Вот вам они и любомудры-философы. Дюринги-шеллинги-виттгенштейны. Но это, впрочем, из другой музыкальной шкатулки мелодия.
Вернемся мы лучше к нашему зверинцу. По отношению к которому, я думаю, иной читатель может и некоторое недоверие выразить. И возразить, что, во-первых, такой — почти подряд — набор чудовищ явление и не совсем типическое, а во-вторых, тут и биологический, наследственный фактор какую-то малосимпатичную роль может играть. В конце концов, и Тиберий, и Калигула, и Нерон — родом из одного, как говорят нынче, «генетического резервуара», и все они теснейшим родством промеж себя повязаны были.
Ну что ж, можно и из другого «резервуара» зачерпнуть. Из Рима пока не выезжая — для чистоты эксперимента.
И начнем мы с человека, который въедливому оппоненту может показаться блистательной антитезой всех сделанных выше утверждений о природе власти и характеристиках властителей. Ну, тут уж кому антитеза — а по мне так то самое исключение. Которое, как мы договорились — и так далее.
В общем, еще один римский император. По имени Марк Антонин. И по прозванию «Философ». Нам почему-то более известный под именем Марка Аврелия.
Ну, про него слова плохого не скажу. И писал так, что любо-дорого перечесть (перед сном — особливо, очень потом сны благие да розовые снятся), да и руководил без обычных для его должности излишеств. Будучи гомо не только сапиенс, но и вообще достойной высоконравственной особью.
О веротерпимости его и о духовных исканиях тома написаны — что уж перепевать. Милостив был неизменно ко всем, назначая преступникам наказание, меньшее того, что полагалось по закону (тут бы уже мог я и возразить, будучи вынужденным потребителем этой части наследия Марка Аврелия в повседневной будничной жизни). От судей требовал выслушивать обвиняемых внимательнейшим образом, не останавливаясь перед наказанием — чего вообще-то не любил — нерадивых судейских чинов.
Человеколюбие его было настолько невероятно для в целом кровавых римских времен, что приводило современников в состояние полной прострации. Марк даже запретил канатным плясунам выступать без подушек внизу — бьются же! (Чуть позже подушки были заменены дожившей до наших дней сеткой — так что неплохо и цирковым знать, кому они этим обязаны.)
Любимым изречением его была, как говорят, следующая мысль Платона: «Государства процветали бы, если бы философы были властителями, или если бы властители были философами». (К чему мы позже непременно вернемся с тем, чтобы поставить Марку, а заодно и Платону, внушительную запятую.)
Но, как бы там ни было, а вот такое почти что и нереальное человеческое существо правило в те далекие времена Римом.
Соправитель Марка, однако — а было это время такого странного конституционного двуцарствия — уже сбои давал. Не тянул этот соправитель, Вер, на такой высокой моральной ноте. Что и не мудрено, если принять во внимание, сколько таковых аврелиев во всей человеческой истории наберется.
И не сказать, чтобы Вер этот был таким уж отъявленным негодяем. Ну, не любил он заведенных Марком благочестивых посиделок, где и вина-то толком не подносили. И всегда после них бегом бежал в ближайший кабак, где от души надирался и для вящего удовольствия ввязывался в добрую драчку. Приползая домой, как въедливо докладывают нам современники, украшенный честно заработанными синяками да шишками.
И кончил Вер, прямо скажем, неважно. Нехорошо кончил. Он потихоньку от жены вовсю развлекался с родной тещенькой, и все бы оно ничего, кабы не развязался у Вера после очередной пьянки язык — надо думать, на тему «кто в доме хозяин» — и не выложи он всю таковскую ситуацию родной жене.
Ну, мать с дочкой, конечно, поплакали — все-таки позор, а потом, чтобы позор покрыть, тещенька-то Вера и отравила. Может, конечно, и наступив на горло собственной песне — но честь дороже.
В общем, не чета оказался бедолага Вер просвещенному Марку Антонину, который по совместительству еще и Аврелий. А несколько позже сменил Марка на посту его же собственный сыночек, Коммод Антонин, давший Риму такой копоти, что и Нерон с Калигулой в сравнении просто-таки отцами нации смотрелись.
Вот вам и «генетический резервуар». Хотя, с другой стороны, историки поговаривают, что в тот резервуар Аврелий свою лепту, может, и не внес вовсе, потому что женушка его, Фаустина, уж очень часто развлекалась в компании матросов да гладиаторов. Марку-то Аврелию на это не раз намекали, но он все отшучивался: дескать, ежели разведусь с женой, так надо же и приданое вернуть. (Трон, то есть, который ему от тестя достался.)
Ну, а после смерти Марка всем не до шуток стало. Причем очень быстро. Коммод, в отличие от того же Нерона, стыдливого да скромного и в начале карьеры не особо разыгрывал. Да и с детства видно уже было, что редкий негодяй растет. Лет одиннадцати от роду, при живом еще Марке-философе, продемонстрировал он, какого властителя Риму судьба готовит. Затеяли его было мыть-купать, а вода показалась мальчонке горячей. Ну и возмутился паренек, повелев банщика в печь швырнуть. Что слугами — а боялись они наследника куда как больше чем гуманного папочку-императора — исполнено и было. Марк? А что Марк — ну, пожурил, должно быть. Но в целом, видимо, отнесся вполне философски.
Вот такой вот Коммод на трон и взошел. Взошел — и тут же рухнул в разврат. Да какой еще разврат…
Для начала свез во дворец триста наложниц, из коих часть купил, а часть просто силой взял, и еще триста особей мужского пола, тщательно отобранных по выдающимся физическим качествам и невыдающимся моральным. Чтобы уж если оргии — так не какой-нибудь банальный «лямур де труа», а уж так, чтобы дым столбом и стены чтобы дрожали. Каждый, причем, божий день — без выходных. Да еще тут же во дворце особый бордель завел, согнав в него высокородных римских красавиц. Говорят, именно стыдливость их и слезы более всего Коммода и распаляли.
Сама семья Коммодова тоже ни от чего не застрахованной оказалась. Одну свою сестру, Луциллу — видно, пыталась она к совести взывать да к памяти отца — сперва император сослал. А потом, поразмыслив, все-таки убил для надежности. Прочих же сестер надлежащим образом насиловал регулярно. Что проделывал и с собственной тетей, сестрой того самого Марка Философа. Такая вот получилась связь поколений…
Ну, то, что при такой занятости для дел государственных времени не оставалось — оно понятно. Здесь Коммод радикально к вопросу подошел. Войны, что Рим при отце вел, прекратил волевым решением — и плевать, что пришлось все условия врагов принять да с кучей территорий расстаться. Ну, конечно, скукожилась империя — но ведь зато сколько времени для куда как более приятной активности высвобождалось!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122