Неизвестно почему Русской проникся к маленькому трудолюбивому монаху доверием и рассказал ему о наемных убийцах, о трудном российском бизнесе, о товарищах по бизнесу, норовящих обмануть его в самых простых вещах, и о жадной администрации, жаждущей стянуть с порядочного бизнесмена последнюю рубаху. Рассказывая все это, Илья Константинович чувствовал, как на глаза наворачиваются тяжелые и горячие слезы обиды, причем, что удивительно, слезы были самыми настоящими и искренними. Слушая Илью Константиновича, человечек сокрушенно цокал языком и внимательно осматривал его голову, поворачивая к себе то затылком, то лбом, то височными долями. Видно было, что голова бизнесмена ему не особенно нравится.
— Трудный случай, — наконец сказал человечек на ломаном английском. — Обычно мы делаем отверстие для третьего глаза в зависимости от задач, которые придется решать человеку: если ему надо что-то увидеть в прошлом, мы открываем глаз на затылке, если надо читать мысли и видеть человеческую ауру — сверлим лоб. У вас же придется высверлить сразу четыре дырки с каждой стороны черепа, ведь вам надо точно знать, откуда грозит опасность. Но это мы быстро! — С этими словами человечек ловко достал из-за спины оранжевую «бошевскую» электродрель. — Высверлим дырочки, вставим нужные пробочки, посидеть, правда, придется в темноте недельки три…
— Погодите, — тревожно сказал Илья Константинович. — Ну нельзя ж так сразу! Мне с духом надо собраться, взвесить все… На опасное дело склоняете. Ведь не дай Бог помру!
— Ну и чего страшного? — удивился монах. — Все равно переродишься. Воплотишься в кого-нибудь. У тебя же еще не одна реинкарнация впереди. Я ведь по твоим глазам вижу, что родился ты в год Водяной Змеи. Хитрый ты и скользкий, голыми руками тебя не возьмешь, а если и возьмешь, то все равно упустишь…
Тем не менее от бесцеремонного и наверняка болезненного открытия третьего глаза Илья Константинович пусть временно, но отказался, сказав, что ему надо посоветоваться со своими русскими богами Карлом Марксом и Лениным. Монах об этих богах слышал и против совета с ними не возражал — уважал, стервец, чужую веру.
Благополучно покинув монастырь, Илья Константинович испытал невыразимое облегчение. «Не надо нам лишних дырочек в голове, — думал он, шагая по булыжникам мостовой. — У нас их, блин, своих хватает!» Русской шел по улице, вдыхая сухие ароматы горного воздуха, и наслаждался жизнью, когда увидел идущую навстречу странную процессию.
Впереди шел полный важный монах в красном одеянии с курительной свечой в руке. За ним — трое китайцев. Двое из них, печального облика, двигались нормально, но как-то торжественно и излишне медленно, а вот пожилой грузный китаец между ними шел неуверенно, все время спотыкаясь, как пьяный. Он покачивался, и глаза его, похоже, были закрыты.
— Повели родимого, — с горечью сказал кто-то рядом на хорошем английском языке.
Илья Константинович удивленно скосил глаза и увидел неодобрительно покачивающего головой официанта из лхас-ской гостиницы, бывшего монастырского послушника Адольфа Миллера.
— Кто повел? — спросил он. — Кого повел? Куда?
— Разве не видите сами? Паломник из далекой провинции в монастыре скончался, — с немецкой расстановкой и основательностью сказал Адольф Миллер. — Сердце не выдержало или переел чего сгоряча. Близкие родственники попросили помочь монаха из ордена Фа-Сы, тот прочитал заклинания, воскурил траву «сянь», побрызгал мертвого святой водой, и вот он встал и пошел к родному дому. По горным тропам его не донести, узкие очень, вот и придумали, чтобы мертвый домой сам добирался…
— А потом? — с замиранием сердца спросил Илья Константинович, не отрывая взгляда от неподвижного и темного лица покойника. Казалось, что мертвый понимает свое состояние и оттого старается идти ровнее. Видимо, от усердия это у него получалось плохо. Провожатым то и дело приходилось поддерживать покойника под руки, а иногда даже направлять его легкими пинками.
— Придет домой, там его и проводят в последний путь, — хмуро сказал Миллер и шаркающей походкой, отчасти напоминающей походку мертвеца, пошел прочь. Видно было, что Адольф хотел еще что-то добавить, да передумал.
