Кончай свою бодягу про нерегулярные месячные. Я же помню, как ты по мне с ума сходила… Ну? в общем, вот что: во-первых, я точно знаю, что я ее отец. Лицом она вся в меня.
Во-вторых, я собираюсь с ней встретиться, ничего ей пока не открывая: хочу сам окончательно во всем убедиться, а потом уже преподнести дочурке сюрприз. И ты меня не остановишь, Джуди, даже не рыпайся, а то пожалеешь. — И Энджелфейс швырнул трубку на рычаг. Джуди в своей манхэттенской квартире тоже опустила трубку на место.
И еще кто-то аккуратно, почти беззвучно, положил трубку параллельного телефона.
Май 1979 года
Разъяренная Лили пробежала через все кафе, вырвала изо рта мужчины зажженную сигарету и изо всей силы ударила его по лицу. Оскорбленный, он выхватил сигарету из ее припухлых губ и ловким движением повалил девушку на пол, прямо возле старенького, расстроенного пианино. Потом резко схватил Лили за руку, и незаметно их битва перешла в танец апашей — один из самых знаменитых номеров Мистингетт. Лили толкнула мужчину, а тот с силой ударил ее по голове. Вновь она упала навзничь, и он снова дернул ее наверх. Она плюнула ему в лицо, он рванул на ней юбку, и так они продолжали свой танец, изображавший ссору влюбленных. В конце концов, охваченная порывом садомазохистской страсти, Лили пала к ногам мужчины.
— Снято! — произнес Циммер, а все, кто присутствовал в павильоне, зааплодировали. Сексуальный магнетизм Лили как раз и давал ту иллюзию страсти, которая необходима была для танца апашей.
Раздался щелчок хлопушки. Тридцать шесть танцовщиц кордебалета в телесного цвета трико, придерживая сзади длинные, в десять дюймов «хвосты» из страусовых перьев, торжественно спускались с ярко освещенной лестницы, и их высокие головные уборы из перьев покачивались в такт шагам.
Вверху лестницы показалась Лили. На ней был надет сверкающий газовый шарф, блестящий пояс и прикрепленный к нему огромный павлиний хвост.
— Стоп! — заорал Циммер. — Что у тебя на ногах?
— Лосины! — крикнула в ответ в зияющую перед ней пустоту Лили.
— Сними их сейчас же! Мне нужны блестящие ноги. Перерыв пять минут!
Влетев в гримерную, Лили стянула лосины.
— Мне надо было тебя послушаться, Ги! — воскликнула она. Ги Сен-Симон был персональным костюмером Лили на этой картине.
— Он так психует, потому что боится, — пояснил Ги. — Это самый дорогой фильм, который ему приходилось снимать. И он хочет, чтобы твои ноги сверкали в лучах прожекторов, как это было модно в двадцатые. Давай наденем шелковое трико.
С величайшей осторожностью они натянули на ноги Лили три пары шелковых чулок.
— Но мои ноги стали похожи на сосиски! — воскликнула актриса, взглянув в зеркало.
Ги печально кивнул. У Мистингетт ноги, наверное, были как спички, если она нормально выглядела в трех парах.
Лили вновь показалась на верхней ступеньке лестницы.
— Стоп! У тебя ноги, как saucissons!
— Но ты же сам хотел, чтобы получился костюм, как у Мистингетт! — закричала в ответ Лили.
Вновь был объявлен перерыв, и Лили, отцепив павлиний хвост, бросилась вниз — туда, где светили прожектора.
— Где ты, Ги? Скорее! У меня идея.
Странно тихий и молчаливый, Энджелфейс смотрел, как Лили, отбросив назад копну волос, отправилась на поиски своего костюмера. Она была самой восхитительной «цыпкой» из всех, что он когда-либо видел. И самой сексапильной.
— Ее кто-нибудь трахает? — неожиданно спросил он.
«Эк же ему не терпится!» — подумал Циммер.
— Понятия не имею, — ответил он, пожав плечами. — Но вы не сможете сегодня с нею встретиться. Ее нельзя отвлекать.
Однако Энджелфейс Харрис не испытывал вожделения. Он неожиданно почувствовал непреодолимое желание размазать по стенке любого, кто посмеет притронуться к его дочери.
Спустя двадцать минут Лили вновь появилась на лестнице, и ее ноги, обильно смазанные оливковым маслом, сверкнули в лучах прожектора.
— Отлично! Мотор! — воскликнул Циммер, а Лили, спустившись вниз к микрофону, запела:
«C'est Paris…»
Звучавший необыкновенно доверительно, гортанный голос Лили заполнил собою весь зал.
«Она может петь! — Энджелфейс даже выпрямился от удивления. — У нее отличная фразировка; ее голос обладает той резкостью, которая „цыпкам“ редко бывает доступна. Он силен, сексуален, но не сладок».
Энджелфейс не ожидал, что Лили может так петь, но он знал, от кого она унаследовала свой голос.
