Это нельзя объяснить ничем, как только охищненностью этих самых «цивилизаторских» народов.
И здесь — разница очевидна. Наиболее охищненные — англосаксонские нации — продолжали, как ни в чём ни бывало, своё чёрное, нелюдское дело истребления «мешавших» их бизнес-гешефту «отсталых, примитивных» народов. В то время как испанцы, и особенно португальцы начали более-менее мирно ассимилироваться с колонизируемыми нациями. Так, например, возникла этнически пёстрая, но лишённая расово-националистических конфликтов, Бразилия. Примечательно, что в Латинской Америке возник культ «настоящего мужчины», т.н. «мачадизм», частично впитавший в себя избыточную хищность. Он характеризуется, в частности, пренебрежительным отношением к женщине.
Проявили свою хищную красу и религиозные конфессии. Американские протестанты — «покорители дикого Запада» — уничтожали индейцев без малейшего колебания и самыми бесчеловечными способами: травили, охотились на них как на зверей, продавали им заражённые оспой одеяла. Именно они внедрили, во всяком случае, сделали обыденной жуткую практику снимания скальпов — для облегчения расчётов с «охотниками-промысловиками» («учёт трупов — азбука капитализма»). Первопроходцы же католики (в частности, в Канаде) к индейцам относились достаточно терпимо, сносно, во всяком случае не убивали их, как койотов, по обычаю злобных и корыстных протестантов. Неким «заповедником» этой протестантской охищненности является ныне Северная Ирландия (Ольстер) — с постоянными спектаклями бессмысленной агрессивности «оранжистов».
Бремя страстей нечеловеческих
Past coitus omne animal triste — «все животные после совокупления грустны». После оргазма наступает знаменитая на весь (животный) мир апатия. Это один из краеугольных «сексуальных» принципов. На этот период у мужчины угасает, притихает сексуальное влечение к женщине. Это явление может быть одним из важнейших видовых идентификаторов. У разных мужчин послеоргазменный период проявляется по-разному, имеет свои особенности. У нехищных видов отсутствие влечения говорит о том, что женщина-партнёрша на это — относительно короткое — время становится для него как бы родной. То есть — как бы сестрой, матерью, дочерью. Именно поэтому возможен уход от любимой матери к новой женщине (жене, любовнице), эта лёгкая, безнадрывная «первая смена женщины» есть, в принципе, предательство, и именно так и интерпретируется иными матерями. В материнской любви к сыну есть некий сексуальный аспект, в сыновней — лишь незначительно, или он даже вовсе отсутствует, но зато всегда есть чувство родственности, психологической близости, защищенности, симпатии, ощущение чего-то неуничтожимо «своего».
У хищных же человеческих видов всё обстоит не так. Иные хищные мужчины, в частности, способны на несколько оргазмов подряд, что называется. «не вынимая» или с непродолжительными паузами, половой инстинкт у них тоже более «злобен». По статистике сексопатологов, гомосексуалисты и значительная часть бисексуалов совершают коитусы в среднем в 5-6 раз чаще (полпорядка!), чем обычные люди.
Точно так же, и сексуальное поведение хищных женщин более яркое: они кричат, царапаются, бьются в конвульсиях в припадках своей бешеной страсти, чисто животной похоти. Эти особы очень требовательны к своим любовникам, чуть что — сменят не задумываясь. Они, кстати, ненавидят в мужчинах отмеченную — вполне естественную — послекоитусную апатию, требуют продолжения ласк. Есть, понятно, и «артистки своего дела», в особенности среди продажных особ, но многие хищные женщины действительно часто совершенно не владеют собой в такие моменты. Во всём этом присутствует полная аналогия с гипертрофированной «любовью» у хищных животных! Так, например, «влюблённые» львиные парочки проводят по три-четыре дня в «наслаждении друг другом», сопровождая свою «любовь» страшными драками, к концу «брачного общения» и лев и львица бывают основательно поцарапаны и покусаны.
