Она привычно устремила взгляд в потолок и стала медленно, размеренно дышать.
— Я спокойна, — шептала она. — Я совершенно спокойна. Сейчас я буду спать.
Через несколько минут ее действительно охватил покой, какого она здесь еще не испытывала. Но сна не было.
— Фиг вам, — обреченно сказала она. — Не берет. Встать покурить, что ли?
Она сделала глубокий вдох, чуть выгнулась перед тем, как встать, зажмурила глаза... И открыла их двадцать один час спустя.
В окно стучал дождик. Таня с удовольствием провалялась в постели до самого ужина; сначала смотрела по телевизору детские мультики, не понимая ни слова — но все было понятно без слов, — потом какой-то футбол. Едва ли не в первый раз в жизни она досмотрела матч до конца, правда, так и не разобравшись, кто же у кого выиграл со счетом «четыре-один». «Наверное, наши», — подумала она, слушая захлебывающийся голос комментатора и восторженный гул стадиона. «Господи, какие еще наши?!»
Она спустилась к ужину, наполнила тарелку всякими салатами и колбасами со шведского стола, а управившись, сходила за добавкой. Вернувшись в номер, она снова включила телевизор, но по одной программе передавали новости, по второй кто-то о чем-то оживленно с кем-то беседовал. Таня выключила телевизор, постояла под душем и, поскольку делать было решительно нечего, приняла вторую капсулу и улеглась. Марженка, не встретив утром Таню в холле, поднялась к ней и разбудила. На площадке Иржи вручил ей пузырек с «зелененькими» .
Со сном наладилось, но Таня стала просыпаться заторможенной и долго приходила в нормальное рабочее состояние, и никакие замечания, даже окрики Иржи, этот процесс ускорить не могли. Она входила в раж лишь к концу рабочего дня, и ей было даже обидно, что можно бы еще работать и работать, а день уже кончается. Во вторую неделю своего здесь пребывания она попросила Марженку вместо гостиницы отвезти ее в самый большой универмаг и долго блуждала там, заглядывая во все отделы, от мехов до сантехники...
Неизвестно, чем бы все кончилось, но в отделе дамской одежды она нос к носу столкнулась с Эльжбетой Птах, которая, хоть и не владела русским, сумела втолковать Тане, что в Чехословакии из одежды и обуви есть смысл покупать только детские вещи, потому что государство выделяет на них дотации и они дешевы. Раз уж они через какой-то месяц будут в Вене, а потом в Париже, то взрослое лучше покупать там. Выбор несравненно богаче, и хотя в средних магазинах цены выше здешних, но в Вене бывают потрясающие распродажи, а в Париже есть специально для бедных универмаг «Тати». Лично она, Эльжбета, а для друзей Элька, намеревается набить товарами из «Тати» два контейнера и малой скоростью направить их домой, в голодающую под Ярузельским Польшу. Как ни странно (а может, и вовсе не странно), Таня поняла решительно все, и они с Элькой направились к детским отделам, где Таня купила полосатый свитерок с блестками, вполне одобренный Элькой. Медленно подбирая слова, Таня рассказала Эльке про мучившую ее бессонницу, про чудодейственные зеленые пилюльки, про нынешние ее затруднения. Элька кивнула и со смехом заявила, что она сама уже лет восемь не слезает со снотворных, а чтобы не ходить весь день размазней, принимает их в комплексе с «пеп-таблетами». Таня не поняла, и Элька доходчиво и артистично изобразила, что такое «пеп-таблета» — таблетка, дающая запас бодрости на целый день. Завтра, сказала Элька, она принесет Тане несколько штучек на пробу.
На улице Элька предложила подбросить Таню до гостиницы на такси и остановила какую-то иномарку.
— Но ведь дорого будет, — шепнула Таня, когда автомобиль мягко тронулся с места.
— Эх, — Элька отчаянно махнула рукой. — Мам пеньондзы!
В дороге выяснилось: оказывается, Элька живет в одной гостинице с Таней, только в другом крыле, а потому пользуется другим входом и другим кафетерием. Более того, там же живут и Уве Зоннтаг, и Дьюла Татар, художник-постановщик из Венгрии, и вообще все приезжие участники фильма. И туда же в самое ближайшее время въедет тот, кого Элька особенно жаждет видеть: красавец-мужчина, душечка, настоящий француз и ее добрый знакомый Серж Дювернуа, по фильму Дантес.
«Пеп-таблеты» — американский дексамил — Таня получила в тот же вечер и на студию приехала бодрая, как жаворонок. К Новому году она принимала по три таблетки дексамила утром и по три пилюли секонала перед сном — меньшие дозы уже не действовали. Вернувшись в Ленинград на «каникулы», она боялась, что уже не сможет нормально жить, когда кончится запас таблеток, и что здесь, в Союзе, достать что-то подобное будет трудно.
