Она не разрешала никому, кроме меня и Кунико, купать ее или менять постельное белье.
В Гион Кобу мы начинали готовиться к Новому году в середине декабря, гораздо раньше, чем это принимались делать повсеместно. Мы приступали к подготовке уже тринадцатого декабря, в день, который в Японии называется Котохадзиме.
Первым делом в день Котохадзиме нужно нанести визит иэмото и обменяться ритуальными поздравлениями и подарками. Иэмото давала каждой ученице новый веер в честь Нового года. Цвет веера обозначал соответствующий ранг, занимаемый ученицей. Взамен от имени всей семьи мы дарили ей два предмета: окагамисан – пару клейких рисовых пирожных, положенных одно на другое, и красно-белый конверт с деньгами. Конверт был обвязан декоративной ленточкой, украшенной серебром и золотом. Сумма денег была равна «цене» веера, который мы получали в подарок, и также соответствовала нашему школьному статусу – была меньшей для учениц и большей для взрослых гейко. Когда Котохадзиме заканчивался, иэмото жертвовала сладости и деньги для инвалидов или душевнобольных детей.
Тринадцатого декабря я оделась и отправилась нанести иэмото традиционный визит. Я помню, что чувствовала некоторую ностальгию. Шел мой последний год учебы. Я уже была внесена в список девушек, допущенных к экзаменам для будущих манко. Экзамен должен был состояться следующей осенью, когда мне исполнится шестнадцать. Если я сдам этот экзамен, то начну свою профессиональную карьеру.
Так что я была смущена, когда старшая учительница вдруг обратилась ко мне:
– Мине-тян, послезавтра в Нёкоба будет экзамен, и я бы хотела, чтобы ты пришла на него. Он начнется в десять часов, так что постарайся прийти к половине десятого.
У меня не было иного выхода, кроме как согласиться, несмотря на то, что мне не хотелось отвлекаться на другие вещи во время болезни тетушки Оима. Я вернулась домой, рассказала новости тетушке и не поверила тому, что случилось. Она изменилась, словно стала прежней. На ее лице расцвела улыбка, и она запела суй-суй-суй песню. Впервые я поняла, насколько важно для нее было то, что я стану манко. Начиналась моя профессиональная карьера, а я не обращала на это внимания.
Старая Меани вернулась домой в самый разгар банкета, и тетушка Оима рассказала ей об экзамене. Та пришла, пожалуй, в еще больший восторг.
– О господи, – воскликнула она, – у нас так мало времени! Кунико, отмени все мои встречи на сегодняшний день. Хотя, знаешь, и завтрашние тоже и послезавтрашние. Давай, Минеко, нам надо работать. Во-первых, позвони двум девочкам и попроси их прийти к нам. Будет лучше, если ты попрактикуешься в группе. Давай быстрее, нам надо начинать!
Я постаралась не смеяться над ее поспешностью.
– Но это же несерьезный экзамен, – сказала я, – настоящий будет только на следующий год. Пройти этот не сложно: я хорошо знаю танцы.
– Не болтай ерунды, – остановила меня Старая Меани, – нам надо работать, а времени совсем мало. Иди, звони подругам. И побыстрее.
Я никак не могла понять, отчего все так переполошились, но сделала то, что мне приказали.
Девочки были счастливы оказанной честью, к тому же они могли дополнительно попрактиковаться.
Нам было приказано подготовить для исполнения семь фрагментов. Старая Меани вытащила свой шамисэн и начала играть. Мы повторяли каждый фрагмент сотни раз, работали день и ночь, почти не делая перерывов на сон и еду. Через два дня я досконально знала мельчайшее движение каждого фрагмента наизусть. Старая Меани ни на минуту не переставала восхищаться. Она была почти в экстазе.
Пятнадцатого декабря Старая Меани заранее повела меня в Нёкоба, чтобы не дай бог не опоздать. Во второй студии сидели и ждали тринадцать девочек. Все нервничали. Все, кроме меня. Я все еще не понимала важности события. Для некоторых из них тот день был последним шансом сдать экзамен и стать майко. В случае провала, с мечтой о карьере можно было распрощаться.
Нас вызывали на экзамен по очереди. Дверь была закрыта, так что мы не видели, что происходит внутри. Это только добавляло напряжения и в без того нервную атмосферу коридора.
Мы не знали, какой из фрагментов нам придется исполнять, когда нас позовут внутрь и мы будем стоять на сцене. Только после того как мы поднимемся на сцену, старшая учительница скажет нам, что именно нужно исполнить.
Двух моих подружек пригласили до меня.
– Что вам пришлось исполнять? – спросила я, когда они вышли из экзаменационной комнаты.