У хищных женщин чувство «любви», «влюблённости» возникает очень часто, если даже не периодически, что-то на манер овуляционного цикла или запоя у дипсоманов (т.н. эпсилон-алкоголиков, у которых время от времени возникает неодолимая тяга к спиртному). Кроме того, они предпочитают разнообразные способы сексуального удовлетворения — как «примитивные», традиционные, так и зачастую весьма экзотические, и при этом проявляют ещё и неумеренность, сравнимую лишь разве что с бешенством матки. Вот, например, что пишет в своих воспоминаниях о Марлен Дитрих её дочь Мария Рива. «Я не перестаю удивляться, как удавалось моей маме все эти годы не беременеть. Правда, это обеспечивал ей ритуал спринцевания ледяной водой с уксусом. Из всех сокровищ моей мамы пуще всех оберегались корсаж и резиновая груша для спринцевания. У неё помимо основной всегда были четыре запасных, на случай, если прохудится та, которой она пользуется. Белый уксус от Гейнца покупался ящиками» [II]. В народе существует, наиболее удачный термин, характеризующий таких женщин — «злоебучие».
У нехищных людей нечто подобное возможно разве лишь после весьма длительного периода вынужденного воздержания («сексуального голода»). да и то всё обстоит у них не столь бурно, во всяком случае — не так злобно и остервенело. Впрочем, и здесь «возможны варианты», и нередки бурные страсти, но они больше касаются нехищных мужчин, а не женщин, — в большинстве своём «отвлекающихся» на повседневность, как в известном анекдоте, напряжённо вглядывающихся в потолок: «белить или не белить?» И это не фригидность, это — свойственное именно нехищным людям высвобождение от гнёта сексуального инстинкта, из-под которого не могут ни в малейшей степени вырваться хищные гоминиды — они заложники собственной сексуальности, «фрейдовы рабы» либидо.
Именно это обстоятельство, но в более широком контексте, отмечено И.Кантом. «То, что возвышает человека над самим собой (как известной частью чувственного мира), что приковывает его к тому порядку вещей, который в состоянии постигнуть один только разум, для которого весь чувственный мир — предмет подчинённый. Это — не что иное, как личность» [47]. Иными словами, получается, что у хищных гоминид, не обладающих разумом, соответственно нет и личности. У них есть индивидуальность, как и у животных, но вот личности (по Канту) у них нет, и они навсегда и полностью подчинены чувственному (животному) миру. Их давит всё — власть, тщеславие, корыстолюбие… Здесь всё во многом зависит и от физиологии, от темперамента, от жизненного настроя, а не только от видовых признаков. Всё же тенденция более мощного проявления либидо у хищных гоминид присутствует, хотя «раздавлены» они могут быть совершенно различным образом, в зависимости от доминирующей страсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
И здесь — разница очевидна. Наиболее охищненные — англосаксонские нации — продолжали, как ни в чём ни бывало, своё чёрное, нелюдское дело истребления «мешавших» их бизнес-гешефту «отсталых, примитивных» народов. В то время как испанцы, и особенно португальцы начали более-менее мирно ассимилироваться с колонизируемыми нациями. Так, например, возникла этнически пёстрая, но лишённая расово-националистических конфликтов, Бразилия. Примечательно, что в Латинской Америке возник культ «настоящего мужчины», т.н. «мачадизм», частично впитавший в себя избыточную хищность. Он характеризуется, в частности, пренебрежительным отношением к женщине.
Проявили свою хищную красу и религиозные конфессии. Американские протестанты — «покорители дикого Запада» — уничтожали индейцев без малейшего колебания и самыми бесчеловечными способами: травили, охотились на них как на зверей, продавали им заражённые оспой одеяла. Именно они внедрили, во всяком случае, сделали обыденной жуткую практику снимания скальпов — для облегчения расчётов с «охотниками-промысловиками» («учёт трупов — азбука капитализма»). Первопроходцы же католики (в частности, в Канаде) к индейцам относились достаточно терпимо, сносно, во всяком случае не убивали их, как койотов, по обычаю злобных и корыстных протестантов. Неким «заповедником» этой протестантской охищненности является ныне Северная Ирландия (Ольстер) — с постоянными спектаклями бессмысленной агрессивности «оранжистов».
Бремя страстей нечеловеческих
Past coitus omne animal triste — «все животные после совокупления грустны». После оргазма наступает знаменитая на весь (животный) мир апатия. Это один из краеугольных «сексуальных» принципов. На этот период у мужчины угасает, притихает сексуальное влечение к женщине. Это явление может быть одним из важнейших видовых идентификаторов. У разных мужчин послеоргазменный период проявляется по-разному, имеет свои особенности. У нехищных видов отсутствие влечения говорит о том, что женщина-партнёрша на это — относительно короткое — время становится для него как бы родной. То есть — как бы сестрой, матерью, дочерью. Именно поэтому возможен уход от любимой матери к новой женщине (жене, любовнице), эта лёгкая, безнадрывная «первая смена женщины» есть, в принципе, предательство, и именно так и интерпретируется иными матерями. В материнской любви к сыну есть некий сексуальный аспект, в сыновней — лишь незначительно, или он даже вовсе отсутствует, но зато всегда есть чувство родственности, психологической близости, защищенности, симпатии, ощущение чего-то неуничтожимо «своего».
