— Не только его кровь?
— Да.
— И как же вы об этом догадались? Как?
Бишоп кинул мимолетный взгляд на доску с фотографиями и улыбнулся Алексу:
— Назовите это прозрением.
— Прозрение? А ничего более солидного за этим не кроется?
Улыбка осталась на лице Бишопа, словно приклеенная, но глаза сощурились и стали злыми.
— Кроется, уважаемый помощник шерифа. Не одно, а целых два соображения. Люди всегда себя выдают, невольно или случайно, — какие они на самом деле, какой образ жизни ведут, к чему стремятся. Чаще всего они ловятся на мелочах. К примеру, то, как вы зашнуровали ваши кроссовки, говорит мне о том, что вы бегаете регулярно и что у вас уже выработалась к этому привычка. Из вашей манеры держать карандаш в пальцах я сделал вывод, что вы в прошлом — заядлый курильщик, а ваша поза на стуле свидетельствует о том, что вы потянули мышцу на спине, причем совсем недавно.
Однако, как отметила мысленно Миранда, Бишоп утаил от Алекса, какие именно знаки привели его к умозаключению, что убийца чего-то добивался от Адама Рамсея, причем того, в чем очень нуждался и мог ради этого пойти на преступление. Но все же маленькое представление, данное в честь дедуктивного метода, произвело необходимый эффект. Алекс прямо-таки задохнулся от восторга.
— Вы, должно быть, пользуетесь большим успехом в компаниях.
Как ни странно, Миранде тоже стало легко и даже на какой-то короткий момент весело, правда, не без примеси печали, а когда она встретилась взглядом с Бишопом, то прочитала в его глазах извинение, адресованное ей, что он позволил себе озорничать и подкалывать наивных провинциальных полицейских. Она не обиделась. Наоборот, у нее на душе потеплело. Пусть ненадолго, но между ними протянулась нить, их связало обоюдное знание того, что они отличны от других, что их способности дают им возможность проникать повсюду — и в закоулки будничной жизни, и в темные глубины человеческой психики, где гнездятся чудовища.
Их улыбки — Бишопа и ее, встретившись, сплавились воедино, а затем Миранда опомнилась и быстро отвернулась, осознав, кому она улыбается и кто улыбается ей. Тут же Миранда наткнулась на холодный взгляд доктора Эдвардс и произнесла первое, что пришло ей в голову:
— Есть ли вероятность того, что он оставил отпечатки пальцев на тампоне?
— Никакой. Я убеждена, что он действовал в резиновых перчатках с момента, как только ребята попадали ему в руки.
— И так как, по всем данным, он сбросил тело Линет в колодец перед рассветом, то вряд ли найдутся свидетели.
Доктор Эдвардс вздохнула:
— Он осторожен и действует осмотрительно. Это его сильные стороны, к сожалению. Если Бишоп прав и похищение Линет было ошибкой, то это единственный существенный промах, допущенный им.
— Нет, — сказал Бишоп. — Убийца сделал еще одну ошибку. Он недостаточно глубоко захоронил Адама Рамсея.
— Ну давай же, Бонни! Это так интересно. — Эми говорила вполголоса, хотя миссис Таек удалилась вниз готовить ужин.
— Не думаю, что Рэнди это одобрит, — упрямилась Бонни.
Эми разозлилась:
— Меня просто бесит то, что ты всегда поступаешь так, как хочет твоя сестра Ну скажи, Бонни, что тут плохого? Это же просто игра.
Бонни посмотрела на круглую дошечку с буквами алфавита по ободку, лежащую между девочками на кровати. Доска нервировала ее — реакция, которую трудно было объяснить Эми. Есть секреты, которыми нельзя поделиться даже с близкой подругой. Оттягивая время, она сказала:
— Не могу поверить, что ты высидела всю церковную службу с такой вещью у себя в рюкзаке. Преподобный мистер Ситон назвал бы ее, будь уверена, дьявольским орудием.
— Она была снаружи, в машине Стива, — сказала Эми. — К тому же преподобный Ситон не знал про нее. И Миранда не узнает, если ты ей не расскажешь.
Эми исподтишка понаблюдала за выражением лица Бонни и поспешила добавить:
— А если и скажешь, то Миранде будет все равно, она к религии равнодушна. Так зачем ее вообще занимать этим? Никакое это не орудие дьявола, а обыкновенная игра. Давай начнем.
— Ты просто хочешь выяснить, пригласит ли тебя Стив на свой дурацкий выпускной бал, — сухо высказалась Бонни, недовольная легкомыслием подруги.
— Нет, — возразила Эми, покраснев. — Я хочу знать, как он вообще относится ко мне.
Взгляд ясных голубых, как небо, невозмутимых глаз Бонни вдруг смягчился, исполнился состраданием.
— Он, кроме тебя, ни с кем не встречается. Ты будешь знать, если такое случится.
— Но это не значит, что я ему дорога, — возразила Эми. — Я даю ему все, что он ни попросит. А может быть, только это ему и нужно?
На такой вопрос Бонни могла ответить, но существовало правило, нарушить которое она не смела. Она опять посмотрела на дощечку с алфавитом, уже заранее чувствуя себя виноватой и размышляя, действительно ли нарушать правило плохо, даже если у тебя самые благие намерения.
— Пожалуйста, — умоляла Эми.
Чувствуя, что ее просьбы возымели успех, она переложила дощечку на ночной столик, приладила в центре круга планшетку и дотронулась до нее кончиками пальцев.
Окончательно сдавшаяся Бонни предупредила подругу:
— Только задавай точные, простые вопросы.
Эми засмеялась.
— А что? Разве наша дощечка плохо соображает?
Как могла Бонни втолковать наивной, но самоуверенной подруге, что, открывая дверь, никогда не знаешь, что прячется в запертой комнате и способен ли ты удержать это нечто под контролем.
— Прошу тебя, Эми, сосредоточься на главном, не разбрасывайся. Спроси про Стива и про себя, и на этом покончим.
У Эми зародилось подозрение.
— Не думала, что эта игрушка тебе знакома. Ты уже пробовала раньше?
— Никогда. Я уже тебе говорила. — Бонни чуть подвинула руку подруги, освобождая себе место на планшетке, и сама легонько коснулась ее пальцами. — Задавай свой вопрос.
Эми робко начала:
— Мне хотелось бы узнать…
Планшетка бешено задергалась и указала последовательно на буквы, из которых сложилось слово «нет».
— Эй! Мы не уславливались, что ты ее будешь двигать сама! — возмущенно воскликнула Эми.
— Я ничего с ней не делала, — оправдывалась Бонни.
— Но я даже не успела задать вопрос! — Рассерженная Эми опять поместила планшетку в центр. — Попробуем снова. Мне надо знать…
Планшетка повторила свой рывок и выдала тот же ответ.
Каждый раз, когда Эми возвращала планшетку в прежнее положение, та вела себя точно так же с удивительным постоянством.
— Бонни, ты клянешься, что ничего не…
— Я не двигаю ее.
«Во всяком случае, сознательно», — хотела добавить Бонни, но это повлекло бы дальнейшие объяснения, что было нежелательно. Зато настоятельная потребность, пробудившаяся в ней, заставила ее, понизив голос почти до шепота, спросить:
— Кто ты?
«Л… И…Н… Е…Т».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87