ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Вот он каков! — сказал Луи. — Он всегда прав, и, несмотря на это, то, что он говорит и делает, всегда недостойно. Это делает его невыносимым.
— Трех я сама знаю, только вот Джефферсона всегда забываю, — призналась Ивонна. — Но когда Тикок смотрит на меня, язык просто не поворачивается. Я бы ему и имен великих индейских вождей не назвала, хотя я их очень хорошо знаю: Понтиак, Текумзе, ТачункаВитко, Татанка-Йотанка, Макпиалюта и Джеронимо.
— Тачунке-Витко теперь будет такой же памятник из камня, как и президентам.
— Только неизвестно, когда он еще будет готов. Но вот Тикок бы ему памятник не поставил.
— Я думаю, Тикок хочет добра, — защищала его Квини. — Он хочет, чтобы мы хорошо учились, и в его математике существуют правила, но нет сердца. Наверное, он поэтому так раздражает вас и делает все неловко.
— Неловко, да, и коварно. Ты знаешь историю с деньгами?
— Нет.
— Это случилось несколько лет назад. Он не любит индейцев…
— Я думаю, — осторожно перебила Квини, — он не любит плохих учеников, не интересуясь, почему у них неважные успехи.
— Но ты все-таки послушай меня! — запротестовал Луи, сверкая глазами. — Он не любит нас, индейцев. Он утверждает, что мы воры и что учителя не должны носить с собой в школу денег, чтобы не вводить нас в искушение.
— Кому он это говорил?
— Он это говорил. Об этом все знают.
— Разговоры не доказательство, Луи.
— Я тебе сейчас же докажу, что говорю. Он решил попробовать и оставил в учительском столе пятьдесят долларов. Он хотел проверить, верно ли индейцы…
— Этому я не верю.
— Но это так.
— Нет, я в это в самом деле не верю. Он, конечно, просто забыл деньги.
— Он и забыл!!!
— Наверняка забыл. Он думает о своей математике, о своей истории и о порядке в классе.
— А о своих вещах — нет?!
— Луи, я не могу допустить, что человек только потому виноват, что его никто не любит. Антипатия все же не доказательство.
— И что тебе этот Тикок! Никто, кроме тебя, его не защищает. И деньги…
— …как мы предположили, он забыл.
— Да, забыл! И как же они оказались в седьмом классе?
— Как давно это произошло?
— Семь лет назад. Мы тогда были в шестом классе, а ты в пятом. Ты же знаешь всю эту историю!
Квини густо покраснела и не ответила.
— И как попали деньги из двенадцатого класса в седьмой? Ты можешь мне это объяснить, Квини?
— Он их оставил в двенадцатом?
— Да, это мы теперь с трудом выяснили.
Начались послеобеденные занятия. Квини была вначале немного рассеянна, хотя это был урок рисования, на котором она, бесспорно, была лучшей и который доставлял ей большую радость. Понемногу она все же пришла в себя.
На следующий день она с нетерпением ждала обеда.
— Ты мне еще не рассказал до конца свою историю, Луи.
— Ты ни о чем не догадалась.
— Я только пытаюсь.
— Ну если ты жалеешь этого Тикока?..
— Дело не в этом. Мы должны быть справедливы.
— Он-то справедлив?
— Ты хочешь с ним состязаться и стать Тикоком?
— Ничуть! Коварным человеком! Значит, слушай: он оставил деньги в двенадцатом классе. За два дня до того, как ты к нам пришла, все это и выяснилось. Тут он был что-то взбешен на весь наш класс, и в особенности на Ивонну, и сказал: если мы не будем как следует учиться, мы попадем когда-нибудь в тюрьму, потому что человек, ничего не умеющий делать, становится плохим человеком. «И вот! — крикнул он и положил руку как для клятвы на свой учительский стол. — Здесь я оставил деньги, которые, к стыду всей нашей школы, были украдены!»
— Оставил здесь? Как же тогда они оказались в седьмом классе? Что ты скажешь, Луи?
— Там у него был следующий урок. А как они туда попали — это духи знают, им известно, кто злой, а кто добрый. Их туда сунула подлость!
— Тикок? Каким же образом?
И тут они испуганно отпрянули друг от друга. В пылу спора они заговорили на языке своего племени. А это было в школе запрещено. Они должны были всегда говорить на английском, чтобы ему учиться. Ученица, которая дежурила по столовой и убирала тарелки, бросила на собеседников многозначительный предостерегающий взгляд.
Луи, Ивонна и Квини оказались снова вместе после окончания школьных занятий, перед отходом школьного автобуса.
— Дежурным в двенадцатом классе тогда был Гарольд Бут с ранчо, — тотчас снова начал Луи, — он и перенес деньги в седьмой класс. Ясно! А Тикок тогда Джо Кингу…
— Да, Джо Кингу, — спокойно сказала Квини. — Моему мужу…
— Это же правда! — воскликнул Луи. — Значит, тебе это должно быть интересно. Итак, Гарольд перенес деньги для Тикока в седьмой класс, а Тикок их в парту Джо…
— Этого не может быть. Тикок не сделает такого никогда.
— Что ты все с этим Тикоком! Гарольд Бут такого бы никогда не сделал, это хороший парень. Но кто-то из них должен был это сделать. Тикок или Гарольд. Если твой муж на самом деле не вор!
— Мой муж никогда не крал.
Школьный автобус подал сигнал. Квини пришлось расстаться с Луи и Ивонной. Когда автобус уже отъезжал, Луи помахал еще рукой, а Квини, которая смотрела в окно, кивнула ему головой.
Поскольку разговор получил такое развитие, Квини рассказала обо всем вечером своему мужу. Он внимательно выслушал ее, подумал, как это было обычно, когда он имел дело с чем-то, на его взгляд, значительным.
— Ты, Квини, прямо настоящий детектив, ведь ты установила новый факт. Тикок никогда раньше не говорил, что деньги были оставлены в учительском столе в двенадцатом классе. Возможно, он опасался этим как-то навести подозрение на своего Гарольда. Он говорил всегда только о седьмом классе, и всегда оставался открытым вопрос, был ли он уже к началу перемены в этом классе, в котором он потом, после перемены, вел урок. Ведь мне приписывалось, что именно в этот промежуток времени я взял деньги из стола учителя. О карманном воровстве вопроса не возникало: всякий мог подтвердить, что я за весь день ни разу не был рядом с Тикоком.
— Он тебя не пожалел.
— Он меня никогда не жалел, потому что я был плохим учеником, но он меня прямо-таки преследовал со всей своей яростью, особенно с тех пор, как он получил от школьного инспектора за меня строгий выговор, который был даже занесен в школьный учебник. Я неправильно прочитал присягу верности флагу и не захотел объяснить звезды и полосы. Я к тому же не стоял навытяжку, как это полагается, перед флагом и не положил руку на сердце. Тикок тогда меня на целый урок, как дурачка, поставил перед классом. Я пытался решать задачки. Его математика интересовала меня больше, чем его история, в которой я ему не верил. Для меня генерал Кастер был разбойник и убийца, а Тачунка-Витко — герой, а не наоборот. Но я хотел проникнуть в тайны чисел и треугольников. Только для этого у меня не было основы. Слишком часто я прогуливал занятия. Сперва из-за далекого пути и потому что меня дед избивал, если я уходил в школу, потом потому что я потерял желание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136