И затворил дверь, оставляя за нею столько милых сердцу надежд. — Пожалуй, еще до вечера мне надо вернуться на «Скорпион», поглядеть, не затонул ли он на своей стоянке. Не знаете, когда будет дневной поезд?
— Не знаю, но можно позвонить на станцию и спросить. А вам нельзя остаться еще на один день?
— Я бы и рад, детка, но это не годится. У меня на столе наверняка скопилась куча бумаг, и они требуют внимания.
— Насчет поезда я узнаю. А что вы будете делать сегодня утром?
— Я обещал вашему отцу доборонить выгон на косогоре.
— Мне надо еще примерно с час крутиться по дому. А потом я бы походила с вами.
— Буду рад. Ваш вол отменный труженик, но с ним много не поговоришь.
После обеда Тауэрсу отдали его тщательно починенные вещички. Он поблагодарил Дэвидсонов за их доброту, уложил чемодан, и Мойра отвезла его на станцию. В Национальной галерее открыта была выставка австралийской духовной живописи; они условились пойти туда, пока выставка не закрылась: Дуайт Мойре позвонит. И вот он в поезде, возвращается в Мельбурн, к своей работе.
Около шести он был уже на авианосце. Как он и думал, на столе ждала груда бумаг и среди них запечатанный конверт с наклейкой «Секретно». Тауэрс ножом взрезал конверт — в нем оказался проект приказа и личная записка Главнокомандующего военно-морскими силами: пусть капитан ему позвонит, надо встретиться и обсудить план предстоящей операции.
Тауэрс просмотрел план. Да, в сущности, этого он и ждал. И такой рейс вполне по силам «Скорпиону», если только вдоль западного побережья Соединенных Штатов вовсе нет мин — на взгляд Тауэрса, весьма смелое предположение.
В тот же вечер он позвонил домой Питеру Холмсу.
— У меня на столе план очередной операции, — сказал он. — И при нем записка, адмирал Хартмен хочет меня принять. Хорошо бы вам завтра приехать и тоже просмотреть этот план. А потом нам бы лучше пойти к адмиралу вместе.
— Я буду на борту завтра рано утром, — сказал офицер связи.
— Отлично. Мне очень неприятно отзывать вас из отпуска, но дело есть дело.
— Ничего страшного, сэр. Правда, я еще одно дерево собирался спилить…
На-другое утро в половине десятого Питер сидел в крохотной каюте — рабочем кабинете Тауэрса на авианосце — и читал проект приказа.
— Вы ведь примерно этого и ждали, сэр? — спросил он.
— Примерно, — подтвердил капитан. И повернулся к приставному столику. — Вот все данные, какие у нас есть о минных полях. Вот радиостанция, которую мы должны обследовать. Определили, что она находится где-то в районе Сиэтла. Ну, это не так плохо. — Он взял со стола карту. — Вот тут помечены минные поля пролива Хуан де Фука и Пьюгетского. Мы можем, не подвергаясь опасности, пройти до самых Бремертонских верфей. Могли бы дойти и до Пирл-Харбор, но этого с нас не спрашивают. А вот как с минами в Панамском заливе, у Сан-Диего и Сан-Франциско — об этом мы ровно ничего не знаем.
Питер кивнул.
— Надо будет объяснить это адмиралу. Хотя, думаю, он и сам понимает. И я знаю, с ним вполне можно говорить откровенно.
— Датч-Харбор, — сказал капитан. — Как там с минами, тоже неизвестно.
— И там можно натолкнуться на льды?
— Очень возможно. И еще там туманы, да какие. В это время года без дозорного на мостике туда заходить невесело. Придется в тех краях быть поосторожнее.
— Странно, почему нас туда посылают.
— Трудно сказать. Может быть, адмирал нам объяснит.
Еще некоторое время оба кропотливо изучали карты.
— Каким путем вы бы пошли? — спросил наконец офицер связи.
— Не погружаясь — вдоль тридцатой широты, севернее Новой Зеландии, южнее Питкэрна, до сто двадцатого меридиана. Оттуда строго на север по меридиану. Так мы придем в Штаты, к Калифорнии, примерно у Санта-Барбары. И возвращаться из Датч-Харбор надо бы тем же путем. Строго на юг по сто шестьдесят пятому меридиану мимо Гавайских островов. Заодно по дороге заглянули бы и в Пирл-Харбор. И опять прямиком на юг, покуда не сможем всплыть где-нибудь возле островов Содружества, а может, немного южнее.
— Сколько же это времени придется идти с погружением?
Капитан сверился с бумагой, лежащей на столе.
— Вчера вечером я пробовал рассчитать. Думаю, мы не будем подолгу оставаться на одном месте, как в прошлый раз. С погружением пройти надо, по моим расчетам, около двухсот градусов, двенадцать тысяч миль. (Окажем, шестьсот часов хода — двадцать пять дней. Да еще дня два на обследование и какие-нибудь задержки. Скажем, двадцать семь дней.
