На нее стреляющий, должно быть, наступил, а потом подцепил ногтем и вытащил.
Я вернулся в дом. Девица шарила в буфете.
— Так вы коп? — опять спросила она.
— Зависит от того, с кем говоришь.
— Колеса есть?
— Глядя на тебя, можно подумать, что ты уже целую аптечку приняла.
— Если вам нужно его накачать, торазина потребуется не меньше, чем пакетик сладкого драже.
— Надеюсь, тебе заплатили вперед.
Она сморгнула и опять уставилась на меня.
— Где он? — спросила она.
— Кормит свиней.
Она с сомнением посмотрела на меня и направилась к черному входу.
— Оставь его. Ты не захочешь посмотреть на это еще раз, — сказал я.
Но она не прореагировала. Через минуту я услышал, как девица издала такой звук, словно неожиданно шагнула в камеру с испорченным воздухом. С посеревшим лицом она вошла обратно.
— Ужасно, — сказала она. — Вы не хотите отвезти его на гражданскую панихиду или еще что-нибудь сделать? Фу, какая мерзость.
— Сядь. Я приготовлю тебе чашку кофе.
— Я здесь не могу оставаться. У меня в десять часов занятия по аэробике и медитации. Парень, на которого я работаю, следит, чтобы мы ходили на занятия, иначе мы просто не выдержим такого напряжения. Он просто бесится, если я пропускаю урок. Господи, как я оказалась среди этих психов? Вы знаете, что он сделал? Вышел голый в одних армейских ботинках и начал подтягиваться на крыльце. А собака сорвалась с привязи и загнала одного цыпленка в уборную. И он выстрелил в нее из ружья. А потом привязал и дал ей миску молока, как ни в чем не бывало.
— Что это за фраер был, с которым он вышел?
— На лице у него пятно — как будто розовый велосипед.
— Что?
— Ну, не знаю, как его описать. Большой такой. Меня такие типы не привлекают, понимаете, о чем я?
— Скажи еще что-нибудь о лице.
— У него что-то на носу и над одной бровью было. Ну, как будто шрам.
— Что он говорил?
Ее взгляд устремился в пустоту, рот слегка приоткрылся, лицо напряглось — задумалась.
— Он сказал: «Они хотят, чтобы ты подыскал себе новое местечко. Продолжай игру в гольф». Еще этот, не знаю, как его там, сказал: «Деньги болтают, а слухи летают. Мне нужно кормить своих свиней». — Она погрызла заусеницу, и глаза опять стали пустыми. — Слушайте, у меня проблема, — заявила она. — Он мне не заплатил. А мне нужно отдать парню, на которого я работаю, двадцать баксов, когда вернусь в бар. Вы мне его бумажник не достанете?
— Сожалею, но его, скорее всего, уже свиньи достали.
— Вы ничего не хотите предпринять?
— Я тебя подброшу, если хочешь уйти, детка. Потом позвоню шерифу, сообщу о Старкуэзере. Но тебя впутывать не буду. Если захочешь позвонить кому-нибудь попозже, дело твое.
— Вы же полицейский, правда?
— А почему бы и нет?
— Почему же вы меня на свободу отпускаете? Что-то задумали на потом?
— Тебя могут посадить в тюрьму как важного свидетеля. Этот парень, там, в загоне, убил десятки, может, сотни людей, но он сущий сосунок по сравнению с теми, на кого работал.
Она села в мою машину, навалившись на дверцу, лицо у нее отупело от большой дозы наркотиков. Она не проронила ни слова за все время долгой поездки через болота к районной дороге и только крепко стискивала коленями пожелтевшие пальцы.
* * *
Подобно многим другим, я получил во Вьетнаме великий урок: никогда не верь авторитетам. Но поскольку я пришел к мысли, что к авторитету всегда нужно относиться с уважением и пиететом, я знал также, что все это предсказуемо и уязвимо. Поэтому в этот день после обеда я уселся под своим пляжным зонтиком на палубе дома, надев только плавки и летнюю рубашку, приготовив на столике перед собой бутылку джина и бокал пива, и позвонил начальнику Сэма Фицпатрика в здание ФБР.
— Я вычислил Эбшира, — сказал я. — Не знаю, зачем вы держали меня в больнице. Он не так уж умело скрывался.
В трубке на секунду замолчали.
— У вас уши воском залеплены? — спросил он. — Как мне еще сказать, чтобы до вас дошло? Не заходите на территорию федералов.
— Я собираюсь надрать ему задницу.
— Вы этого не сделаете, черт побери, добьетесь только, что вам предъявят ордер за помеху федеральным властям.
— Вам это нужно или нет? — спросил я.
— У меня сильное подозрение, что вы пьяны.
— Откуда? Я собираюсь надрать ему задницу. Вы хотите присоединиться или хотите, чтобы мы, местные ребята, написали для вас эту историю в газете? Скоро наступит праздник, коллега.
