Ваши полные яркие губы полуоткрыты. Они жаждут поцелуя. Между ними влажно поблескивают, будто белоснежные морские кораллы, зубы. Боже мой! Как же хорошо! Возлюбленный мой! Неужели же ты не видишь, как я прекрасна! Приди. Обними меня любимый! Крепче! Крепче! Вот так!... Вот так!... Вот так!... Поцелуй меня. Какое блаженство!...
«Черт возьми! Это что-то новенькое!» — думаю я, возвращаясь из томной, сладкой нерваны к реальности. Осматриваюсь. Мои соседки полулежат в креслах. Их головы откинуты, глаза полузакрыты, руки блуждают по интимным местам тел. Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Все это совсем непохоже на то, что было прежде. Я испытваю сильное возбуждение. В сознании, помимо моей воли, рисуются самые откровенные сцены. Эта Верхорученко знает свое дело.
— Все, девочки, просыпаемся! — наконец звучит её команда.
Очнувшись, «девочки» глупо улыбаются, смущенно косясь на соседок. Им эти сеансы положительно нравятся.
— А теперь попьем кофе и обменяемся впечатлениями, — говорит Людмила Яковлевна.
После занятий она берет меня под руку и, наклонишись к моему уху, вкрадчиво говорит:
— Светлана Анатольевна, пойдемте ко мне в кабинет. Посудачим. Попьем вино. У меня есть сухой «Мартини». Вы пили сухой «Мартини» со льдом?
— Нет.
— Тогда вы обязательно должны попробовать. Пойдемте.
Она сама напрашивалась ко мне в подруги. Отказывать ей в этом было бы с моей стороны непростительной глупостью. Ведь именно за этим я сюда и пришла.
Ее кабинет утопал в роскоши, но свидетельствовал от отсутствии элементарного вкуса его хозяйки. Здесь все было смешано и свалено в одну кучу — эпохи, стили, школы, направления. Строгий классицизм писменного стола с трудом уживался с помпезным барокко кресел и стульев. Современное якрое и вычурное чешское стекло соседствовало с венецианским. На стене рядом с современной картиной с изображением ярких ломанных линий, сквозь которые выгладывал какой-то страшный ни то человеческий, ни то рыбий глаз, висела репродукция картины Айвазовского «Девятый вал». И так во всем.
— Нравится? — спросила Верхорученко, заметив, что я рассматриваю убранство её кабинета.
— Богато. Очень! — ответила я.
Она удовлетворенно улыбнулась. Для неё это было высшей похвалой. Людмила Яковлевна достала из бара бутылку «Мартини» и два хрустальных стакана, из холодильника — миску со льдом, наполнила наполовину стаканы вином, бросила в каждый по несколько кусочков льда.
— Присаживатесь, Светлана Анатольевна, — указала она в одно из кресел. Протянула мне стакан с вином. — Я хочу выпить за наше знакомство. Не скрою, вы мне положительно нравитесь. Есть в вас что-то этакое. Признайтесь, — вас боятся мужчины.
Я отхлебнула вино. Оно действительно было очень приятным. Пожала плечами. Ответила:
— Что-то не замечала. Отчего вы так решили?
— Вы — личность. А мужчины, как правило, бояться таких женщин и бегут от них, как черт от ладана.
Странная она, эта мадам. С одной стороны, — эта вот безвкусица. С другой — четкая аргументация в разговоре, знание человеческой психологии, в особенности, — женской.
— Как видите, нашел один смельчак, — улыбнулась я.
— Да, очень героический мужчина! — вокликнула Людмила Яковлевна и рассмеялась.
Я чувствовала, что она меня не просто так пригласила в свой кабинет и ждала, когда она приступит к делу. Ждать пришлось сосем недолго.
— Светлана Анатольевна, я скоро отмечаю день рождения и хотела бы вас с женихом пригласить к себе на торжество. Как вы на это посмотрите?
Я мысленно усмехнулась, так как точно знала, что родилась она 12 сентября 1966 года. Вероятно, там мы и встретим того, кто нам нужен.
— Не знаю, — с сомнением ответила. — Удобно ли. Ведь мы с вами почти незнакомы.
— Ну, во-первых, мы с вами знакомы уже достаточно, — энергично проговорила Верхорученко, ободренная моим сомнением. — Во-вторых, вы мне очень нравитесь и хочу, чтобы у меня на дне рождения были приятные мне люди. И в-третьих, я надеюсь, что мы с вами станем подругами.
— Хорошо. Я скажу Сергею Ивановичу. Если он согласится, то... А я с удовольствием.
— Вы что же, так его и зовете по имени-отчеству?
— Да нет. Это я так. Я где будете отмечать?
— В ресторане «Ермак». В банкетном зале. Будет только узкий круг моих друзей.