Процессия меж тем поравнялась с Русским. Илья Константинович еще раз посмотрел в лицо мертвого и неожиданно подумал: «А ведь удобно! Хорошее дело, между прочим. Положим, пристрелят меня все-таки киллеры. А я вслед за монахом во Владик вернусь. По горным тропам. И сразу к Крабу: „Стук-стук-стук! Здравствуй, милый Шурик, принимай заказанного тобой товарища!“ Если он на месте не окочурится, то лечиться долго будет, очень долго!»
Илья Константинович живо представил себе выражение лица своего экономического противника и почувствовал, что улыбается. Нет, помирать ему все еще не хотелось, но неожиданная мысль очень пришлась по душе. Он озорно высунул язык, приветствуя монаха и следующую за ним кавалькаду, и в это время на лбу покойника образовалось отверстие. «Третий глаз открылся!» — догадался Илья Константинович и с любопытством вгляделся в лицо покойника, пытаясь понять, зачем трупу нужно видеть чужую ауру и читать мысли.
Но в это время рядом с первым отверстием возникло второе, и Илья Константинович услышал уже знакомый ему хлопок бесшумного выстрела. Первоначально он даже удивился, что кому-то в голову пришла бесполезная и глупая мысль стрелять в умершего человека, но тут же догадался, что стреляли не в покойника. Стреляли в него самого! Просто попадали в покойника!
Пригнувшись, он бросился в ближние кусты и залег там. Отдышавшись и успокоив сердце, выглянул осторожно наружу. Поблизости никого не было. Стрелявшие словно испарились, на улице по-прежнему царила тишина, но выбираться из зарослей было боязно. Кому охота подставлять под пули свой лоб? Русской поискал взглядом покойника. Процессия уже удалилась на значительное расстояние, и не видно было, чтобы пули покойнику особенно повредили — тот шел как шел, даже покачиваться перестал.
В гостиницу возвращаться не стоило, возвращаться в гостиницу мог только явный самоубийца, и Илья Константин нович решил припасть к стопам Далай-ламы, пока тот еще не уехал из Лхасы, и попросить у него и его подручных политического убежища. Монастырь казался ему куда более надежным убежищем, нежели гостиница. Страх подгоняя Русского, и до монастыря он добрался довольно быстро. Тяжелые ворота, однако, уже были заперты на ночь. Илья Константинович принялся яростно стучать кулаками в окованные доски. На стук в маленькое окошечко выглянул уже знакомый Илье Константиновичу монах, которому Далай-лама поручил открыть путешественнику третий глаз. Радостно улыбнувшись, он показал Русскому сложенный трубочкой язык и торопливо отпер ворота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Трудный случай, — наконец сказал человечек на ломаном английском. — Обычно мы делаем отверстие для третьего глаза в зависимости от задач, которые придется решать человеку: если ему надо что-то увидеть в прошлом, мы открываем глаз на затылке, если надо читать мысли и видеть человеческую ауру — сверлим лоб. У вас же придется высверлить сразу четыре дырки с каждой стороны черепа, ведь вам надо точно знать, откуда грозит опасность. Но это мы быстро! — С этими словами человечек ловко достал из-за спины оранжевую «бошевскую» электродрель. — Высверлим дырочки, вставим нужные пробочки, посидеть, правда, придется в темноте недельки три…
— Погодите, — тревожно сказал Илья Константинович. — Ну нельзя ж так сразу! Мне с духом надо собраться, взвесить все… На опасное дело склоняете. Ведь не дай Бог помру!
— Ну и чего страшного? — удивился монах. — Все равно переродишься. Воплотишься в кого-нибудь. У тебя же еще не одна реинкарнация впереди. Я ведь по твоим глазам вижу, что родился ты в год Водяной Змеи. Хитрый ты и скользкий, голыми руками тебя не возьмешь, а если и возьмешь, то все равно упустишь…
Тем не менее от бесцеремонного и наверняка болезненного открытия третьего глаза Илья Константинович пусть временно, но отказался, сказав, что ему надо посоветоваться со своими русскими богами Карлом Марксом и Лениным. Монах об этих богах слышал и против совета с ними не возражал — уважал, стервец, чужую веру.
Благополучно покинув монастырь, Илья Константинович испытал невыразимое облегчение. «Не надо нам лишних дырочек в голове, — думал он, шагая по булыжникам мостовой. — У нас их, блин, своих хватает!» Русской шел по улице, вдыхая сухие ароматы горного воздуха, и наслаждался жизнью, когда увидел идущую навстречу странную процессию.
