределах вашей досягаемости семьсот лет, и вы его упустили. — Анарис подался вперед. — С такой мощью все, что принадлежало вам, станет лишь мельчайшей частицей моего наследия.
— Я всегда был ничьим правителем, — спокойно ответил Геласаар. — Если годы на Артелионе не научили тебя этому, твое наследие будет еще меньше.
* * *
ЮЖНЫЙ ОКТАНТ ФЕНИКСА. «КУЛАК ДОЛЖАРА».
В гулком холодном пространстве второго переднего швартовочного отсека гуляли сквозняки. Моррийон содрогнулся.
Анарис же стоял как ни в чем не бывало, окруженный своей тарканской гвардией. Их силуэты вырисовывались на фоне космоса, который был виден в распахнутый люк отсека. Там, лишь слегка искаженный силовым полем шлюза, висел тонкий, как оса, эсминец — так близко, что Моррийон ясно видел эмблему на его корпусе: странная, круглая, с узкими полями шапка, надсаженная на крест, и все вместе заключено в пентаграмму.
«Самеди». Бог смерти на Утерянной Земле. Моррийон пожалел, что эмблема попалась ему на глаза. Присущий ему рационализм разрушился среди верящих в демонов должарианцев, и он счел это дурным предзнаменованием.
В задней части отсека послышалось шипение: это прибыла капсула транстуба. Ее люк открылся, и вышел взвод тарканцев. Они выстроились по обе стороны люка, и оттуда потянулась вереница пожилых мужчин и женщин в тюремной одежде. Моррийон заметил, как подтянулись тарканцы, когда последние панархисты вышли в отсек: легкая, прямая фигура Геласаара хай-Аркада вызывала уважение даже в столь плачевных обстоятельствах.
Пленники шли медленно, стесняемые повышенной гравитацией. Шарканье их ног отдавалось эхом в ангаре. Тарканцы не подгоняли их.
Панархисты остановились напротив Анариса и его охраны. Свет, блеснувший у борта «Самеди», приобрел угловатую форму шаттла, идущего к «Кулаку Должара». Анарис наблюдал за ним неподвижно, не глядя на пленников.
Легкое движение привлекло внимание Моррийона. Лица панархистов оставались непроницаемыми, но некоторые из них слегка пошевелились. Как бы стали чуть потеснее — инстинктивное желание сомкнуть ряды, как решил позднее Моррийон. Но их предводитель, как и Анарис, стоял неподвижно, следя за приближением шаттла.
Транстуб зашипел снова, и Моррийону не нужно было оборачиваться, чтобы посмотреть, кто прибыл на этот раз: в отсеке как будто похолодало, и атмосфера наэлектризовалась.
Краем глаза бори увидел, как Эсабиан, выйдя вперед, стал между Анарисом и панархистами. Барродах, как всегда, тенью следовал за ним. Проследив за взглядом своего земляка, Моррийон заметил мерцающий фасеточный глаз имиджера, снимающий все, что происходит в отсеке.
Еще одна пропагандистская лента для гиперсвязи.
Барродах, судя по всему, поставил имиджер в наиболее выгодной позиции: чтобы привлечь максимум внимания к своему господину.
При всем своем презрении к панархистам он использует их, чтобы подчеркнуть превосходство Эсабиана.
Моррийон, подумав, что они с Барродахом, видимо, мыслят одинаково, вернул свое внимание к шаттлу. Тот завис у самого отсека, и миг спустя низкий гул швартовочного луча пронизал бори до костей. Затем шаттл прошел сквозь шлюзовое поле, излучая световые кольца, и остановился на палубе отсека в характерном ореоле коронного разряда.
После продолжительного момента, который победители и побежденные провели в общем молчании, трап шаттла рывком опустился. Наверху показался высокий человек с унылым лицом, в аляповатой капитанской форме и с маленьким ящичком в костлявых руках.
Эммет Быстрорук, капитан «Самеди». Его внешность не внушала доверия. «Хорошо, — подумал Моррийон, — что большинство тарканцев и обслуживающего персонала, сопровождающих Анариса до Геенны, уже находятся на рифтерском эсминце». Они инспектируют корабль и устанавливают на нем системы блокирования информации и прочую технику контроля, разработанную им, Моррийоном.
Капитан начал спускаться по трапу, переводя взгляд с Эсабиана на Панарха. Он, видимо, совсем забыл о высокой гравитации, потому что споткнулся, замахал руками и шлепнулся, лишь в самый последний момент успев сгруппироваться.
Ящичек, который он держал, раскрылся. Аватар при этом не проявил никакой реакции, Барродах же затаил дыхание, и только это дало Моррийону понять, что маленький серебряный шар, который выкатился наружу, имеет какое-то значение.
Шар хлопнулся на трап с молниеносной быстротой, и что-то в его падении насторожило Моррийона: шар ни разу не подскочил и не произвел ни малейшего звука. Он покатился вниз по трапу и остановился, как только достиг палубы, менее чем в метре от Анариса.
«Сердце Хроноса», — с нервным содроганием понял Моррийон.
Барродах двинулся к шару, но Анарис наклонился и поднял его сам. Этот наклон занял не больше мгновения, но Моррийон, привыкший следить за каждым движением своего господина, увидел, как сократились мускулы Анариса, словно тот получил электрический шок.
Но Анарис тут же и выпрямился, поворачивая шар в руке. Все взоры были прикованы к этому странному предмету, который казался массивным и невесомым одновременно. Моррийон, оторвавшись от шара, посмотрел на Анарнса и увидел капли пота у корней его волос.
Что случилось? Неужели все дело в шаре?
«Вряд ли», — подумал Моррийон.
Тем временем Анарис с поклоном вложил шар в руку отца и вернулся на прежнее место. Его взор, мрачный и настороженный, напомнил Моррийону канун того дня, когда Анариса ввели в права наследства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134