Он и так отнекивался, как мог, — пояснил Рафалович, тоже перейдя на шепот. Пока он говорил, они переместились в гостиную.
— Что ж это за друг после этого? — Таня поставила коробку с духами на сервант.
— Самый настоящий, если серьезно — единственный. Только он стал скромный, нелюдимый и, как мне кажется, сильно жизнью затраханный. Было бы здорово, если б мы могли его сегодня немножко растормошить. Отдохнул бы человек, расслабился.
Леня достал из серванта хрустальную вазу и поставил в нее букет.
— А почему ты сказал, что я буду рада? — Таня взяла из его рук вазу и понесла на кухню, наполнять водой.
— А потому что это — как привет из прошлой жизни, когда все мы были юны, радостны и беззаботны. Ты его помнишь, не можешь не помнить. Это Поль, Павел Чернов, ну, который был Ванькиным свидетелем на вашей свадьбе.
Таня остановилась посреди прихожей и судорожно сглотнула.
— Да, — сказала она, почему-то хрипло. — Я помню его.
На кухне из-за стола, покрытого яркой клеенчатой скатертью в клетку, поднялся высокий и небритый молодой человек в футболке.
— Здравствуйте, — смущенно сказал он. — Вот, Ленька затащил, вы уж извините... Поздравляю вас.
— Спасибо. — Она опустила глаза.
— Эй, ребята, вы что как не свои? — удивился Леня. — И на «вы», и цирлих-манирлих... Кончайте, а? Ну-ка, улыбнулись друг другу и давайте жрать, пожалуйста.
Он сел напротив Павла и стал намазывать масло на хлеб.
Стол был уже накрыт к завтраку, да не простому, а праздничному, с икрой, рыбкой и буженинкой, но без Тани, видимо, не начинали. Она сняла колбу с кофеварки, проверила, не остыло ли, разлила кофе на три чашки и села между мужчинами, спиной к плите.
Все трое жевали молча и сосредоточенно. Видимо, здорово проголодались. Минут через десять Рафалович блаженно откинулся на спинку стул и шумно потянулся. Таня достала сигареты.
— Можно и я тоже? — Павел достал из кармана мятую пачку «Опала».
— Эти лучше, — сказала Таня, протягивая ему «Кент». — Возьмите... возьми.
— Спасибо, — сказал Павел, взял сигарету, чиркнул спичкой и, дав прикурить Тане, прикурил и сам.
— Валяйте дымите, — поднимаясь, сказал Рафалович. — Я вот хоть и военный, а удовольствия в этом не понимаю. Иное дело водочка!
Павел автоматически кивнул.
— Я уж Павлу объяснял, — обратился Леня к Тане. — Мне срочно по делам надо. Это ненадолго, часа на три максимум. Я и собирался заскочить, тебя поздравить и туда рвануть. Теперь совсем опаздываю, засиделся с вами. Вы тут посидите пока, поболтайте... Пашка, дай слово, что не убежишь. А ты, Татьяна, смотри у меня, развлекай гостя дорогого, как умеешь. Если он скучать будет, я тебе этого не прошу.
— Ладно, — сказала Таня. — Я готовкой займусь, а Павел поможет. Вот и развлечемся.
Рафалович от дверей послал обоим воздушный поцелуй и. скрылся в прихожей. Хлопнула дверь. Павел и Таня одновременно встали.
— Ну, здравствуй еще раз, — сказал Павел и посмотрел на нее.
Впервые за это утро взгляды их встретились. Проскочила голубая искра. Цепь замкнулась.
Все закачалось и поплыло, унося с собой опыт и боль прошлых ошибок, ожоги прошлых любовей, здравый смысл и все рациональные соображения. Таня всхлипнула и повисла у Павла на шее. Он дрожащими руками прижал ее к себе.
— Что же ты, что так долго не шел? — шептала она сквозь слезы. — Я ждала тебя, столько ждала, устала...
— Я искал, — растерянно произнес он. — Искал всю жизнь, но только вот сейчас понял, что искал тебя...
— Надо что-то сказать Лене... Он взял ее лицо в ладони и бережно поднял, глядя в заплаканные и бездонные зеленые глаза.
— Я сам все объясню ему, — сказал он твердо. — Только завтра. Пусть сегодня будет и его день. Он заслужил.
— Да, — прошептала Таня. — Да, любовь моя...
Но случилось иначе.
Они не знали, сколько времени молча, не нуждаясь в словах, просидели на кухне, взявшись за руки. Если бы не телефонный звонок — кто-то ошибся номером, — сидели бы еще.
— Ой! — сказала, вернувшись от телефона, Таня. — Надо же готовкой заняться, а то Леня к вечеру гостей, наверное, назвал, да и сам скоро придет, голодный.
