– Он назвал тебя «Эгиль» и что-то такое дальше, – сказал Фаррелл.
Бен, потирая губы, кивнул:
– Эгиль Эйвиндссон. Под этим именем я тогда явился на вечеринку. Эгиль был величайшим среди исландских скальдов, а примерно в то же время жил еще такой Эйвинд, Грабитель Скальдов. Профессорские игры.
Прежде чем кто-либо из них снова открыл рот, машина уже остановилась на подъездной дорожке дома. Бен заглушил мотор, они посидели, не двигаясь, глядя на острые, как птичья дужка, фронтоны.
Фаррелл лениво спросил:
– Сколько у дома окон с этой стороны?
– Что? Не знаю. Девять, десять.
– Это вчера было девять, – сказал Фаррелл. – Девять вчера, одиннадцать сегодня. И выглядят они каждый раз немного иначе.
Мгновение Бен смотрел на него, потом отвернулся, чтобы еще раз взглянуть на дом. Фаррелл продолжал:
– К ночи их обычно становится больше. Никак не могу понять – почему.
– Одиннадцать, – сказал Бен. – Одиннадцать, считая и то, недоразвитое, в кладовке.
Он улыбнулся Фарреллу и открыл дверцу.
– Помнишь, у нас в доме, когда мы были детьми? – спросил он. – Сколько раз ты слетал с последних ступенек в подвале? За все те годы ты так и не смог запомнить их число и каждый раз шагал в пустоту. Одиннадцать окон, Джо.
Фаррелл еще выбирался из машины, а Бен уже прошел половину пути к дому. Дверь распахнулась перед ним, хоть никто за ней не стоял. Фаррелл, двинувшись следом, громко сказал:
– И к тому же, они немного смещаются. Совсем чуть-чуть, но это как-то нервирует.
Бен, не обернувшись, вошел в дом. Теплый желтый свет обвил его, обнял и поглотил.
IV
В один из ближайших вечеров Фаррелл, упражняясь на лютне, рассказал Зие про Кроуфорда Гранта. Бен отсутствовал, заседая на ученом совете. Зия сидела в кресле, расстелив на коленях старую газету, и вырезала из бруска какого-то темного дерева женскую фигуру.
– Да, я о нем слышала, – сказала она. – Судя по рассказам, он похож на половину моих клиентов – они точно знают, что жили бы счастливо в каком-то другом времени и в другой цивилизации, а потому без конца возятся со звездами, картами Таро, спиритическими планшетками, пытаясь отыскать свой подлинный дом. Сыграй-ка еще раз ту, что мне нравится.
Фаррелл перестроил лютню и начал гальярду Леруа, нынешнюю любимицу Зии. Он испытывал удовольствие, упражняясь в гостиной, – высокий потолок не размывал звука, и ноты летели острые и легкие, как наконечники стрел. Зия сказала:
– Чаще всего у меня появляются люди, которым пришлось сняться с привычного места. Ты тоже, знаешь ли, мог бы оказаться человеком, вырванным и выброшенным из каких-то воображаемых мест.
Слишком скоро исполняемая гальярда утратила центр тяжести и, словно сбегающий по склону ребенок, покачнулась, пытаясь обрести равновесие. Фаррелл прервался и заиграл сначала. Зия не поднимала глаз от работы, но Фаррелл начинал уже верить, что органы чувств у нее не столь строго специализированы, как у других людей. Живые волосы Зии наблюдали, как движутся по лютне его руки, хотя лицо ее было отвернуто, да и смуглое, редкостного изящества запястье, так проводившее ножом по дереву, будто оно ласкало ребенка, попутно занималось, как подозревал Фаррелл, тем же самым. Задумавшись об этом, он упустил Леруа, и когда тот вновь развалился на части, Фаррелл сердитым шлепком заставил лютню умолкнуть.
Зия подняла голову. Фаррелл думал услышать вопрос, не отвлекает ли она его, но Зия сказала только:
– Что-то с твоей музыкой не так.
– Не упражнялся вчера вечером. С такой музыкой достаточно день профилонить, и это уже сказывается.
Зия покачала головой.
– Я не о том. Музыка твоя превосходна, но у нее нет своего места, она ни к чему не привязана.
Фаррелл почувствовал, что лицо его застывает и краснеет еще до того, как Зия сказала:
– Твоя музыка похожа на тебя, Джо.
Он решил обратить все в шутку и ответил:
– Вообще-то место лютневой музыки там, где хороша акустика. Я, переезжая, всегда держу это в голове Зия опять склонилась над резьбой, но она улыбалась, обнажая в улыбке мелкие, тесно сидящие белые зубы.
– Да, – сказала она, – жить в домах чужих людей ты мастер.
Фаррелл, пытавшийся снять гальярду с мели, на которой она застревала, теперь бросил играть в третий раз.
– Это вовсе не плохо, – продолжала Зия, – на самом деле, наблюдать за тобой и приятно, и увлекательно, как за раком-отшельником, обживающим раковину. Ты умеешь приноравливаться к любому окружению.
– Тогда уж не рак, а хамелеон, – сказал Фаррелл. Он принялся возиться с лютней, протаскивая тряпочку под струнами, чтобы смести с грифа пыль, щурясь, разглядывал навязные ладки.
Зия рассмеялась:
– Ты так замечательно это делаешь.
Нож, не замедляясь, продолжал мягко поглаживать дерево.
– Эта музыка по вечерам, ночь за ночью, после того, как ты помоешь посуду. Нам пришлось бы сломать тебе обе руки, чтобы ты перестал мыть тарелки. И то, как ты всегда приносишь что-нибудь вкусное к обеду по четвергам или пятницам – вино, мороженое, сыр, паштет. И никогда вишни – после того единственного раза, когда я сказала, что у меня от них щиплет во рту. Такие вещи ты помнишь.
Он встал, но Зия кивком головы усадила его и продолжила:
– Ах, Джо, я вовсе не хотела тебя сконфузить. Ты ни в чем не ошибся, тебя по-прежнему рады видеть здесь так долго, как ты пожелаешь.
Она уже не смеялась, но усмешка продолжала светиться в ее голосе, заставляя произносимые ею слова перемигиваться.
– Бену ты только на пользу и мне ты нравишься, за эти три недели я уже привыкла к твоим подношениям и к музыке по вечерам. Еще неделя, и мы вообще не сможем без тебя обходиться.
– К середине месяца, – сказал Фаррелл, – я найду себе жилье. Тут есть один человек, он как раз завтра собирался позвонить мне на работу.
Послышался стук, тяжелый и медленный, в нем была унылая мощь, от которой болезненно содрогнулся весь дом. Зия пошла открывать.
Она вырезала женщину, выраставшую прямо из дерева, словно некий прекрасный чернильный орешек. Женщина высвободилась из ствола лишь от плеч и до бедер, одно колено ее было согнуто, так что ствола касались лишь пальцы ступни, но волосы только еще начали возникать, а ладони тонули в дереве по запястья. Фарреллу почудилось, что он смог бы увидеть их, отклонясь, как если б они просвечивали сквозь воду. Глаз у женщины не было.
Фаррелл положил статуэтку, поскольку Зия вернулась, сопровождаемая низкорослым мужчиной в грязном пальто. Она быстро прошла сквозь дверной проем, задержавшись только затем, чтобы сказать:
– Передай Бену, что у меня клиент.
Лицо ее, раскрасневшееся от гнева, стало моложе. Мужчина лишь заглянул в гостиную и отшатнулся, прячась от обращенного на него взгляда Фаррелла, от взгляда чего бы то ни было:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102