– Два совершенно различных вопроса, добрый мой миннезингер. Кто я, как не чернокожий, оказавшийся достаточно глупым, чтобы получить классическое образование – и заметьте, здесь, на танцах, присутствует множество людей, которые и этого вам о себе не расскажут. Тут у нас, знаете ли, все как во времена Золотой Лихорадки – люди не желают, чтобы к ним лезли с вопросами о том, как они прозывались там, в Штатах. В именах кроется магия, собственно, никакой иной магии и не существует, это известно любой культуре. Если у вас хватает здравого смысла, то вы даже богам не позволите вызнать ваше настоящее имя.
Внезапно он встал и улыбнулся Фарреллу совершенно по-новому: узкой, как бы припухлой улыбкой существа, способного большую часть жизни питаться личинками, молодыми побегами и ежевикой – большую, но не всю.
– И однако же кто я здесь, как не Хамид ибн Шанфара, поэт и сын поэта-изгнанника, историк, повествователь, Придворный Хранитель Легенд и Архивов. В кое-каких областях на юге Сахары меня могли б называть griot'ом.
Скругление лба его, невысокого и гладкого, в точности отвечало изгибу свисающей у него с кушака маленькой сабли.
– Значит и вам от него привет, – сказал Фаррелл. – Какая приятная встреча.
Только в каштановых глазах и мелькнуло нечто в ответ на слова Никласа Боннера.
Хамид небрежно продолжал:
– Обучить же этому невозможно. Наверное, я мог бы где-то преподавать все, что узнал в Лиге, но меня никогда не посещало такое желание. Я изучал это не для того, чтобы учить других. Мне просто хотелось пребывать в моем теперешнем качестве, что далеко не всем кажется понятным, – он снова пошел вперед, искоса поглядывая на Фаррелла. – Это как у вас с лютней, да?
– Как у меня с лютней, – согласился Фаррелл. – И как у Эйффи с магией, да?
Хамид не отвечал, пока они не подошли почти к самому краю лужайки. Там уже опять танцевали – бранль, если судить по музыке, звуки которой мешались со смехом. В конце концов Хамид произнес:
– Ну, и это ведь тоже роль, такая же, как трубадур или бард. В Гиперборее – знаете, там, в Сакраменто – имеется одна дама, занимающаяся ведовством, или Древними Верованиями – это можно назвать по-разному. Внешне она вылитый картотечный шкаф, а послушать ее, так колдовство – это что-то вроде органического мульчирования. В Королевстве Под Горой свои ведуньи, те все больше ауры читают да предсказывают землетрясения. А у нас Эйффи, – он немного замялся и отпустил руку Фаррелла, чтобы заново перемотать свой индиговый тюрбан. – Так вот, я не знаю, видели ли вы, чем она там забавлялась…
– В том-то и горе, что видел – грустно сказал Фаррелл.
Теперь Сарацин явно заторопился, они уже приближались к танцующим, и Фарреллу приходилось шагать помашистей, чтобы держаться с ним вровень.
– Хамид, – сказал он, – мы друг друга не знаем, я забрел к вам случайно и все это не моя забота. Но вы здесь имеете дело вовсе не с культурно-антропологическим аутсайдером, который сажает фасоль непременно голышом и только при полной луне. То, с чем вы имеете дело – это самая настоящая баба-яга.
Хамид, не взглянув на него, фыркнул.
– Друг мой, Эйффи для нас – подобие талисмана, она выросла вместе с Лигой. А в колдунью она играет с младых ногтей.
– По-моему, она заигралась, – сказал Фаррелл. – Послушайте, я с удовольствием, с самым что ни на есть располнейшим удовольствием поверил бы, что она репетировала со своим ухажером какую-то школьную пьесу или даже выполняла некий обряд, имеющий целью увеличить плодородие здешних земель. Или что меня одолели галлюцинации, или что я все неправильно понял.
Он ухватил Хамида за полу белого полотняного одеяния, чтобы остановить его хоть на минуту.
– Но на сей раз мне себя ни в чем таком убедить не удастся. Я понимаю, что я увидел.
Потянутый за подол Хамид резко поворотился и ударом отбросил руку Фаррелла, промолвив голосом, в котором обнаружилась вдруг грозная ласковость:
– Барда хватать нельзя, никогда больше не делайте этого.
Теперь в нем не было ничего ни от ученого, ни от шута, ни от придворного – Фаррелл увидел перед собой проведшего целую жизнь в пустыне, похожего на клубок колючей проволоки жреца, противостоящего истинному святотатству.
– Вы не понимаете, что вы увидели, – прошептал этот жрец. – Поверьте мне.
Музыка заглушала слова, так что Фаррелл едва их расслышал.
– Она любит пускать пыль в глаза, вот и все, – продолжал Хамид, – ей нравится находиться в центре внимания. Что вы хотите, ей только пятнадцать лет.
– Настоящие ведьмы и колдуны были, скорее всего, юнцами, – задумчиво произнес Фаррелл. – Я никогда не жаждал власти так сильно, как в пятнадцать лет.
Но Хамид уже сгинул, поспешив замешаться в пылающий всеми красками водоворот танцующих, расплескавшийся за края лужайки, рассыпавшийся вокруг Фаррелла на отдельные пары запыхавшихся, шумно отдувающихся и едва не валящихся наземь людей. Грациозный, как богомол, и учтивый, как смерть, крадущейся походкой приблизился Гарт де Монфокон. Фаррелл чуть заметно мотнул головой, и Гарт, улыбнувшись – будто застежка-молния разошлась на лице – двинулся туда, откуда пришел Фаррелл.
Джулия стояла у музыкантского помоста, разговаривая с леди Хризеидой, но, едва заметив Фаррелла, метнулась к нему и торопливо его обняла.
– Где ты был? – спросила она. – Я беспокоилась, куда ты подевался?
– Да так, прогулялся немного, – ответил Фаррелл. – Извини, надо было тебе сказать.
– Я не знала, куда ты пропал, – сказала она. – Исчез вдруг и все, и она тоже – Эйффи – Гарт шнырял тут, как масло по сковородке, целую охоту на нее устроил. Я уже стала бояться, что тебя похитили, вдруг кто-нибудь затеял приносить в жертву детей. Девственников.
Она рассмелась, но что-то, подобное трепещущей станиоли, звенело в ее смехе, и выпустить Фаррелла из объятий она никак не решалась.
– Да и я по большей части тоже охотился, только на Бена, – он колебался, стараясь придумать, как рассказать ей о смехе, слышанном им под деревьями.
Леди Хризеида сказала:
– Если вы ищете викинга Эйвиндссона, поищите заодно и моего мужа, Сокольничего. Эти двое – друзья, настолько близкие, насколько Эгиль то позволяет.
У нее был низкий, отчетливый голос и осторожная грация животного, охотиться на которого разрешают не круглый год.
– Хорошо, – кратко ответил Фаррелл, с испугом ощутив, как что-то сжимается у него внутри, будто у школьника, при мысли, что в этом мире Бен предпочел иметь в качестве друга герцога Фредерика. Он повернулся к Джулии:
– Таникава, Джевел, я должен тебе кое-что рассказать, – но и Джулия, и леди Хризеида уже не слышали его – обе слегка наклонились вперед и с приоткрытыми ртами глядели куда-то мимо. Фаррелл обернулся, зная, что ему предстоит увидеть, и надеясь, что знание это ошибочно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102