— Снято! — скомандовал Циммер… И так продолжалось до девяти вечера.
Месяц спустя съемки велись в сельской местности. Обмотавшись шарфом, чтобы не простудить горло под порывами холодного ветра, Лили возвращалась в город дорогой, ведущей через поля. Мышцы икр болели, суставы ныли, напрягаясь при каждом резком движении. Физически Лили была измождена до предела, но тем не менее она радовалась работе. Фильм казался Лили многообещающим. Напряжение Циммера явно спало, а сегодня он даже пробормотал себе под нос «pas mal»note 2. Постепенно он вновь превращался в доброго преданного друга, который первым разглядел в Лили серьезную актрису и кто, как никто другой из режиссеров, мог заставить ее выложиться на площадке.
Здесь и там из травы выглядывали голубые колокольчики, дождевые капли стекали по ветвям папоротника.
«Англия очень мила, когда перестает идти дождь», — подумала Лили, остановившись, чтобы перевязать шарф. Заслушавшись пением птиц, она пропустила момент, когда где-то вдали возник тонкий, как писк комара, звук. Неожиданно приблизившись, он превратился в мощный рев, и откуда-то из-за угла прямо на Лили выскочила огромная черная тень, разбрызгивающая во все стороны грязь и воду. Вскрикнув, Лили отпрыгнула в сторону, прямо в росший вдоль дороги кустарник. Машина пронеслась мимо и затормозила. Из кабины выскочил человек в промасленном комбинезоне.
— С вами все в порядке?
— Конечно, нет! — возмущенно ответила Лили, ведь этот идиот чуть не убил ее.
— Ради бога, извините меня, — пробормотал он, помогая ей встать. Морщась от боли, Лили молча вытаскивала из волос колючки. — Я не ожидал, что кто-то окажется на дороге, — продолжал человек, — она ведь частная. К тому же в мае в этих краях пустынно, да и в разгар сезона сюда редко кто наведывается. Вы здесь отдыхаете?
— Нет, работаю. И сломанная нога для меня слишком большая роскошь. Почему, интересно, вы не смотрите, куда едете?
Лили сделала несколько шагов и остановилась: левое колено пронзила острая боль. Она сделала еще шаг и почувствовала дурноту. Человек в комбинезоне предусмотрительно поддержал ее под руку.
— Позвольте, я вас подвезу, — предложил он.
— Нет, я сама, спасибо.
Лили заковыляла по дороге, моля бога только о том, чтобы из-за этого придурка не сорвалась ее работа.
Он догнал ее, в растерянности теребя руками волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Во-вторых, я собираюсь с ней встретиться, ничего ей пока не открывая: хочу сам окончательно во всем убедиться, а потом уже преподнести дочурке сюрприз. И ты меня не остановишь, Джуди, даже не рыпайся, а то пожалеешь. — И Энджелфейс швырнул трубку на рычаг. Джуди в своей манхэттенской квартире тоже опустила трубку на место.
И еще кто-то аккуратно, почти беззвучно, положил трубку параллельного телефона.
Май 1979 года
Разъяренная Лили пробежала через все кафе, вырвала изо рта мужчины зажженную сигарету и изо всей силы ударила его по лицу. Оскорбленный, он выхватил сигарету из ее припухлых губ и ловким движением повалил девушку на пол, прямо возле старенького, расстроенного пианино. Потом резко схватил Лили за руку, и незаметно их битва перешла в танец апашей — один из самых знаменитых номеров Мистингетт. Лили толкнула мужчину, а тот с силой ударил ее по голове. Вновь она упала навзничь, и он снова дернул ее наверх. Она плюнула ему в лицо, он рванул на ней юбку, и так они продолжали свой танец, изображавший ссору влюбленных. В конце концов, охваченная порывом садомазохистской страсти, Лили пала к ногам мужчины.
— Снято! — произнес Циммер, а все, кто присутствовал в павильоне, зааплодировали. Сексуальный магнетизм Лили как раз и давал ту иллюзию страсти, которая необходима была для танца апашей.
Раздался щелчок хлопушки. Тридцать шесть танцовщиц кордебалета в телесного цвета трико, придерживая сзади длинные, в десять дюймов «хвосты» из страусовых перьев, торжественно спускались с ярко освещенной лестницы, и их высокие головные уборы из перьев покачивались в такт шагам.
Вверху лестницы показалась Лили. На ней был надет сверкающий газовый шарф, блестящий пояс и прикрепленный к нему огромный павлиний хвост.
— Стоп! — заорал Циммер. — Что у тебя на ногах?
— Лосины! — крикнула в ответ в зияющую перед ней пустоту Лили.
— Сними их сейчас же! Мне нужны блестящие ноги. Перерыв пять минут!
Влетев в гримерную, Лили стянула лосины.
— Мне надо было тебя послушаться, Ги! — воскликнула она. Ги Сен-Симон был персональным костюмером Лили на этой картине.
