Кто тебе сказал, что ты должен принять на себя все беды людские? Кто сказал, что ты должен переживать за них их боль?
— Никто. Наоборот, все говорят, что я этого делать не должен.
— Тогда зачем? — недоумевала она.
— Так надо. Я знаю, что, кроме меня, этого никто не сделает.
— Ты… ты… ты как Христос, который искупает грехи всего мира.
— Или как Будда, что ощутил связь с каждой молекулой этого мира. А может, я и есть Будда, Христос и многие другие?
— Все шутишь? И шутки у тебя такие же… А ты, между прочим, за последние лет десять ни разу не улыбнулся.
— Ты хочешь, чтобы я улыбнулся?
— Да, — шепнула она.
— Ладно.
Кирилл посмотрел на жену, попробовал растянуть губы в улыбке, но улыбка получилась вымученной и горькой.
— Кир…
Жена заплакала. Он провел рукой по ее щеке, хотел произнести какие-то слова успокоения, но слов не было. Она не заметила, как ее ладошка оказалась зажата в его ладонях.
— Отдай мне свою боль. Отдай печали, тоску, скорбь. Отдай все то, что скопилось в тебе и мучает тебя. Отдай, оно тебе не понадобится. Поверь, это не большая потеря, тебе будет легче. Я знаю, верь мне.
Он говорил и говорил, пока все ее страхи не выплеснулись наружу и не перетекли в его сердце. Она всхлипнула и улыбнулась. Он понимал, что ей теперь хорошо и спокойно, но не знал, как это, он не мог ощутить такого покоя.
— Я читала про тебя статью в «Московском комсомольце». Знаешь, как они тебя назвали? — неожиданно сказала жена.
— Как?
— Избавитель.
— Хм, в этом что-то есть.
— Ты мой избавитель, знаешь, что я тебе скажу?
— Что?
… Потом она заснула, а Кирилл встал и прокрался на кухню. Он достал из холодильника початую бутылку водки и попытался залить скорбь, тоску и боль десятков тысяч людей. Но для этой цели требовалось море водки, а магазины уже были закрыты.
* * *
Музей закрывался, но Михаил и не думал уходить. Он встал посреди зала, раскинул руки и закрыл глаза. Смотритель, выгонявший увлекшихся посетителей, прошел мимо, будто Михаила не существовало. Потом появилась уборщица. Та вообще прошла сквозь него, как сквозь воздух. Потом в зале никого не осталось, погас свет.
Михаил шевельнулся, опустил руки, огляделся по сторонам и пошел к стеклянному ящику, закрывавшему ценные экспонаты от пыли и чужих рук. Его рука прошла сквозь стекло, будто того и не было. Сигнализация не сработала. Михаил усмехнулся. Рука под стеклом схватила старинную, залепленную драгоценными камнями, рукоять огромного меча. Михаил потянул меч на себя.
Теперь он стоял в зале с мечом в руке, а стекло выглядело так, словно его и не трогали. Михаил поднял меч над головой. Неизвестно откуда взявшийся ветер растрепал волосы, поиграл бородой, поднял в воздух и вихрем понес из зала. Михаил захохотал. Вихрь унесся, унес и Михаила, а его хохот еще долго гремел, отражаясь от стен и мраморного пола.
* * *
Кирилл вышел из дома ранним утром. Настолько ранним, что вокруг не было ни души. Он оглянулся, никого не увидел и пошел, легко насвистывая что-то себе под нос.
Его насвистывание оборвал резкий свист. Кирилл обернулся — там, где минуту назад никого не было, стоял человек.
— Все на свист оборачиваешься, Иллар? И где только прячется твое самолюбие, гордость наконец, — язвительно заметила фигура.
— Гордость — порок, Микаэл, — возразил Кирилл, названный Илларом.
— Это они придумали, это искажение истины, — ухмыльнулся Микаэл.
— А истина это то, что придумал Он?
— Я не хочу возобновлять этот разговор, Иллар!
— А чего ты хочешь?
— Выполнить свою работу.
— Выполняй, я не мешаю, — пожал плечами Иллар.
Микаэл усмехнулся, его палец уперся в бегущие по небу облака:
— Он просил передать тебе привет.
— Ему тоже, — просто ответил Иллар.
— Он сказал, что ты должен прекратить это.
— А я не хочу и не могу этого прекратить.
— Он сказал, что ты должен, — повторил Микаэл.
— Он сказал, Он сказал, — передразнил Кирилл-Иллар. — А Он не слишком много говорит?
— Это ты слишком много говоришь. И ты слишком много себе позволяешь. Ты должен остановиться, так Он сказал.
— Нет.
— Что значит «нет»?
— То и значит. «Нет» — это значит «нет», я не откажусь от своих идей только потому, что Он так сказал. Если Он может переубедить меня, пусть попробует, а давить Он может на меня, сколько влезет, все равно это ничего не изменит.
— Это твое последнее слово?
— Да.
Кирилл не заметил, как оказался в воздухе. Теперь, когда обратил на это внимание, двор, дома, город остались далеко внизу. Он парил среди облаков вместе с Михаилом так, будто воздух был их родной стихией.