— Под водой это немало.
— «Меч-рыба» шла дольше. Тридцать два дня. Тут главное — сохранять спокойствие и расслабиться.
Офицер связи изучал карту Тихого океана. Его палец уперся в многочисленные рифы и группы островов южнее Гавайских.
— Южнее Гавайев не очень-то расслабишься, когда надо будет крутиться, не всплывая, в этой каше. Да еще под самый конец рейса.
— Знаю. — Капитан пристально разглядывал карту. — Может быть, стоит взять немного западнее и подойти к Фиджи с севера. — И, помолчав, договорил: — Датч-Харбор меня беспокоит больше, чем обратный путь.
Еще с полчаса они изучали карты и план предстоящей операции. Наконец австралиец сказал:
— Да, недурной предстоит рейсик! — Он усмехнулся. — Будет о чем рассказывать внукам.
Капитан вскинул глаза на Питера, потом и сам улыбнулся:
— Вы совершенно правы!
Офицер связи ждал тут же, в каюте, покуда капитан Тауэрс звонил секретарю адмирала. Прием назначили на следующее утро, на десять часов. Больше Холмсу незачем было оставаться на базе; они с капитаном условились встретиться на другое утро незадолго до назначенного часа в приемной у секретаря, и Питер ближайшим поездом отправился в Фолмут.
Он доехал еще до обеда, взял оставленный на станции велосипед и покатил домой. Приехал разгоряченный, с радостью скинул китель и прочее, стал под душ, потом принялся за холодную закуску. Мэри он застал порядком озабоченной: дочка начала слишком бойко ползать.
— Я ее оставила в гостиной на ковре, пошла в кухню чистить картошку. А через минуту смотрю — она уже в коридоре, под самой кухонной дверью. Просто бесенок. Теперь она прямо носится по всему дому, не угонишься.
Сели обедать.
— Нам надо раздобыть какой-нибудь манежик, — сказал Питер. — Знаешь, есть такие деревянные, складные.
Мэри кивнула.
— Я уже об этом думала. Есть такие, у них сбоку в несколько рядов нанизаны пестрые кольца, похоже на счеты.
— Пожалуй, такие манежи еще продаются, — сказал Питер. — Может, мы знаем кого-нибудь, кто больше не заводит детей? Может, у них найдется ненужный?
Мэри покачала головой.
— Я таких не знаю. По-моему, у всех наших друзей родятся младенцы один за другим.
— Я поразведаю в городе, может, найду что-нибудь подходящее.
Пока обедали, все мысли Мэри заняты были дочуркой, Лишь под самый конец она спохватилась и спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Не знаю, но можно позвонить на станцию и спросить. А вам нельзя остаться еще на один день?
— Я бы и рад, детка, но это не годится. У меня на столе наверняка скопилась куча бумаг, и они требуют внимания.
— Насчет поезда я узнаю. А что вы будете делать сегодня утром?
— Я обещал вашему отцу доборонить выгон на косогоре.
— Мне надо еще примерно с час крутиться по дому. А потом я бы походила с вами.
— Буду рад. Ваш вол отменный труженик, но с ним много не поговоришь.
После обеда Тауэрсу отдали его тщательно починенные вещички. Он поблагодарил Дэвидсонов за их доброту, уложил чемодан, и Мойра отвезла его на станцию. В Национальной галерее открыта была выставка австралийской духовной живописи; они условились пойти туда, пока выставка не закрылась: Дуайт Мойре позвонит. И вот он в поезде, возвращается в Мельбурн, к своей работе.
Около шести он был уже на авианосце. Как он и думал, на столе ждала груда бумаг и среди них запечатанный конверт с наклейкой «Секретно». Тауэрс ножом взрезал конверт — в нем оказался проект приказа и личная записка Главнокомандующего военно-морскими силами: пусть капитан ему позвонит, надо встретиться и обсудить план предстоящей операции.
Тауэрс просмотрел план. Да, в сущности, этого он и ждал. И такой рейс вполне по силам «Скорпиону», если только вдоль западного побережья Соединенных Штатов вовсе нет мин — на взгляд Тауэрса, весьма смелое предположение.
В тот же вечер он позвонил домой Питеру Холмсу.
— У меня на столе план очередной операции, — сказал он. — И при нем записка, адмирал Хартмен хочет меня принять. Хорошо бы вам завтра приехать и тоже просмотреть этот план. А потом нам бы лучше пойти к адмиралу вместе.
— Я буду на борту завтра рано утром, — сказал офицер связи.
— Отлично. Мне очень неприятно отзывать вас из отпуска, но дело есть дело.
— Ничего страшного, сэр. Правда, я еще одно дерево собирался спилить…
На-другое утро в половине десятого Питер сидел в крохотной каюте — рабочем кабинете Тауэрса на авианосце — и читал проект приказа.
— Вы ведь примерно этого и ждали, сэр? — спросил он.