— Я помогу, — сказал Павел, — ты скажи, что надо. Но все шло наперекосяк. Вместо сахара Таня опрокинула в песочное тесто для пирога полный стакан соли, а Павел выронил бутылку с маслом. Бутылка, упав на мягкий пол, не разбилась, зато из нее вытекло масло. Пока Павел бегал в ванную за половой тряпкой, в масляной луже успел с кайфом искупаться Бэрримор. Пока Таня отстирывала скользкую и визжащую псину под душем, а Павел самозабвенно растирал желтки для печенья, задуманного Таней взамен загубленного пирога, в духовке благополучно сгорела курица. Таня, первая учуяв запах дыма, прибежала на кухню, Сопровождаемая недомытым и возбужденным Бэрримором. Пока Павел с Таней занимались ликвидацией куриной аварии, собачонок опрокинул на пол и на себя миску с желтками и принялся обрадованно их вылизывать... Повторно выкупав Бэрримора, Таня твердо заявила:
— Так не пойдет. Придется ехать на работу.
— Зачем? — недоуменно и опечаленно спросил Павел.
— У Люси отоварюсь. Надо же чем-то народ кормить. Я скоро.
Павел сел у окна и задумался. Как, о Господи, как объяснить все Леньке, какие слова подобрать?..
Он даже не заметил, как в дверях повернулся ключ, и поднял голову лишь когда на кухне появился чуть запыхавшийся Рафалович.
— Привет! — сказал он. — А Таня где?
— Э-э... за продуктами поехала. Скоро вернется.
— Понятно.
Леня выдвинул из-под стола табуретку, сел напротив Павла и серьезно посмотрел на него.
— Это даже хорошо, что она уехала. Павел посмотрел на него с удивлением.
— Видишь ли, Поль, я... Смешно даже... Короче, мне нужен твой совет. Больше мне обратиться не к кому, а ты всегда все так хорошо понимал.
Павел спокойно смотрел на взволнованного, непохожего на себя Леню и думал: «Ой ли? Знал бы ты, милый Фаллос, насколько я ничего, решительно ничего не понимаю, что со мной, со всеми нами происходит».
— Ну, в общем... Самое позднее через месяц я подаю рапорт.
— Какой рапорт?
— Об увольнении из рядов. Я вынужден это сделать, иначе все здорово осложнится.
— А что такое?
— Понимаешь, мы — то есть дядя моей жены, я и еще один — в свое время задумали полезное дело. Заручились , добром начальства, приступили. Получили первые результаты. И тут пошло-поехало... Какой-то гад накатал телегу. Мол, частная лавочка, нетрудовые доходы. Хотя, заметь, мы еще ни гроша с этого дела не получили... Короче, начались неприятности, Лилькиному дяде порекомендовали уйти по собственному, мне тоже намекнули. И это еще если учесть, что мы хорошо подмазали кого надо. — Павел невольно поморщился. Не замечая этого, Рафалович продолжал: — А то было бы совсем кисло. И вот, как ты понимаешь, пришла пора воспользоваться запасным аэродромом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Что ж это за друг после этого? — Таня поставила коробку с духами на сервант.
— Самый настоящий, если серьезно — единственный. Только он стал скромный, нелюдимый и, как мне кажется, сильно жизнью затраханный. Было бы здорово, если б мы могли его сегодня немножко растормошить. Отдохнул бы человек, расслабился.
Леня достал из серванта хрустальную вазу и поставил в нее букет.
— А почему ты сказал, что я буду рада? — Таня взяла из его рук вазу и понесла на кухню, наполнять водой.
— А потому что это — как привет из прошлой жизни, когда все мы были юны, радостны и беззаботны. Ты его помнишь, не можешь не помнить. Это Поль, Павел Чернов, ну, который был Ванькиным свидетелем на вашей свадьбе.
Таня остановилась посреди прихожей и судорожно сглотнула.
— Да, — сказала она, почему-то хрипло. — Я помню его.
На кухне из-за стола, покрытого яркой клеенчатой скатертью в клетку, поднялся высокий и небритый молодой человек в футболке.
— Здравствуйте, — смущенно сказал он. — Вот, Ленька затащил, вы уж извините... Поздравляю вас.
— Спасибо. — Она опустила глаза.
— Эй, ребята, вы что как не свои? — удивился Леня. — И на «вы», и цирлих-манирлих... Кончайте, а? Ну-ка, улыбнулись друг другу и давайте жрать, пожалуйста.
Он сел напротив Павла и стал намазывать масло на хлеб.
Стол был уже накрыт к завтраку, да не простому, а праздничному, с икрой, рыбкой и буженинкой, но без Тани, видимо, не начинали. Она сняла колбу с кофеварки, проверила, не остыло ли, разлила кофе на три чашки и села между мужчинами, спиной к плите.
Все трое жевали молча и сосредоточенно. Видимо, здорово проголодались. Минут через десять Рафалович блаженно откинулся на спинку стул и шумно потянулся. Таня достала сигареты.
— Можно и я тоже? — Павел достал из кармана мятую пачку «Опала».
— Эти лучше, — сказала Таня, протягивая ему «Кент». — Возьмите... возьми.
— Спасибо, — сказал Павел, взял сигарету, чиркнул спичкой и, дав прикурить Тане, прикурил и сам.
— Валяйте дымите, — поднимаясь, сказал Рафалович. — Я вот хоть и военный, а удовольствия в этом не понимаю. Иное дело водочка!
Павел автоматически кивнул.