— Он сказал, что если ты не отречешься, то я должен уничтожить твою оболочку.
— Валяй, я не отрекусь.
Микаэл выхватил из ниоткуда огромный старинный клинок. Меч нехорошо поблескивал лезвием в лучах восходящего солнца.
— Подумай, еще не поздно отказаться.
— Я же сказал, что не отрекусь. Заканчивай уже.
— Ну, — Микаэл с сомнением посмотрел на него. — Я знаю, что такое — терять оболочку. Ты уверен, что твои идеи стоят таких мучений? Подумай.
— Я уже подумал.
— Но…
Иллар вздохнул, протянул руку. Ладонь Микаэла оказалась в тисках чужих ладоней:
— Отдай мне свои сомнения, отдай свою боль. Отдай. Это не большая потеря. Поверь, тебе будет легче. Я знаю, я знаю.
Терзания душевные вихрем ворвались в него, он содрогнулся. Руки его разжались. Микаэл стоял в оцепенении, наконец выдавил:
— Спасибо, избавитель.
— Не за что.
Они снова оказались на земле, во дворе у подъезда. Вокруг спал город. Микаэл легко поднял тяжелый меч. Солнце зло сверкнуло, отразившись в обоюдоостром лезвии. Меч на секунду замер, потом неумолимо, как лавина опустился вниз. Лезвие беззвучно раскроило череп, прошло насквозь через все тело, вышло наружу в паху. Тонкая линия разделила тело Кирилла на две половинки. Одна половинка улыбнулась, по щеке другой прокатилась слезинка. Части того, что некогда были Кириллом, распались в разные стороны, выворачивая наружу внутренности. Две половинки большого сердца ударились три раза в унисон. Из двух частей одного целого хлынула наконец кровь, растеклась огромной лужей.
Михаил опустил меч, постоял, отбросил его в сторону. Меч растворился в воздухе, так и не коснувшись земли. Тогда Микаэл оттолкнулся от земли, поднялся в воздух и полетел над городом. Вслед ему донесся тяжелый стон, стонала земля. Где-то завыла собака, ее подхватила другая, потом взвыл весь город. На улицах показались первые люди. Город стал оживать.
ПОСЛЕДНЯЯ СКАЗКА ПРО ИЗБАВИТЕЛЯ
(В соавторстве с Дмитрием Шевченко)
Ребенок плакал. Стоял и хныкал, оглядываясь по сторонам. Кирилл подошел к палатке, купил леденец и подступил к ребенку, присел перед ним и протянул конфету.
— Чего ты возишься с этим ублюдком?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Никто. Наоборот, все говорят, что я этого делать не должен.
— Тогда зачем? — недоумевала она.
— Так надо. Я знаю, что, кроме меня, этого никто не сделает.
— Ты… ты… ты как Христос, который искупает грехи всего мира.
— Или как Будда, что ощутил связь с каждой молекулой этого мира. А может, я и есть Будда, Христос и многие другие?
— Все шутишь? И шутки у тебя такие же… А ты, между прочим, за последние лет десять ни разу не улыбнулся.
— Ты хочешь, чтобы я улыбнулся?
— Да, — шепнула она.
— Ладно.
Кирилл посмотрел на жену, попробовал растянуть губы в улыбке, но улыбка получилась вымученной и горькой.
— Кир…
Жена заплакала. Он провел рукой по ее щеке, хотел произнести какие-то слова успокоения, но слов не было. Она не заметила, как ее ладошка оказалась зажата в его ладонях.
— Отдай мне свою боль. Отдай печали, тоску, скорбь. Отдай все то, что скопилось в тебе и мучает тебя. Отдай, оно тебе не понадобится. Поверь, это не большая потеря, тебе будет легче. Я знаю, верь мне.
Он говорил и говорил, пока все ее страхи не выплеснулись наружу и не перетекли в его сердце. Она всхлипнула и улыбнулась. Он понимал, что ей теперь хорошо и спокойно, но не знал, как это, он не мог ощутить такого покоя.
— Я читала про тебя статью в «Московском комсомольце». Знаешь, как они тебя назвали? — неожиданно сказала жена.
— Как?
— Избавитель.
— Хм, в этом что-то есть.
— Ты мой избавитель, знаешь, что я тебе скажу?
— Что?
… Потом она заснула, а Кирилл встал и прокрался на кухню. Он достал из холодильника початую бутылку водки и попытался залить скорбь, тоску и боль десятков тысяч людей. Но для этой цели требовалось море водки, а магазины уже были закрыты.
* * *
Музей закрывался, но Михаил и не думал уходить. Он встал посреди зала, раскинул руки и закрыл глаза. Смотритель, выгонявший увлекшихся посетителей, прошел мимо, будто Михаила не существовало. Потом появилась уборщица. Та вообще прошла сквозь него, как сквозь воздух. Потом в зале никого не осталось, погас свет.