— Он так психует, потому что боится, — пояснил Ги. — Это самый дорогой фильм, который ему приходилось снимать. И он хочет, чтобы твои ноги сверкали в лучах прожекторов, как это было модно в двадцатые. Давай наденем шелковое трико.
С величайшей осторожностью они натянули на ноги Лили три пары шелковых чулок.
— Но мои ноги стали похожи на сосиски! — воскликнула актриса, взглянув в зеркало.
Ги печально кивнул. У Мистингетт ноги, наверное, были как спички, если она нормально выглядела в трех парах.
Лили вновь показалась на верхней ступеньке лестницы.
— Стоп! У тебя ноги, как saucissons!
— Но ты же сам хотел, чтобы получился костюм, как у Мистингетт! — закричала в ответ Лили.
Вновь был объявлен перерыв, и Лили, отцепив павлиний хвост, бросилась вниз — туда, где светили прожектора.
— Где ты, Ги? Скорее! У меня идея.
Странно тихий и молчаливый, Энджелфейс смотрел, как Лили, отбросив назад копну волос, отправилась на поиски своего костюмера. Она была самой восхитительной «цыпкой» из всех, что он когда-либо видел. И самой сексапильной.
— Ее кто-нибудь трахает? — неожиданно спросил он.
«Эк же ему не терпится!» — подумал Циммер.
— Понятия не имею, — ответил он, пожав плечами. — Но вы не сможете сегодня с нею встретиться. Ее нельзя отвлекать.
Однако Энджелфейс Харрис не испытывал вожделения. Он неожиданно почувствовал непреодолимое желание размазать по стенке любого, кто посмеет притронуться к его дочери.
Спустя двадцать минут Лили вновь появилась на лестнице, и ее ноги, обильно смазанные оливковым маслом, сверкнули в лучах прожектора.
— Отлично! Мотор! — воскликнул Циммер, а Лили, спустившись вниз к микрофону, запела:
«C'est Paris…»
Звучавший необыкновенно доверительно, гортанный голос Лили заполнил собою весь зал.
«Она может петь! — Энджелфейс даже выпрямился от удивления. — У нее отличная фразировка; ее голос обладает той резкостью, которая „цыпкам“ редко бывает доступна. Он силен, сексуален, но не сладок».
Энджелфейс не ожидал, что Лили может так петь, но он знал, от кого она унаследовала свой голос.
— Снято! — скомандовал Циммер… И так продолжалось до девяти вечера.
Месяц спустя съемки велись в сельской местности. Обмотавшись шарфом, чтобы не простудить горло под порывами холодного ветра, Лили возвращалась в город дорогой, ведущей через поля. Мышцы икр болели, суставы ныли, напрягаясь при каждом резком движении. Физически Лили была измождена до предела, но тем не менее она радовалась работе. Фильм казался Лили многообещающим. Напряжение Циммера явно спало, а сегодня он даже пробормотал себе под нос «pas mal»note 2. Постепенно он вновь превращался в доброго преданного друга, который первым разглядел в Лили серьезную актрису и кто, как никто другой из режиссеров, мог заставить ее выложиться на площадке.
Здесь и там из травы выглядывали голубые колокольчики, дождевые капли стекали по ветвям папоротника.
«Англия очень мила, когда перестает идти дождь», — подумала Лили, остановившись, чтобы перевязать шарф. Заслушавшись пением птиц, она пропустила момент, когда где-то вдали возник тонкий, как писк комара, звук. Неожиданно приблизившись, он превратился в мощный рев, и откуда-то из-за угла прямо на Лили выскочила огромная черная тень, разбрызгивающая во все стороны грязь и воду. Вскрикнув, Лили отпрыгнула в сторону, прямо в росший вдоль дороги кустарник. Машина пронеслась мимо и затормозила. Из кабины выскочил человек в промасленном комбинезоне.
— С вами все в порядке?
— Конечно, нет! — возмущенно ответила Лили, ведь этот идиот чуть не убил ее.
— Ради бога, извините меня, — пробормотал он, помогая ей встать. Морщась от боли, Лили молча вытаскивала из волос колючки. — Я не ожидал, что кто-то окажется на дороге, — продолжал человек, — она ведь частная. К тому же в мае в этих краях пустынно, да и в разгар сезона сюда редко кто наведывается. Вы здесь отдыхаете?
— Нет, работаю. И сломанная нога для меня слишком большая роскошь. Почему, интересно, вы не смотрите, куда едете?
Лили сделала несколько шагов и остановилась: левое колено пронзила острая боль. Она сделала еще шаг и почувствовала дурноту. Человек в комбинезоне предусмотрительно поддержал ее под руку.
— Позвольте, я вас подвезу, — предложил он.
— Нет, я сама, спасибо.
Лили заковыляла по дороге, моля бога только о том, чтобы из-за этого придурка не сорвалась ее работа.
Он догнал ее, в растерянности теребя руками волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76