У хищных же человеческих видов всё обстоит не так. Иные хищные мужчины, в частности, способны на несколько оргазмов подряд, что называется. «не вынимая» или с непродолжительными паузами, половой инстинкт у них тоже более «злобен». По статистике сексопатологов, гомосексуалисты и значительная часть бисексуалов совершают коитусы в среднем в 5-6 раз чаще (полпорядка!), чем обычные люди.
Точно так же, и сексуальное поведение хищных женщин более яркое: они кричат, царапаются, бьются в конвульсиях в припадках своей бешеной страсти, чисто животной похоти. Эти особы очень требовательны к своим любовникам, чуть что — сменят не задумываясь. Они, кстати, ненавидят в мужчинах отмеченную — вполне естественную — послекоитусную апатию, требуют продолжения ласк. Есть, понятно, и «артистки своего дела», в особенности среди продажных особ, но многие хищные женщины действительно часто совершенно не владеют собой в такие моменты. Во всём этом присутствует полная аналогия с гипертрофированной «любовью» у хищных животных! Так, например, «влюблённые» львиные парочки проводят по три-четыре дня в «наслаждении друг другом», сопровождая свою «любовь» страшными драками, к концу «брачного общения» и лев и львица бывают основательно поцарапаны и покусаны.
У хищных женщин чувство «любви», «влюблённости» возникает очень часто, если даже не периодически, что-то на манер овуляционного цикла или запоя у дипсоманов (т.н. эпсилон-алкоголиков, у которых время от времени возникает неодолимая тяга к спиртному). Кроме того, они предпочитают разнообразные способы сексуального удовлетворения — как «примитивные», традиционные, так и зачастую весьма экзотические, и при этом проявляют ещё и неумеренность, сравнимую лишь разве что с бешенством матки. Вот, например, что пишет в своих воспоминаниях о Марлен Дитрих её дочь Мария Рива. «Я не перестаю удивляться, как удавалось моей маме все эти годы не беременеть. Правда, это обеспечивал ей ритуал спринцевания ледяной водой с уксусом. Из всех сокровищ моей мамы пуще всех оберегались корсаж и резиновая груша для спринцевания. У неё помимо основной всегда были четыре запасных, на случай, если прохудится та, которой она пользуется. Белый уксус от Гейнца покупался ящиками» [II]. В народе существует, наиболее удачный термин, характеризующий таких женщин — «злоебучие».
У нехищных людей нечто подобное возможно разве лишь после весьма длительного периода вынужденного воздержания («сексуального голода»). да и то всё обстоит у них не столь бурно, во всяком случае — не так злобно и остервенело. Впрочем, и здесь «возможны варианты», и нередки бурные страсти, но они больше касаются нехищных мужчин, а не женщин, — в большинстве своём «отвлекающихся» на повседневность, как в известном анекдоте, напряжённо вглядывающихся в потолок: «белить или не белить?» И это не фригидность, это — свойственное именно нехищным людям высвобождение от гнёта сексуального инстинкта, из-под которого не могут ни в малейшей степени вырваться хищные гоминиды — они заложники собственной сексуальности, «фрейдовы рабы» либидо.
Именно это обстоятельство, но в более широком контексте, отмечено И.Кантом. «То, что возвышает человека над самим собой (как известной частью чувственного мира), что приковывает его к тому порядку вещей, который в состоянии постигнуть один только разум, для которого весь чувственный мир — предмет подчинённый. Это — не что иное, как личность» [47]. Иными словами, получается, что у хищных гоминид, не обладающих разумом, соответственно нет и личности. У них есть индивидуальность, как и у животных, но вот личности (по Канту) у них нет, и они навсегда и полностью подчинены чувственному (животному) миру. Их давит всё — власть, тщеславие, корыстолюбие… Здесь всё во многом зависит и от физиологии, от темперамента, от жизненного настроя, а не только от видовых признаков. Всё же тенденция более мощного проявления либидо у хищных гоминид присутствует, хотя «раздавлены» они могут быть совершенно различным образом, в зависимости от доминирующей страсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54