Она беспокоилась зря. До самого возвращения в Братаславу у нее не было ни одной бессонной ночи, ни одного мутного, заторможенного дня. Теперь у нее было куда более приятное снотворное и куда более сильнодействующий тоник — присутствие рядом любимого человека.
В этот раз она улетала совсем в другом настроении. Расцеловавшись с Павлом в Шереметьево у регистрационной стойки — дальше ему нельзя было, — Таня бодро шагнула за барьерчик, обернулась, весело помахала ему рукой и крикнула:
— Теперь уже скоро! Ответом ей были кивок и широкая, счастливая улыбка.
Глава третья
КАК ПЕРЕКЛИЧКА ВОРОНА И АРФЫ
27 июня 1995
Двери Рафаловичу открыла строгого вида женщина лет под пятьдесят, в очках, похожая на японку. Миссис Элизабет Амато, должно быть. Что-то смутно знакомое почудилось ему в ее облике.
— Проходите, — без акцента и без выражения сказала она. — Миссис Розен будет с минуты на минуту.
— Давненько не виделись, давненько. Значит, наша Танечка стала теперь миссис Розен? Да и вас, госпожа Амато, я определенно раньше видел.
Элизабет Амато молча распахнула перед ним двойные двери в гостиную.
— И все же, госпожа Амато, мы с вами явно встречались раньше, — настойчиво продолжил Рафалович, желая как можно лучше сориентироваться в предложенной ему игре.
— Не помню, — тем же непроницаемым голосом произнесла японка. — Пройдите, пожалуйста. Миссис Розен будет с минуты на минуту.
Он вошел, цепким взглядом окинув огромную гостиную, знакомую ему по нескольким переговорам и презентациям. Здесь уже томились те, кто и должен был явиться по приглашению. Точнее, томился только Ник Захаржевский, выступающий нынче под гнусным псевдо-нимчиком Люсьен Шоколадов в каком-то новомодном гей-клубе, а проще сказать — кабаке для педиков, а Ванька Ларин мирно спал в кресле у окошечка. На неухоженного, задрипанного Ларина он посмотрел с сочувствием — потом надо будет потолковать с мужиком, узнать, чем дышит, помочь как-нибудь. А вот Захаржевский-Шоколадов вызывал только омерзение. Совсем скурвился дипломат. Кто бы, мог подумать.
Ник явно не узнал его. Рафалович решил не представляться и в серьезные разговоры не вступать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Я спокойна, — шептала она. — Я совершенно спокойна. Сейчас я буду спать.
Через несколько минут ее действительно охватил покой, какого она здесь еще не испытывала. Но сна не было.
— Фиг вам, — обреченно сказала она. — Не берет. Встать покурить, что ли?
Она сделала глубокий вдох, чуть выгнулась перед тем, как встать, зажмурила глаза... И открыла их двадцать один час спустя.
В окно стучал дождик. Таня с удовольствием провалялась в постели до самого ужина; сначала смотрела по телевизору детские мультики, не понимая ни слова — но все было понятно без слов, — потом какой-то футбол. Едва ли не в первый раз в жизни она досмотрела матч до конца, правда, так и не разобравшись, кто же у кого выиграл со счетом «четыре-один». «Наверное, наши», — подумала она, слушая захлебывающийся голос комментатора и восторженный гул стадиона. «Господи, какие еще наши?!»
Она спустилась к ужину, наполнила тарелку всякими салатами и колбасами со шведского стола, а управившись, сходила за добавкой. Вернувшись в номер, она снова включила телевизор, но по одной программе передавали новости, по второй кто-то о чем-то оживленно с кем-то беседовал. Таня выключила телевизор, постояла под душем и, поскольку делать было решительно нечего, приняла вторую капсулу и улеглась. Марженка, не встретив утром Таню в холле, поднялась к ней и разбудила. На площадке Иржи вручил ей пузырек с «зелененькими» .
Со сном наладилось, но Таня стала просыпаться заторможенной и долго приходила в нормальное рабочее состояние, и никакие замечания, даже окрики Иржи, этот процесс ускорить не могли. Она входила в раж лишь к концу рабочего дня, и ей было даже обидно, что можно бы еще работать и работать, а день уже кончается. Во вторую неделю своего здесь пребывания она попросила Марженку вместо гостиницы отвезти ее в самый большой универмаг и долго блуждала там, заглядывая во все отделы, от мехов до сантехники...