Михаил шевельнулся, опустил руки, огляделся по сторонам и пошел к стеклянному ящику, закрывавшему ценные экспонаты от пыли и чужих рук. Его рука прошла сквозь стекло, будто того и не было. Сигнализация не сработала. Михаил усмехнулся. Рука под стеклом схватила старинную, залепленную драгоценными камнями, рукоять огромного меча. Михаил потянул меч на себя.
Теперь он стоял в зале с мечом в руке, а стекло выглядело так, словно его и не трогали. Михаил поднял меч над головой. Неизвестно откуда взявшийся ветер растрепал волосы, поиграл бородой, поднял в воздух и вихрем понес из зала. Михаил захохотал. Вихрь унесся, унес и Михаила, а его хохот еще долго гремел, отражаясь от стен и мраморного пола.
* * *
Кирилл вышел из дома ранним утром. Настолько ранним, что вокруг не было ни души. Он оглянулся, никого не увидел и пошел, легко насвистывая что-то себе под нос.
Его насвистывание оборвал резкий свист. Кирилл обернулся — там, где минуту назад никого не было, стоял человек.
— Все на свист оборачиваешься, Иллар? И где только прячется твое самолюбие, гордость наконец, — язвительно заметила фигура.
— Гордость — порок, Микаэл, — возразил Кирилл, названный Илларом.
— Это они придумали, это искажение истины, — ухмыльнулся Микаэл.
— А истина это то, что придумал Он?
— Я не хочу возобновлять этот разговор, Иллар!
— А чего ты хочешь?
— Выполнить свою работу.
— Выполняй, я не мешаю, — пожал плечами Иллар.
Микаэл усмехнулся, его палец уперся в бегущие по небу облака:
— Он просил передать тебе привет.
— Ему тоже, — просто ответил Иллар.
— Он сказал, что ты должен прекратить это.
— А я не хочу и не могу этого прекратить.
— Он сказал, что ты должен, — повторил Микаэл.
— Он сказал, Он сказал, — передразнил Кирилл-Иллар. — А Он не слишком много говорит?
— Это ты слишком много говоришь. И ты слишком много себе позволяешь. Ты должен остановиться, так Он сказал.
— Нет.
— Что значит «нет»?
— То и значит. «Нет» — это значит «нет», я не откажусь от своих идей только потому, что Он так сказал. Если Он может переубедить меня, пусть попробует, а давить Он может на меня, сколько влезет, все равно это ничего не изменит.
— Это твое последнее слово?
— Да.
Кирилл не заметил, как оказался в воздухе. Теперь, когда обратил на это внимание, двор, дома, город остались далеко внизу. Он парил среди облаков вместе с Михаилом так, будто воздух был их родной стихией.
— Он сказал, что если ты не отречешься, то я должен уничтожить твою оболочку.
— Валяй, я не отрекусь.
Микаэл выхватил из ниоткуда огромный старинный клинок. Меч нехорошо поблескивал лезвием в лучах восходящего солнца.
— Подумай, еще не поздно отказаться.
— Я же сказал, что не отрекусь. Заканчивай уже.
— Ну, — Микаэл с сомнением посмотрел на него. — Я знаю, что такое — терять оболочку. Ты уверен, что твои идеи стоят таких мучений? Подумай.
— Я уже подумал.
— Но…
Иллар вздохнул, протянул руку. Ладонь Микаэла оказалась в тисках чужих ладоней:
— Отдай мне свои сомнения, отдай свою боль. Отдай. Это не большая потеря. Поверь, тебе будет легче. Я знаю, я знаю.
Терзания душевные вихрем ворвались в него, он содрогнулся. Руки его разжались. Микаэл стоял в оцепенении, наконец выдавил:
— Спасибо, избавитель.
— Не за что.
Они снова оказались на земле, во дворе у подъезда. Вокруг спал город. Микаэл легко поднял тяжелый меч. Солнце зло сверкнуло, отразившись в обоюдоостром лезвии. Меч на секунду замер, потом неумолимо, как лавина опустился вниз. Лезвие беззвучно раскроило череп, прошло насквозь через все тело, вышло наружу в паху. Тонкая линия разделила тело Кирилла на две половинки. Одна половинка улыбнулась, по щеке другой прокатилась слезинка. Части того, что некогда были Кириллом, распались в разные стороны, выворачивая наружу внутренности. Две половинки большого сердца ударились три раза в унисон. Из двух частей одного целого хлынула наконец кровь, растеклась огромной лужей.
Михаил опустил меч, постоял, отбросил его в сторону. Меч растворился в воздухе, так и не коснувшись земли. Тогда Микаэл оттолкнулся от земли, поднялся в воздух и полетел над городом. Вслед ему донесся тяжелый стон, стонала земля. Где-то завыла собака, ее подхватила другая, потом взвыл весь город. На улицах показались первые люди. Город стал оживать.
ПОСЛЕДНЯЯ СКАЗКА ПРО ИЗБАВИТЕЛЯ
(В соавторстве с Дмитрием Шевченко)
Ребенок плакал. Стоял и хныкал, оглядываясь по сторонам. Кирилл подошел к палатке, купил леденец и подступил к ребенку, присел перед ним и протянул конфету.
— Чего ты возишься с этим ублюдком?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49