— Ради Бога, я понимаю, собака… Так ведь не дворняга же, правда? Ведь породистая, верно? Даосов отхлебнул из кружки.
— Ну, разумеется, — слегка запнувшись от неожиданной откровенности бармена, сказал он. — Определенным образом не дворняга, Фома Гордеич. Фокстерьер… Да, фокстерьер…
Бармен криво заулыбался. Жалость, безмерная жалость к самому себе была в этой улыбке.
— Фокстерьер — это хорошо, — нерешительно протянул он. — Но, может быть, все-таки лучше дог? Ну что фокстерьер? Не дай Бог, на охоту потащат… Ведь подстрелить могут по пьяной лавочке, сами же знаете, каковы нынче охотники. Не успеют из машины вылезти, за бутылку хватаются;;
А догом надежнее, порода обязывает.
— Может быть, — согласился Даосов. — Видно будет. Жизнь, Фома Гордеич, сама все расставит на свои места, Вам же не завтра помирать.
Чувствовал он себя, однако, неловко. Однажды, будучи весьма раздраженным, пообещал Даосов Фоме Гордеичу, что быть тому после смерти все последующие рождения собакой. Со злом сказал, с чувством, так, что Фома Гордеич Угроватов сразу понял: не шутка это и не пожелание немножечко перебравшего лишку человека. Угроватов был человеком со связями, он быстро навел справки о своем посетителе и поверил в его возможности так, как могут только торговые работники уверовать во всемогущество ревизора, — решительно и бесповоротно.
Бармен с сомнением вздохнул и с наигранным обожанием глянул на собеседника.
— Родной вы наш, — нежно сказал он. — Вы заходите, заходите, не стесняйтесь. Ей-ей, здесь вам будет все, что только пожелаете. Воблу для вас держать буду! Еще пивка?
Борис Романович с сомнением оглядел кружку и отрицательно покачал головой.
— Пожалуй, довольно, — решил он. — Кружечка — это для удовольствия, все остальное лишь ненужная нагрузка на организм.
Бармен проводил Даосова до выхода. Следуя за посетителем, он так немыслимо гнул спину в пояснице и так умильно улыбался, что всякий хорошо знающий Фому Гордеевича, без сомнения, решил бы, что посетитель является не меньше чем обэхээсником или — бери выше — представителем госторгинспекции. И ошибся бы. Даже к городской прокуратуре бородатый и кареглазый Даосов не имел никакого отношения.
— Без стеснения, — бормотал Фома Гордеич, — ежели нужда какая или жажда замучит, милости просим, всегда готовы посильную услугу оказать. Не пропадет за нами, хе-хе, Господом нашим Вседержителем клянусь! Не сомневайтесь, дорогой мой человек, Фома Гордеич умеет быть благодарным!
Он бы и ручку посетителю с удовольствием поцеловал, если бы ему позволили, да что там целовать, ноги мыть готов был Фома Гордеич непонятному посетителю своему и воду с-под них пить, только гость внимания на него уже не обращал, поднялся по ступеням из подвала, посторонился, пропуская компанию молодых и излишне веселых людей, и пошел по тротуару в своем синем джинсовом костюмчике.
Уверенно пошел, хозяином судьбы своей. Бармен тоскливо посмотрел ему вслед.
— Фокстерьером… — неопределенно сказал он и сморщил пухлое личико, словно плюнуть хотел вослед недавнему собеседнику. Но не плюнул, потому что из подвала разгоряченный молодой голос позвал:
— Гордеич! Ты яас обслуживать будешь или нам самим себя обслужить?
— Иду, мальчики! Иду, милые! — нараспев запричитал бармен и устремился на свое рабочее место.
Он так торопился, что уже не видел, как из ближайшего переулка выполз старый потрепанный «москвич» зеленого двета и, оставляя за собой клубы сизого дыма, устремился вслед за Даосовым. Боковое стекло автомашины опустилось, м в проеме показался вороненый автоматный ствол. Очередь была щедрой — на полрожка — и вместе с тем неточной. Пули высекли искры прямо у ног Даосова. Вслед за выстрелами автомобиль натужно взревел мотором и устремился по улице. В заднем стекле гримасничала и кривлялась жуткая харя, в которой не сразу можно было узнать крокодила Гену, потому что длинный зеленый нос крокодила для удобства был наполовину обрезан. За рулем, разумеется, сидел Чебурашка. Маски были магазинные и явно отечественного производства.
Даосов, обреченно застывший на тротуаре, медленно приходил в себя. Да, похоже было, что за него взялись крепко и основательно. Он наклонился и поднял с земли еще теплую сплющенную пулю. Семь, шестьдесят две… Ай-ай-ай, как нехорошо… Ясно было теперь, что Ангел ему ночью снился по собственной инициативе, будь на то воля верхнего руководства, ахнули бы с безоблачного неба молнией и все дела.
Задумчиво подбрасывая сплющенную пулю на ладони. Даосов неторопливо шел по улице. У фонтана Борис Романович остановился и долго смотрел на чугунного мальчика с большой рыбиной в руках. Из пасти рыбины в высоту били красивые водяные струи, которые, достигнув предельной высоты, рассыпались каскадами радужно подсвеченных солнцем капелек. Даосов наклонился и ловко запустил пулей по поверхности воды. Пуля запрыгала, оставляя на воде маленькие блинчики.
Ясно было и ежу, что подобные покушения и нижние устраивать не стали бы, они тоже эстрадных миниатюр не любят и к покушениям готовятся куда более солидно. А в случившейся стрельбе было что-то театральное, вахтанговское: как глаза ни закрывай, все равно трудно поверить.
Весь путь до работы Даосов провел в печальных раздумьях, но ни к какому определенному выводу так и не пришел. Но что ни говори, а бытие все-таки действительно определяет-сознание. В вестибюле навстречу Даосову из кресел поднялись сразу несколько человек.
— Борис Романович, — обиженно протянул представительный мужчина в отличном сером костюме, скрывающем уже наметившуюся полноту. — Мы же на два договаривались!
— Обстоятельства, — неопределенно сказал Даосов. — Сейчас все решим, господа-товарищи, проходите, пожалуйста!
На табличке открываемой им двери скромно значилось:
"ТОО «Мистерия жизни» и чуть ниже шрифтом поменьше:
«Борис Романович Даосов, реинкарнатор». За массивным столом сидела его компаньонка Елена Владимировна, длинноногая и фигуристая блондинка лет двадцати. Задорно поблескивая линзами очков, компаньонка листала иллюстрированный журнал. Слава Будде, столпившиеся в дверях посетители не дали ей поприветствовать шефа надлежащим образом.
Однако сразу проникнуться заботами посетителей Даосову не удалось. Едва он сел на свое рабочее место, как зазвонил телефон.
— Вас, — сказала Леночка. — Уже второй раз звонят! Борис Романович взял трубку и услышал взволнованное шумное дыхание.
— Даосов? — поинтересовался собеседник и, не дожидаясь ответа, взахлеб зачастил: — Ты понял, братила, кто тебе звонит? Я это, Боря, я! Ну как тебе понравилось? Не хуже, чем в столице, а? А ведь могли и не промахнуться, Романыч, ведь с пяти метров стреляли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78