— Я уж Павлу объяснял, — обратился Леня к Тане. — Мне срочно по делам надо. Это ненадолго, часа на три максимум. Я и собирался заскочить, тебя поздравить и туда рвануть. Теперь совсем опаздываю, засиделся с вами. Вы тут посидите пока, поболтайте... Пашка, дай слово, что не убежишь. А ты, Татьяна, смотри у меня, развлекай гостя дорогого, как умеешь. Если он скучать будет, я тебе этого не прошу.
— Ладно, — сказала Таня. — Я готовкой займусь, а Павел поможет. Вот и развлечемся.
Рафалович от дверей послал обоим воздушный поцелуй и. скрылся в прихожей. Хлопнула дверь. Павел и Таня одновременно встали.
— Ну, здравствуй еще раз, — сказал Павел и посмотрел на нее.
Впервые за это утро взгляды их встретились. Проскочила голубая искра. Цепь замкнулась.
Все закачалось и поплыло, унося с собой опыт и боль прошлых ошибок, ожоги прошлых любовей, здравый смысл и все рациональные соображения. Таня всхлипнула и повисла у Павла на шее. Он дрожащими руками прижал ее к себе.
— Что же ты, что так долго не шел? — шептала она сквозь слезы. — Я ждала тебя, столько ждала, устала...
— Я искал, — растерянно произнес он. — Искал всю жизнь, но только вот сейчас понял, что искал тебя...
— Надо что-то сказать Лене... Он взял ее лицо в ладони и бережно поднял, глядя в заплаканные и бездонные зеленые глаза.
— Я сам все объясню ему, — сказал он твердо. — Только завтра. Пусть сегодня будет и его день. Он заслужил.
— Да, — прошептала Таня. — Да, любовь моя...
Но случилось иначе.
Они не знали, сколько времени молча, не нуждаясь в словах, просидели на кухне, взявшись за руки. Если бы не телефонный звонок — кто-то ошибся номером, — сидели бы еще.
— Ой! — сказала, вернувшись от телефона, Таня. — Надо же готовкой заняться, а то Леня к вечеру гостей, наверное, назвал, да и сам скоро придет, голодный.
— Я помогу, — сказал Павел, — ты скажи, что надо. Но все шло наперекосяк. Вместо сахара Таня опрокинула в песочное тесто для пирога полный стакан соли, а Павел выронил бутылку с маслом. Бутылка, упав на мягкий пол, не разбилась, зато из нее вытекло масло. Пока Павел бегал в ванную за половой тряпкой, в масляной луже успел с кайфом искупаться Бэрримор. Пока Таня отстирывала скользкую и визжащую псину под душем, а Павел самозабвенно растирал желтки для печенья, задуманного Таней взамен загубленного пирога, в духовке благополучно сгорела курица. Таня, первая учуяв запах дыма, прибежала на кухню, Сопровождаемая недомытым и возбужденным Бэрримором. Пока Павел с Таней занимались ликвидацией куриной аварии, собачонок опрокинул на пол и на себя миску с желтками и принялся обрадованно их вылизывать... Повторно выкупав Бэрримора, Таня твердо заявила:
— Так не пойдет. Придется ехать на работу.
— Зачем? — недоуменно и опечаленно спросил Павел.
— У Люси отоварюсь. Надо же чем-то народ кормить. Я скоро.
Павел сел у окна и задумался. Как, о Господи, как объяснить все Леньке, какие слова подобрать?..
Он даже не заметил, как в дверях повернулся ключ, и поднял голову лишь когда на кухне появился чуть запыхавшийся Рафалович.
— Привет! — сказал он. — А Таня где?
— Э-э... за продуктами поехала. Скоро вернется.
— Понятно.
Леня выдвинул из-под стола табуретку, сел напротив Павла и серьезно посмотрел на него.
— Это даже хорошо, что она уехала. Павел посмотрел на него с удивлением.
— Видишь ли, Поль, я... Смешно даже... Короче, мне нужен твой совет. Больше мне обратиться не к кому, а ты всегда все так хорошо понимал.
Павел спокойно смотрел на взволнованного, непохожего на себя Леню и думал: «Ой ли? Знал бы ты, милый Фаллос, насколько я ничего, решительно ничего не понимаю, что со мной, со всеми нами происходит».
— Ну, в общем... Самое позднее через месяц я подаю рапорт.
— Какой рапорт?
— Об увольнении из рядов. Я вынужден это сделать, иначе все здорово осложнится.
— А что такое?
— Понимаешь, мы — то есть дядя моей жены, я и еще один — в свое время задумали полезное дело. Заручились , добром начальства, приступили. Получили первые результаты. И тут пошло-поехало... Какой-то гад накатал телегу. Мол, частная лавочка, нетрудовые доходы. Хотя, заметь, мы еще ни гроша с этого дела не получили... Короче, начались неприятности, Лилькиному дяде порекомендовали уйти по собственному, мне тоже намекнули. И это еще если учесть, что мы хорошо подмазали кого надо. — Павел невольно поморщился. Не замечая этого, Рафалович продолжал: — А то было бы совсем кисло. И вот, как ты понимаешь, пришла пора воспользоваться запасным аэродромом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119