Неизвестно, чем бы все кончилось, но в отделе дамской одежды она нос к носу столкнулась с Эльжбетой Птах, которая, хоть и не владела русским, сумела втолковать Тане, что в Чехословакии из одежды и обуви есть смысл покупать только детские вещи, потому что государство выделяет на них дотации и они дешевы. Раз уж они через какой-то месяц будут в Вене, а потом в Париже, то взрослое лучше покупать там. Выбор несравненно богаче, и хотя в средних магазинах цены выше здешних, но в Вене бывают потрясающие распродажи, а в Париже есть специально для бедных универмаг «Тати». Лично она, Эльжбета, а для друзей Элька, намеревается набить товарами из «Тати» два контейнера и малой скоростью направить их домой, в голодающую под Ярузельским Польшу. Как ни странно (а может, и вовсе не странно), Таня поняла решительно все, и они с Элькой направились к детским отделам, где Таня купила полосатый свитерок с блестками, вполне одобренный Элькой. Медленно подбирая слова, Таня рассказала Эльке про мучившую ее бессонницу, про чудодейственные зеленые пилюльки, про нынешние ее затруднения. Элька кивнула и со смехом заявила, что она сама уже лет восемь не слезает со снотворных, а чтобы не ходить весь день размазней, принимает их в комплексе с «пеп-таблетами». Таня не поняла, и Элька доходчиво и артистично изобразила, что такое «пеп-таблета» — таблетка, дающая запас бодрости на целый день. Завтра, сказала Элька, она принесет Тане несколько штучек на пробу.
На улице Элька предложила подбросить Таню до гостиницы на такси и остановила какую-то иномарку.
— Но ведь дорого будет, — шепнула Таня, когда автомобиль мягко тронулся с места.
— Эх, — Элька отчаянно махнула рукой. — Мам пеньондзы!
В дороге выяснилось: оказывается, Элька живет в одной гостинице с Таней, только в другом крыле, а потому пользуется другим входом и другим кафетерием. Более того, там же живут и Уве Зоннтаг, и Дьюла Татар, художник-постановщик из Венгрии, и вообще все приезжие участники фильма. И туда же в самое ближайшее время въедет тот, кого Элька особенно жаждет видеть: красавец-мужчина, душечка, настоящий француз и ее добрый знакомый Серж Дювернуа, по фильму Дантес.
«Пеп-таблеты» — американский дексамил — Таня получила в тот же вечер и на студию приехала бодрая, как жаворонок. К Новому году она принимала по три таблетки дексамила утром и по три пилюли секонала перед сном — меньшие дозы уже не действовали. Вернувшись в Ленинград на «каникулы», она боялась, что уже не сможет нормально жить, когда кончится запас таблеток, и что здесь, в Союзе, достать что-то подобное будет трудно.
Она беспокоилась зря. До самого возвращения в Братаславу у нее не было ни одной бессонной ночи, ни одного мутного, заторможенного дня. Теперь у нее было куда более приятное снотворное и куда более сильнодействующий тоник — присутствие рядом любимого человека.
В этот раз она улетала совсем в другом настроении. Расцеловавшись с Павлом в Шереметьево у регистрационной стойки — дальше ему нельзя было, — Таня бодро шагнула за барьерчик, обернулась, весело помахала ему рукой и крикнула:
— Теперь уже скоро! Ответом ей были кивок и широкая, счастливая улыбка.
Глава третья
КАК ПЕРЕКЛИЧКА ВОРОНА И АРФЫ
27 июня 1995
Двери Рафаловичу открыла строгого вида женщина лет под пятьдесят, в очках, похожая на японку. Миссис Элизабет Амато, должно быть. Что-то смутно знакомое почудилось ему в ее облике.
— Проходите, — без акцента и без выражения сказала она. — Миссис Розен будет с минуты на минуту.
— Давненько не виделись, давненько. Значит, наша Танечка стала теперь миссис Розен? Да и вас, госпожа Амато, я определенно раньше видел.
Элизабет Амато молча распахнула перед ним двойные двери в гостиную.
— И все же, госпожа Амато, мы с вами явно встречались раньше, — настойчиво продолжил Рафалович, желая как можно лучше сориентироваться в предложенной ему игре.
— Не помню, — тем же непроницаемым голосом произнесла японка. — Пройдите, пожалуйста. Миссис Розен будет с минуты на минуту.
Он вошел, цепким взглядом окинув огромную гостиную, знакомую ему по нескольким переговорам и презентациям. Здесь уже томились те, кто и должен был явиться по приглашению. Точнее, томился только Ник Захаржевский, выступающий нынче под гнусным псевдо-нимчиком Люсьен Шоколадов в каком-то новомодном гей-клубе, а проще сказать — кабаке для педиков, а Ванька Ларин мирно спал в кресле у окошечка. На неухоженного, задрипанного Ларина он посмотрел с сочувствием — потом надо будет потолковать с мужиком, узнать, чем дышит, помочь как-нибудь. А вот Захаржевский-Шоколадов вызывал только омерзение. Совсем скурвился дипломат. Кто бы, мог подумать.
Ник явно не узнал его. Рафалович решил не представляться и в серьезные разговоры не вступать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119