– Ториой (история игрока на шамисэне), – ответили обе девочки.
– Ладно, – подумала я, – значит, и мне достанется то же самое.
И я начала мысленно танцевать ториой, постепенно повторяя каждое его движение. Я и правда не понимала, почему все так волнуются. Подошла моя очередь. Первая часть экзамена заключалась в том, что надо было открыть дверь так, как нас учили. К тому времени движения уже стали механическими, практически второй натурой. Я двигалась очень плавно и грациозно.
Я открыла дверь, поклонилась и спросила позволения войти. Теперь и я поняла, почему другие девочки так нервничали. Старшая учительница была там не одна. Там присутствовали также все младшие учительницы, мастер Итирикитей, члены Кабукай, представители очая и ассоциации Гейко и еще несколько человек, которых я не знала. Целые ряды людей, сидевших напротив сцены и готовых оценивать экзаменующихся.
Я постаралась сохранить самообладание и по возможности спокойно подняться на сцену.
Старшая учительница повернулась ко мне и сказала всего одно слово:
– Наноха (история о бабочке и цветах). «Ого, – подумала я, – значит, не ториой. Ну и ладно. Давай, Минеко, покажи им, что можешь».
Я остановилась на минутку, чтобы поблагодарить судей, и начала танцевать. Первую часть фрагмента я исполнила безупречно, а потом, буквально в конце, сделала малюсенькую ошибку. Остановившись прямо в той же позе, я повернулась к аккомпаниатору и сказала:
– Я сделала ошибку. Пожалуйста, начните все сначала.
– Мы бы не заметили этой ошибки, если бы ты не сказала о ней, Минеко, – вмешалась старшая учительница. – Прошу прощения, но, поскольку Минеко почти закончила танец, не возражаете ли вы, если она повторит только последнюю часть?
– Конечно не возражаем, – согласились все.
– Мине-тян, – обратилась ко мне старшая учительница, – пожалуйста, только последнюю часть.
– Да, – сказала я и закончила танец. Снова поблагодарив всех, я покинула сцену. Старая Меани металась по коридору, как пантера в клетке.
– Как прошло? – кинулась она ко мне в ту же секунду, как только я вышла из аудитории.
– Я сделала ошибку, – ответила я.
– Ошибку? – заголосила Старая Меани. – Какую ошибку? Серьезную? Думаешь, ты провалилась?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
В Гион Кобу мы начинали готовиться к Новому году в середине декабря, гораздо раньше, чем это принимались делать повсеместно. Мы приступали к подготовке уже тринадцатого декабря, в день, который в Японии называется Котохадзиме.
Первым делом в день Котохадзиме нужно нанести визит иэмото и обменяться ритуальными поздравлениями и подарками. Иэмото давала каждой ученице новый веер в честь Нового года. Цвет веера обозначал соответствующий ранг, занимаемый ученицей. Взамен от имени всей семьи мы дарили ей два предмета: окагамисан – пару клейких рисовых пирожных, положенных одно на другое, и красно-белый конверт с деньгами. Конверт был обвязан декоративной ленточкой, украшенной серебром и золотом. Сумма денег была равна «цене» веера, который мы получали в подарок, и также соответствовала нашему школьному статусу – была меньшей для учениц и большей для взрослых гейко. Когда Котохадзиме заканчивался, иэмото жертвовала сладости и деньги для инвалидов или душевнобольных детей.
Тринадцатого декабря я оделась и отправилась нанести иэмото традиционный визит. Я помню, что чувствовала некоторую ностальгию. Шел мой последний год учебы. Я уже была внесена в список девушек, допущенных к экзаменам для будущих манко. Экзамен должен был состояться следующей осенью, когда мне исполнится шестнадцать. Если я сдам этот экзамен, то начну свою профессиональную карьеру.
Так что я была смущена, когда старшая учительница вдруг обратилась ко мне:
– Мине-тян, послезавтра в Нёкоба будет экзамен, и я бы хотела, чтобы ты пришла на него. Он начнется в десять часов, так что постарайся прийти к половине десятого.
У меня не было иного выхода, кроме как согласиться, несмотря на то, что мне не хотелось отвлекаться на другие вещи во время болезни тетушки Оима. Я вернулась домой, рассказала новости тетушке и не поверила тому, что случилось. Она изменилась, словно стала прежней. На ее лице расцвела улыбка, и она запела суй-суй-суй песню. Впервые я поняла, насколько важно для нее было то, что я стану манко. Начиналась моя профессиональная карьера, а я не обращала на это внимания.
Старая Меани вернулась домой в самый разгар банкета, и тетушка Оима рассказала ей об экзамене. Та пришла, пожалуй, в еще больший восторг.