— Да что с вами творится? Вы когда-нибудь остановитесь? Один из наших лучших людей сгорел в вашей машине. А ваши собственные товарищи выбросили вас, как мешок с собачьим дерьмом. Мне абсолютно ясно, что вы работаете над тем, чтобы снова стать алкоголиком, а сейчас болтаете о том, как убрать генерала в отставке, у которого две боевые награды. Возможно, вы с ума сходите, как вы полагаете?
— Вы хороший человек, но не надо со мной блефовать.
— Что?
— Это страшный порок. И он вас погубит.
— Ты, ублюдок, ты этого не сделаешь, — процедил он.
Я повесил трубку, выпил стакан джина и отхлебнул пива. Над озером, как желтый шар, пойманный в сети, висело солнце. Дул теплый ветер, и в жаркой тени зонта я обливался потом, стекавшим по моей обнаженной груди. Глаза слезились от удушливой влажности. Я набрал рабочий номер Клита в отделении Первого округа.
— Где ты? — спросил он.
— Дома.
— Тут о тебе многие спрашивают. Ты действительно плюнул им в суп, Дейв.
— Меня не так уж сложно найти. Кто мной интересовался?
— Федералы, кто же еще. Ты что, действительно звонил в агентство контрразведки? Господи, просто не верится.
— У меня было много свободного времени. Кто-то же должен раздавать пинки.
— Не знаю, захотел бы я поджарить этих ребят. Опасные парни. Не наш контингент.
— Считаешь, мне следует отступить на какое-то время?
— Кто знает? Только я бы перестал держать их за яйца.
— Я на самом деле звоню тебе, чтобы кое-что узнать, Клит. Ты хорошо разбираешься в перестрелках. Скажи, много ли тебе известно случаев, когда стрелявший подбирал свои гильзы?
— Не понимаю.
— Конечно, понимаешь.
— Не припомню, чтобы я когда-нибудь об этом задумывался.
— Я никогда такого раньше не встречал, — сказал я. — Только если сам полицейский стрелял.
— Так в чем дело?
— Забавно, как это так можно натренировать человека, не правда ли?
— Подумать только.
— Если бы я сам стрелял, я бы скорее оставил гильзу на месте перестрелки, чем свою подпись.
— Может, не стоит задумываться о таких вещах, Дейв?
— Как я говорю, у меня сейчас в работе простой. А это помогает занять время. Сегодня утром на Сент-Чарльз-авеню, в департаменте шерифа, я два часа потратил, отвечая на расспросы о Бобби Джо Старкуэзере. Они с вами уже всё обсудили?
— Мы слышали об этом, — в его голосе появилось раздражение.
— Ну там и пирушка была.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Я вернулся в дом. Девица шарила в буфете.
— Так вы коп? — опять спросила она.
— Зависит от того, с кем говоришь.
— Колеса есть?
— Глядя на тебя, можно подумать, что ты уже целую аптечку приняла.
— Если вам нужно его накачать, торазина потребуется не меньше, чем пакетик сладкого драже.
— Надеюсь, тебе заплатили вперед.
Она сморгнула и опять уставилась на меня.
— Где он? — спросила она.
— Кормит свиней.
Она с сомнением посмотрела на меня и направилась к черному входу.
— Оставь его. Ты не захочешь посмотреть на это еще раз, — сказал я.
Но она не прореагировала. Через минуту я услышал, как девица издала такой звук, словно неожиданно шагнула в камеру с испорченным воздухом. С посеревшим лицом она вошла обратно.
— Ужасно, — сказала она. — Вы не хотите отвезти его на гражданскую панихиду или еще что-нибудь сделать? Фу, какая мерзость.
— Сядь. Я приготовлю тебе чашку кофе.
— Я здесь не могу оставаться. У меня в десять часов занятия по аэробике и медитации. Парень, на которого я работаю, следит, чтобы мы ходили на занятия, иначе мы просто не выдержим такого напряжения. Он просто бесится, если я пропускаю урок. Господи, как я оказалась среди этих психов? Вы знаете, что он сделал? Вышел голый в одних армейских ботинках и начал подтягиваться на крыльце. А собака сорвалась с привязи и загнала одного цыпленка в уборную. И он выстрелил в нее из ружья. А потом привязал и дал ей миску молока, как ни в чем не бывало.
— Что это за фраер был, с которым он вышел?
— На лице у него пятно — как будто розовый велосипед.
— Что?
— Ну, не знаю, как его описать. Большой такой. Меня такие типы не привлекают, понимаете, о чем я?
— Скажи еще что-нибудь о лице.
— У него что-то на носу и над одной бровью было. Ну, как будто шрам.
— Что он говорил?
Ее взгляд устремился в пустоту, рот слегка приоткрылся, лицо напряглось — задумалась.
— Он сказал: «Они хотят, чтобы ты подыскал себе новое местечко. Продолжай игру в гольф». Еще этот, не знаю, как его там, сказал: «Деньги болтают, а слухи летают. Мне нужно кормить своих свиней». — Она погрызла заусеницу, и глаза опять стали пустыми. — Слушайте, у меня проблема, — заявила она. — Он мне не заплатил. А мне нужно отдать парню, на которого я работаю, двадцать баксов, когда вернусь в бар. Вы мне его бумажник не достанете?