Выйдя из салона, я села в «Жигули» и помчалась в детский садик за Верочкой. Нашла её уже одетой и ждущей меня в раздевалке. Только сандалии у неё были надеты, как всегда, на разные ноги.
— Господи! Когда ты научишься правильно надевать обувь, — сказала я, переобувая её. На что она мне резонно ответила:
— Когда стану такой, как ты.
— Да, долго придется ждать.
Всю дорогу она мне рассказывала, как какая-то Ира испачкала в акварельной краске все платье.
— Не ябедничай, — сказала я ей.
Она приостановилась и, строго глядя на меня, возразила:
— Я не ябедничаю. Я же не её маме лассказываю, а своей. Это плосто. Пликолы такие. Поняла?
— Поняла, — рассмеялась я. — Воттолько не поняла — где ты только понахваталась подобных словечек?
— Каких?
— Таких, как «приколы», например.
— А папа всегда так говолит.
— Нашла кому подражить.
— Ага. Насла, — согласилась Вера и глубоко вздохнула.
Учитывая, что готовить ужин у меня уже не было времени, купила в ближайшем магазине пельменей, молока, Верочке — йогурта. В вино-водочном — бутылку «Карачинской» и водки. Так, на всякий случай.
Дома поставила на конфрку кастрюлю в водой и стала ждать возращения любимого с работы. Какое все же это приятное занятие. А где-то далеко-далеко медленно погружалась в сиреневые сумерки сказочная страна Вергилия, где проживала, мучась неразделенной любовью к великому рыцарю Ланцелоту, юная Марианна виконтесса Дальская, внешне так на меня похожая. И не было ей теперь никакого дела до меня. Как, впрочем, и мне до нее. Теперь наши судьбы шли параллельными курсами, не пересекаясь. И это, наверное, было правильно.
Глава третья: Встреча старых друзей.
Над Москвой бушевали слухи. Молодые и сильные ветры гнали их со всех концов Малого и Большого света прямиком к столице некогда великой страны и, почувствовав благодатную почву, слухи прнимались за дело. Сверкали молнии и гремели громы слухов. Они обрушивались на головы людей невиданным доселе потоком. Выплескивались на страницы газет и журналов, вещали по радио, говорили устами симпатичных дикторш с экранов телевизоров. Средства массовой информации будто взяли на себя повышенные обязательства — ни дня без сенсаций и разоблачений. И не было в Белокаменной ни одного человека, кто вышел бы сухим из под этого мутного и зловонного потока. Одни тут же писали опровержения. Вторые подавали в суды заявления о привлечении злостных распространителей слухов к ответственности за клевету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
«Черт возьми! Это что-то новенькое!» — думаю я, возвращаясь из томной, сладкой нерваны к реальности. Осматриваюсь. Мои соседки полулежат в креслах. Их головы откинуты, глаза полузакрыты, руки блуждают по интимным местам тел. Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Все это совсем непохоже на то, что было прежде. Я испытваю сильное возбуждение. В сознании, помимо моей воли, рисуются самые откровенные сцены. Эта Верхорученко знает свое дело.
— Все, девочки, просыпаемся! — наконец звучит её команда.
Очнувшись, «девочки» глупо улыбаются, смущенно косясь на соседок. Им эти сеансы положительно нравятся.
— А теперь попьем кофе и обменяемся впечатлениями, — говорит Людмила Яковлевна.
После занятий она берет меня под руку и, наклонишись к моему уху, вкрадчиво говорит:
— Светлана Анатольевна, пойдемте ко мне в кабинет. Посудачим. Попьем вино. У меня есть сухой «Мартини». Вы пили сухой «Мартини» со льдом?
— Нет.
— Тогда вы обязательно должны попробовать. Пойдемте.
Она сама напрашивалась ко мне в подруги. Отказывать ей в этом было бы с моей стороны непростительной глупостью. Ведь именно за этим я сюда и пришла.
Ее кабинет утопал в роскоши, но свидетельствовал от отсутствии элементарного вкуса его хозяйки. Здесь все было смешано и свалено в одну кучу — эпохи, стили, школы, направления. Строгий классицизм писменного стола с трудом уживался с помпезным барокко кресел и стульев. Современное якрое и вычурное чешское стекло соседствовало с венецианским. На стене рядом с современной картиной с изображением ярких ломанных линий, сквозь которые выгладывал какой-то страшный ни то человеческий, ни то рыбий глаз, висела репродукция картины Айвазовского «Девятый вал». И так во всем.
— Нравится? — спросила Верхорученко, заметив, что я рассматриваю убранство её кабинета.
— Богато. Очень! — ответила я.
Она удовлетворенно улыбнулась. Для неё это было высшей похвалой. Людмила Яковлевна достала из бара бутылку «Мартини» и два хрустальных стакана, из холодильника — миску со льдом, наполнила наполовину стаканы вином, бросила в каждый по несколько кусочков льда.