Впереди шел полный важный монах в красном одеянии с курительной свечой в руке. За ним — трое китайцев. Двое из них, печального облика, двигались нормально, но как-то торжественно и излишне медленно, а вот пожилой грузный китаец между ними шел неуверенно, все время спотыкаясь, как пьяный. Он покачивался, и глаза его, похоже, были закрыты.
— Повели родимого, — с горечью сказал кто-то рядом на хорошем английском языке.
Илья Константинович удивленно скосил глаза и увидел неодобрительно покачивающего головой официанта из лхас-ской гостиницы, бывшего монастырского послушника Адольфа Миллера.
— Кто повел? — спросил он. — Кого повел? Куда?
— Разве не видите сами? Паломник из далекой провинции в монастыре скончался, — с немецкой расстановкой и основательностью сказал Адольф Миллер. — Сердце не выдержало или переел чего сгоряча. Близкие родственники попросили помочь монаха из ордена Фа-Сы, тот прочитал заклинания, воскурил траву «сянь», побрызгал мертвого святой водой, и вот он встал и пошел к родному дому. По горным тропам его не донести, узкие очень, вот и придумали, чтобы мертвый домой сам добирался…
— А потом? — с замиранием сердца спросил Илья Константинович, не отрывая взгляда от неподвижного и темного лица покойника. Казалось, что мертвый понимает свое состояние и оттого старается идти ровнее. Видимо, от усердия это у него получалось плохо. Провожатым то и дело приходилось поддерживать покойника под руки, а иногда даже направлять его легкими пинками.
— Придет домой, там его и проводят в последний путь, — хмуро сказал Миллер и шаркающей походкой, отчасти напоминающей походку мертвеца, пошел прочь. Видно было, что Адольф хотел еще что-то добавить, да передумал.
Процессия меж тем поравнялась с Русским. Илья Константинович еще раз посмотрел в лицо мертвого и неожиданно подумал: «А ведь удобно! Хорошее дело, между прочим. Положим, пристрелят меня все-таки киллеры. А я вслед за монахом во Владик вернусь. По горным тропам. И сразу к Крабу: „Стук-стук-стук! Здравствуй, милый Шурик, принимай заказанного тобой товарища!“ Если он на месте не окочурится, то лечиться долго будет, очень долго!»
Илья Константинович живо представил себе выражение лица своего экономического противника и почувствовал, что улыбается. Нет, помирать ему все еще не хотелось, но неожиданная мысль очень пришлась по душе. Он озорно высунул язык, приветствуя монаха и следующую за ним кавалькаду, и в это время на лбу покойника образовалось отверстие. «Третий глаз открылся!» — догадался Илья Константинович и с любопытством вгляделся в лицо покойника, пытаясь понять, зачем трупу нужно видеть чужую ауру и читать мысли.
Но в это время рядом с первым отверстием возникло второе, и Илья Константинович услышал уже знакомый ему хлопок бесшумного выстрела. Первоначально он даже удивился, что кому-то в голову пришла бесполезная и глупая мысль стрелять в умершего человека, но тут же догадался, что стреляли не в покойника. Стреляли в него самого! Просто попадали в покойника!
Пригнувшись, он бросился в ближние кусты и залег там. Отдышавшись и успокоив сердце, выглянул осторожно наружу. Поблизости никого не было. Стрелявшие словно испарились, на улице по-прежнему царила тишина, но выбираться из зарослей было боязно. Кому охота подставлять под пули свой лоб? Русской поискал взглядом покойника. Процессия уже удалилась на значительное расстояние, и не видно было, чтобы пули покойнику особенно повредили — тот шел как шел, даже покачиваться перестал.
В гостиницу возвращаться не стоило, возвращаться в гостиницу мог только явный самоубийца, и Илья Константин нович решил припасть к стопам Далай-ламы, пока тот еще не уехал из Лхасы, и попросить у него и его подручных политического убежища. Монастырь казался ему куда более надежным убежищем, нежели гостиница. Страх подгоняя Русского, и до монастыря он добрался довольно быстро. Тяжелые ворота, однако, уже были заперты на ночь. Илья Константинович принялся яростно стучать кулаками в окованные доски. На стук в маленькое окошечко выглянул уже знакомый Илье Константиновичу монах, которому Далай-лама поручил открыть путешественнику третий глаз. Радостно улыбнувшись, он показал Русскому сложенный трубочкой язык и торопливо отпер ворота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51