ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Когда все собрались и расселись в трех первых рядах, я достала из пластикового пакета свой экземпляр пьесы. Возвращаться к бандитской сцене с Клавдием, Гертрудой и компанией ужасно не хотелось, но идти дальше не хотелось еще больше.
— Итак, — я равнодушно пролистнула несколько страниц, — попробуем сегодня все с начала?
— Как, Евгения Игоревна? — неожиданно изумился Костя Черепанов, сидящий у самой стены. — Разве Вадим Петрович вам не объяснил? У него же какая-то там метода особая относительно «Гамлета», основанная на… «свежести первого восприятия»! Нам он говорил, что все сцены мы будем повторять всего по одному разу, чтобы не заиграть. Сегодня Гамлет с Горацио, Марцелл и Бернардо…
— Ах да, конечно! — С невыразимо фальшивой улыбкой я хлопнула себя по лбу и из-под ладони злобно зыркнула на ни о чем не предупредившую Каюмову. — Как-то совершенно вылетело из головы… Кто там? Гамлет, Горацио, Бернардо?
Прошу на сцену.
Костя и с ним еще трое относительно молодых людей покорно потрусили к боковым ступенькам. Следом поднялась и Наталья.
— А вы куда, мальчик? — спросила я с нарочито веселым удивлением. — Вас вроде бы по пьесе там не стояло?
— А по мысли Вадим Петровича — стояло, — отозвалась Наталья невозмутимо.
— Я не просто гей, я — сквозной символ тухлости и порочности Датского королевства!
С этими словами «символ тухлости», пакостно изогнувшись, занял привычное уже место у бутафорской двери, относительно молодые люди сгрудились за кулисами, а косоглазый Костя вышел на авансцену.
— О, женщины, о, ужас, о, позор! Ничтожество вам имя! — начал он с фирменным пафосом.
Я опустила глаза в текст. Данное переложение Шекспира было весьма вольным. Мало того, что оно, как лоскутное одеяло, оказалось собранным из разных переводов, так еще и примерно половину пьесы Вадим Петрович с очаровательной легкостью отправил в ближайшее помойное ведро. Ничего хорошего я в этом не видела. Черепанов, угрюмо констатировавший со сцены: «Добра здесь нет и здесь не быть добру!» — вероятно, тоже.
Дальше он должен был сказать про «смолкнувшее сердце», но, вместо этого, прокричал только:
— Молчи, язык!
«Мальчик-гей» отреагировал с хорошей профессиональной быстротой, тут же раззявив рот и затрепетав своим языком, как душевнобольная змея. Потом подчеркнутым жестом опустил руку в карман обвислой кофты, повозился там с минуту (причем на лице его все яснее проступала тревога), достал воображаемую помаду, эффектно провел ею по губам. Метафоры я не понимала, но тем не менее продолжала смотреть на сцену с умным видом.
Далее появился бодрый, как школьный физрук, Горацио с пьяненькими Марцеллом и Бернардо. «Мальчик» побегал вокруг них, многозначительно вихляя бедрами, вошел и вышел из двери. До тех самых пор, пока Наталья снова не спустилась в зал, мне не оставалось ничего другого, как изнемогать от сложности режиссерского решения. Однако только позже я смогла оценить, как безмятежны и счастливы были эти мои последние, относительно спокойные минуты!
Горацио как раз сообщал, что явление призрака — это истинная правда (с таким видом, с каким говорят обычно: «Век свободы не видать!»), когда Каюмова пробежала по проходу и рухнула в соседнее с моим кресло.
— Женя, — прошелестела она тихо и бесцветно. — Женя, мне кое-что надо тебе сказать!
— И мне надо многое тебе сказать, — процедила я сквозь зубы. — Только не сейчас, а когда посторонних вокруг будет поменьше!
Прежде мне казалось, что моя новость про «мафиозные» связи Бирюкова — самая важная. Однако Каюмова выглядела как лабораторная мышь, только что вытащенная из отбеливателя, и дышала так, словно вот-вот собиралась отдать концы.
— Ну, что еще случилось?
— Я, кажется, помаду потеряла!
Даже моему долготерпению мог прийти конец! Мне, позавчера сидевшей наедине со свежим трупом, а вчера — запертой в чужой квартире, мне, по уши увязшей в совершенно дерьмовой истории, предлагалось ужаснуться пропаже помады!
— Ты что, совсем того, что ли? — живо поинтересовалась я, уже не обращая внимания на черепановские утробные завывания, несущиеся со сцены. — У тебя что, помада из чистого золота была? Или в платиновом тюбике?!
— Нет, в обычном, дзинтарсовском…
— Так какого же…
— Никакого! — Плечи Каюмовой как-то судорожно передернулись. — Я ее, по-моему, там потеряла. У Вадим Петровича в квартире… А на крышке Лилькин номер телефона выцарапан. И теперь меня по нему на раз-два вычислят!
Вот это был номер! В животе у меня уже привычно похолодело, сердце гулко заколотилось. Сцена качнулась перед глазами туда-сюда и остановилась вместе с Костей, чего-то ради опустившимся на четвереньки.
— А почему ты решила, что именно там ее посеяла?
Наталья сморгнула белесыми ресницами:
— Не знаю… Но когда мы в машине ехали, она еще была. Точно была! Я ее всегда в этом кармане таскаю. Она же у меня почти бутафорская, там и помады-то осталось — только спичкой выколупывать! А сейчас я за ней полезла — а ее нет!..
Вот не зря же мне там показалось, будто о тумбочку что-то стукнулось!
— Наверное, не зря, — глухо пробормотала я, вспоминая округлый гладкий тюбик под тумбой для обуви.
В этот самый момент Костик Черепанов закончил читать монолог и с надеждой вопросил:
— Ну как, Евгения Игоревна?
Мне не оставалось ничего иного, как с чувством ответить:
— Отлич-чно!..
Вообще, слово «отлично» очень точно выражало мое нынешнее состояние.
Мало того, что поиски Ольги грозили затянуться, так еще и Каюмова некстати решила заняться осенним посевом косметики. Раньше времени контактировать с правоохранительными органами мне решительно не хотелось. Вполне возможно, что я просто стала жертвой предрассудков, но народный тезис «Милиции какая разница — виноватый, не виноватый? Им лишь бы посадить кого-нибудь и дело закрыть» прочно сидел в моем подсознании.
Сразу после репетиции мы с Натальей резвой рысью выскочили из театра и сели в ее красный «москвичонок». Окна задраили так, будто готовились пережить газовую атаку.
— Ты мне объясни, какой дурак выцарапывает телефоны на футлярах от помады? — наконец задала я терзающий меня вопрос. — Что, в радиусе километра ни бумаги, ни ручки не нашлось?
— Не нашлось, — огрызнулась Наталья, нервно покусывая нижнюю губу. — Да и поздно теперь разговоры разговаривать! Ехать туда надо и помаду искать.
Мне все еще не хотелось верить в то, что придется опять подниматься по той страшной лестнице, по которой мы тащили тюк с трупом, заходить в квартиру, вздрагивать от каждого шороха и втягивать ноздрями сладковатый запах разлагающегося Вадима Петровича. Проводив взглядом выходящую из театра Аладенскую, я предприняла последнюю попытку:
— А может, не стоит дергаться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97