– О господи, – воскликнула она, – у нас так мало времени! Кунико, отмени все мои встречи на сегодняшний день. Хотя, знаешь, и завтрашние тоже и послезавтрашние. Давай, Минеко, нам надо работать. Во-первых, позвони двум девочкам и попроси их прийти к нам. Будет лучше, если ты попрактикуешься в группе. Давай быстрее, нам надо начинать!
Я постаралась не смеяться над ее поспешностью.
– Но это же несерьезный экзамен, – сказала я, – настоящий будет только на следующий год. Пройти этот не сложно: я хорошо знаю танцы.
– Не болтай ерунды, – остановила меня Старая Меани, – нам надо работать, а времени совсем мало. Иди, звони подругам. И побыстрее.
Я никак не могла понять, отчего все так переполошились, но сделала то, что мне приказали.
Девочки были счастливы оказанной честью, к тому же они могли дополнительно попрактиковаться.
Нам было приказано подготовить для исполнения семь фрагментов. Старая Меани вытащила свой шамисэн и начала играть. Мы повторяли каждый фрагмент сотни раз, работали день и ночь, почти не делая перерывов на сон и еду. Через два дня я досконально знала мельчайшее движение каждого фрагмента наизусть. Старая Меани ни на минуту не переставала восхищаться. Она была почти в экстазе.
Пятнадцатого декабря Старая Меани заранее повела меня в Нёкоба, чтобы не дай бог не опоздать. Во второй студии сидели и ждали тринадцать девочек. Все нервничали. Все, кроме меня. Я все еще не понимала важности события. Для некоторых из них тот день был последним шансом сдать экзамен и стать майко. В случае провала, с мечтой о карьере можно было распрощаться.
Нас вызывали на экзамен по очереди. Дверь была закрыта, так что мы не видели, что происходит внутри. Это только добавляло напряжения и в без того нервную атмосферу коридора.
Мы не знали, какой из фрагментов нам придется исполнять, когда нас позовут внутрь и мы будем стоять на сцене. Только после того как мы поднимемся на сцену, старшая учительница скажет нам, что именно нужно исполнить.
Двух моих подружек пригласили до меня.
– Что вам пришлось исполнять? – спросила я, когда они вышли из экзаменационной комнаты.
– Ториой (история игрока на шамисэне), – ответили обе девочки.
– Ладно, – подумала я, – значит, и мне достанется то же самое.
И я начала мысленно танцевать ториой, постепенно повторяя каждое его движение. Я и правда не понимала, почему все так волнуются. Подошла моя очередь. Первая часть экзамена заключалась в том, что надо было открыть дверь так, как нас учили. К тому времени движения уже стали механическими, практически второй натурой. Я двигалась очень плавно и грациозно.
Я открыла дверь, поклонилась и спросила позволения войти. Теперь и я поняла, почему другие девочки так нервничали. Старшая учительница была там не одна. Там присутствовали также все младшие учительницы, мастер Итирикитей, члены Кабукай, представители очая и ассоциации Гейко и еще несколько человек, которых я не знала. Целые ряды людей, сидевших напротив сцены и готовых оценивать экзаменующихся.
Я постаралась сохранить самообладание и по возможности спокойно подняться на сцену.
Старшая учительница повернулась ко мне и сказала всего одно слово:
– Наноха (история о бабочке и цветах). «Ого, – подумала я, – значит, не ториой. Ну и ладно. Давай, Минеко, покажи им, что можешь».
Я остановилась на минутку, чтобы поблагодарить судей, и начала танцевать. Первую часть фрагмента я исполнила безупречно, а потом, буквально в конце, сделала малюсенькую ошибку. Остановившись прямо в той же позе, я повернулась к аккомпаниатору и сказала:
– Я сделала ошибку. Пожалуйста, начните все сначала.
– Мы бы не заметили этой ошибки, если бы ты не сказала о ней, Минеко, – вмешалась старшая учительница. – Прошу прощения, но, поскольку Минеко почти закончила танец, не возражаете ли вы, если она повторит только последнюю часть?
– Конечно не возражаем, – согласились все.
– Мине-тян, – обратилась ко мне старшая учительница, – пожалуйста, только последнюю часть.
– Да, – сказала я и закончила танец. Снова поблагодарив всех, я покинула сцену. Старая Меани металась по коридору, как пантера в клетке.
– Как прошло? – кинулась она ко мне в ту же секунду, как только я вышла из аудитории.
– Я сделала ошибку, – ответила я.
– Ошибку? – заголосила Старая Меани. – Какую ошибку? Серьезную? Думаешь, ты провалилась?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68