— Сожалею, но его, скорее всего, уже свиньи достали.
— Вы ничего не хотите предпринять?
— Я тебя подброшу, если хочешь уйти, детка. Потом позвоню шерифу, сообщу о Старкуэзере. Но тебя впутывать не буду. Если захочешь позвонить кому-нибудь попозже, дело твое.
— Вы же полицейский, правда?
— А почему бы и нет?
— Почему же вы меня на свободу отпускаете? Что-то задумали на потом?
— Тебя могут посадить в тюрьму как важного свидетеля. Этот парень, там, в загоне, убил десятки, может, сотни людей, но он сущий сосунок по сравнению с теми, на кого работал.
Она села в мою машину, навалившись на дверцу, лицо у нее отупело от большой дозы наркотиков. Она не проронила ни слова за все время долгой поездки через болота к районной дороге и только крепко стискивала коленями пожелтевшие пальцы.
* * *
Подобно многим другим, я получил во Вьетнаме великий урок: никогда не верь авторитетам. Но поскольку я пришел к мысли, что к авторитету всегда нужно относиться с уважением и пиететом, я знал также, что все это предсказуемо и уязвимо. Поэтому в этот день после обеда я уселся под своим пляжным зонтиком на палубе дома, надев только плавки и летнюю рубашку, приготовив на столике перед собой бутылку джина и бокал пива, и позвонил начальнику Сэма Фицпатрика в здание ФБР.
— Я вычислил Эбшира, — сказал я. — Не знаю, зачем вы держали меня в больнице. Он не так уж умело скрывался.
В трубке на секунду замолчали.
— У вас уши воском залеплены? — спросил он. — Как мне еще сказать, чтобы до вас дошло? Не заходите на территорию федералов.
— Я собираюсь надрать ему задницу.
— Вы этого не сделаете, черт побери, добьетесь только, что вам предъявят ордер за помеху федеральным властям.
— Вам это нужно или нет? — спросил я.
— У меня сильное подозрение, что вы пьяны.
— Откуда? Я собираюсь надрать ему задницу. Вы хотите присоединиться или хотите, чтобы мы, местные ребята, написали для вас эту историю в газете? Скоро наступит праздник, коллега.
— Да что с вами творится? Вы когда-нибудь остановитесь? Один из наших лучших людей сгорел в вашей машине. А ваши собственные товарищи выбросили вас, как мешок с собачьим дерьмом. Мне абсолютно ясно, что вы работаете над тем, чтобы снова стать алкоголиком, а сейчас болтаете о том, как убрать генерала в отставке, у которого две боевые награды. Возможно, вы с ума сходите, как вы полагаете?
— Вы хороший человек, но не надо со мной блефовать.
— Что?
— Это страшный порок. И он вас погубит.
— Ты, ублюдок, ты этого не сделаешь, — процедил он.
Я повесил трубку, выпил стакан джина и отхлебнул пива. Над озером, как желтый шар, пойманный в сети, висело солнце. Дул теплый ветер, и в жаркой тени зонта я обливался потом, стекавшим по моей обнаженной груди. Глаза слезились от удушливой влажности. Я набрал рабочий номер Клита в отделении Первого округа.
— Где ты? — спросил он.
— Дома.
— Тут о тебе многие спрашивают. Ты действительно плюнул им в суп, Дейв.
— Меня не так уж сложно найти. Кто мной интересовался?
— Федералы, кто же еще. Ты что, действительно звонил в агентство контрразведки? Господи, просто не верится.
— У меня было много свободного времени. Кто-то же должен раздавать пинки.
— Не знаю, захотел бы я поджарить этих ребят. Опасные парни. Не наш контингент.
— Считаешь, мне следует отступить на какое-то время?
— Кто знает? Только я бы перестал держать их за яйца.
— Я на самом деле звоню тебе, чтобы кое-что узнать, Клит. Ты хорошо разбираешься в перестрелках. Скажи, много ли тебе известно случаев, когда стрелявший подбирал свои гильзы?
— Не понимаю.
— Конечно, понимаешь.
— Не припомню, чтобы я когда-нибудь об этом задумывался.
— Я никогда такого раньше не встречал, — сказал я. — Только если сам полицейский стрелял.
— Так в чем дело?
— Забавно, как это так можно натренировать человека, не правда ли?
— Подумать только.
— Если бы я сам стрелял, я бы скорее оставил гильзу на месте перестрелки, чем свою подпись.
— Может, не стоит задумываться о таких вещах, Дейв?
— Как я говорю, у меня сейчас в работе простой. А это помогает занять время. Сегодня утром на Сент-Чарльз-авеню, в департаменте шерифа, я два часа потратил, отвечая на расспросы о Бобби Джо Старкуэзере. Они с вами уже всё обсудили?
— Мы слышали об этом, — в его голосе появилось раздражение.
— Ну там и пирушка была.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70