— Примерно, — подтвердил капитан. И повернулся к приставному столику. — Вот все данные, какие у нас есть о минных полях. Вот радиостанция, которую мы должны обследовать. Определили, что она находится где-то в районе Сиэтла. Ну, это не так плохо. — Он взял со стола карту. — Вот тут помечены минные поля пролива Хуан де Фука и Пьюгетского. Мы можем, не подвергаясь опасности, пройти до самых Бремертонских верфей. Могли бы дойти и до Пирл-Харбор, но этого с нас не спрашивают. А вот как с минами в Панамском заливе, у Сан-Диего и Сан-Франциско — об этом мы ровно ничего не знаем.
Питер кивнул.
— Надо будет объяснить это адмиралу. Хотя, думаю, он и сам понимает. И я знаю, с ним вполне можно говорить откровенно.
— Датч-Харбор, — сказал капитан. — Как там с минами, тоже неизвестно.
— И там можно натолкнуться на льды?
— Очень возможно. И еще там туманы, да какие. В это время года без дозорного на мостике туда заходить невесело. Придется в тех краях быть поосторожнее.
— Странно, почему нас туда посылают.
— Трудно сказать. Может быть, адмирал нам объяснит.
Еще некоторое время оба кропотливо изучали карты.
— Каким путем вы бы пошли? — спросил наконец офицер связи.
— Не погружаясь — вдоль тридцатой широты, севернее Новой Зеландии, южнее Питкэрна, до сто двадцатого меридиана. Оттуда строго на север по меридиану. Так мы придем в Штаты, к Калифорнии, примерно у Санта-Барбары. И возвращаться из Датч-Харбор надо бы тем же путем. Строго на юг по сто шестьдесят пятому меридиану мимо Гавайских островов. Заодно по дороге заглянули бы и в Пирл-Харбор. И опять прямиком на юг, покуда не сможем всплыть где-нибудь возле островов Содружества, а может, немного южнее.
— Сколько же это времени придется идти с погружением?
Капитан сверился с бумагой, лежащей на столе.
— Вчера вечером я пробовал рассчитать. Думаю, мы не будем подолгу оставаться на одном месте, как в прошлый раз. С погружением пройти надо, по моим расчетам, около двухсот градусов, двенадцать тысяч миль. (Окажем, шестьсот часов хода — двадцать пять дней. Да еще дня два на обследование и какие-нибудь задержки. Скажем, двадцать семь дней.
— Под водой это немало.
— «Меч-рыба» шла дольше. Тридцать два дня. Тут главное — сохранять спокойствие и расслабиться.
Офицер связи изучал карту Тихого океана. Его палец уперся в многочисленные рифы и группы островов южнее Гавайских.
— Южнее Гавайев не очень-то расслабишься, когда надо будет крутиться, не всплывая, в этой каше. Да еще под самый конец рейса.
— Знаю. — Капитан пристально разглядывал карту. — Может быть, стоит взять немного западнее и подойти к Фиджи с севера. — И, помолчав, договорил: — Датч-Харбор меня беспокоит больше, чем обратный путь.
Еще с полчаса они изучали карты и план предстоящей операции. Наконец австралиец сказал:
— Да, недурной предстоит рейсик! — Он усмехнулся. — Будет о чем рассказывать внукам.
Капитан вскинул глаза на Питера, потом и сам улыбнулся:
— Вы совершенно правы!
Офицер связи ждал тут же, в каюте, покуда капитан Тауэрс звонил секретарю адмирала. Прием назначили на следующее утро, на десять часов. Больше Холмсу незачем было оставаться на базе; они с капитаном условились встретиться на другое утро незадолго до назначенного часа в приемной у секретаря, и Питер ближайшим поездом отправился в Фолмут.
Он доехал еще до обеда, взял оставленный на станции велосипед и покатил домой. Приехал разгоряченный, с радостью скинул китель и прочее, стал под душ, потом принялся за холодную закуску. Мэри он застал порядком озабоченной: дочка начала слишком бойко ползать.
— Я ее оставила в гостиной на ковре, пошла в кухню чистить картошку. А через минуту смотрю — она уже в коридоре, под самой кухонной дверью. Просто бесенок. Теперь она прямо носится по всему дому, не угонишься.
Сели обедать.
— Нам надо раздобыть какой-нибудь манежик, — сказал Питер. — Знаешь, есть такие деревянные, складные.
Мэри кивнула.
— Я уже об этом думала. Есть такие, у них сбоку в несколько рядов нанизаны пестрые кольца, похоже на счеты.
— Пожалуй, такие манежи еще продаются, — сказал Питер. — Может, мы знаем кого-нибудь, кто больше не заводит детей? Может, у них найдется ненужный?
Мэри покачала головой.
— Я таких не знаю. По-моему, у всех наших друзей родятся младенцы один за другим.
— Я поразведаю в городе, может, найду что-нибудь подходящее.
Пока обедали, все мысли Мэри заняты были дочуркой, Лишь под самый конец она спохватилась и спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74