— Присаживатесь, Светлана Анатольевна, — указала она в одно из кресел. Протянула мне стакан с вином. — Я хочу выпить за наше знакомство. Не скрою, вы мне положительно нравитесь. Есть в вас что-то этакое. Признайтесь, — вас боятся мужчины.
Я отхлебнула вино. Оно действительно было очень приятным. Пожала плечами. Ответила:
— Что-то не замечала. Отчего вы так решили?
— Вы — личность. А мужчины, как правило, бояться таких женщин и бегут от них, как черт от ладана.
Странная она, эта мадам. С одной стороны, — эта вот безвкусица. С другой — четкая аргументация в разговоре, знание человеческой психологии, в особенности, — женской.
— Как видите, нашел один смельчак, — улыбнулась я.
— Да, очень героический мужчина! — вокликнула Людмила Яковлевна и рассмеялась.
Я чувствовала, что она меня не просто так пригласила в свой кабинет и ждала, когда она приступит к делу. Ждать пришлось сосем недолго.
— Светлана Анатольевна, я скоро отмечаю день рождения и хотела бы вас с женихом пригласить к себе на торжество. Как вы на это посмотрите?
Я мысленно усмехнулась, так как точно знала, что родилась она 12 сентября 1966 года. Вероятно, там мы и встретим того, кто нам нужен.
— Не знаю, — с сомнением ответила. — Удобно ли. Ведь мы с вами почти незнакомы.
— Ну, во-первых, мы с вами знакомы уже достаточно, — энергично проговорила Верхорученко, ободренная моим сомнением. — Во-вторых, вы мне очень нравитесь и хочу, чтобы у меня на дне рождения были приятные мне люди. И в-третьих, я надеюсь, что мы с вами станем подругами.
— Хорошо. Я скажу Сергею Ивановичу. Если он согласится, то... А я с удовольствием.
— Вы что же, так его и зовете по имени-отчеству?
— Да нет. Это я так. Я где будете отмечать?
— В ресторане «Ермак». В банкетном зале. Будет только узкий круг моих друзей.
Выйдя из салона, я села в «Жигули» и помчалась в детский садик за Верочкой. Нашла её уже одетой и ждущей меня в раздевалке. Только сандалии у неё были надеты, как всегда, на разные ноги.
— Господи! Когда ты научишься правильно надевать обувь, — сказала я, переобувая её. На что она мне резонно ответила:
— Когда стану такой, как ты.
— Да, долго придется ждать.
Всю дорогу она мне рассказывала, как какая-то Ира испачкала в акварельной краске все платье.
— Не ябедничай, — сказала я ей.
Она приостановилась и, строго глядя на меня, возразила:
— Я не ябедничаю. Я же не её маме лассказываю, а своей. Это плосто. Пликолы такие. Поняла?
— Поняла, — рассмеялась я. — Воттолько не поняла — где ты только понахваталась подобных словечек?
— Каких?
— Таких, как «приколы», например.
— А папа всегда так говолит.
— Нашла кому подражить.
— Ага. Насла, — согласилась Вера и глубоко вздохнула.
Учитывая, что готовить ужин у меня уже не было времени, купила в ближайшем магазине пельменей, молока, Верочке — йогурта. В вино-водочном — бутылку «Карачинской» и водки. Так, на всякий случай.
Дома поставила на конфрку кастрюлю в водой и стала ждать возращения любимого с работы. Какое все же это приятное занятие. А где-то далеко-далеко медленно погружалась в сиреневые сумерки сказочная страна Вергилия, где проживала, мучась неразделенной любовью к великому рыцарю Ланцелоту, юная Марианна виконтесса Дальская, внешне так на меня похожая. И не было ей теперь никакого дела до меня. Как, впрочем, и мне до нее. Теперь наши судьбы шли параллельными курсами, не пересекаясь. И это, наверное, было правильно.
Глава третья: Встреча старых друзей.
Над Москвой бушевали слухи. Молодые и сильные ветры гнали их со всех концов Малого и Большого света прямиком к столице некогда великой страны и, почувствовав благодатную почву, слухи прнимались за дело. Сверкали молнии и гремели громы слухов. Они обрушивались на головы людей невиданным доселе потоком. Выплескивались на страницы газет и журналов, вещали по радио, говорили устами симпатичных дикторш с экранов телевизоров. Средства массовой информации будто взяли на себя повышенные обязательства — ни дня без сенсаций и разоблачений. И не было в Белокаменной ни одного человека, кто вышел бы сухим из под этого мутного и зловонного потока. Одни тут же писали опровержения. Вторые подавали в суды заявления о привлечении злостных распространителей слухов к ответственности за клевету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90