ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


УСАТЫЙ-ПОЛОСАТЫЙ


Да, этот год не то, что прошлый. Осени тогда, можно сказать, и не
было, нежаркое, но светлое и прозрачное лето задержалось чуть ли не до
середины октября. В бирюзовом, чуть подернутом легкими облачками небе
висело, поигрывая блестками, солнце, точно свеженький, едва лишь с
монетного двора, пятак, а слабый ветер не спеша тащил вдоль тротуара сухие
разноцветные листья, и те шелестели, словно страницы какой-то хорошей
книги.
В общем, было время. А сейчас и не поймешь, какое время года,
сплошная гниль. Еще в августе небо затянули сморщенные седые облака,
зарядили дожди - и до сих пор истекают злостью. Не то, чтобы ливни с
грозами - это бы еще куда ни шло - нет, мелкие, серенькие, нудные словно
лекция по теоретической методологии. Промокло все - и земля и небо, и
время, и пространство. Иногда казалось, что нынешняя слякоть необратима,
что вечно будут гнить по краям тротуаров съежившиеся листья, и не
избавиться уже от наглой уличной грязи, что так и норовит заляпать брюки,
и уж разумеется, все окна в городе навсегда иссечены мутными тягучими
струйками.
Одним словом, грязь, грязь и ничего, кроме грязи. Особенно здесь.
Театр начинается с вешалки, а город, очевидно, с вокзала. Считается, что
сей славный град - один из очагов мировой культуры, да видно, смыло ее,
культуру, дождями. По перрону без сапог и не пройдешь, а в залах ожидания,
что убирай, что не убирай, все одно и то же тоскливое болото, коричневая
жижа хлюпает под ногами, и прямо в ней сидят люди - кресел, само собой, на
всех не хватает. И прямо сюда, в подозрительного вида лужи, кучами
навалены рюкзаки, узлы, чемоданы. Народу уже все до фонаря, грязь - не
грязь, лишь бы уехать в конце концов. Хотя и там, куда они стремятся,
наверняка не чище.
Ну, и как положено, перестройка. Перестраивают старенький, повидавший
всякие виды вокзал, кругом разворотили что только можно, а также и чего
нельзя, половину труб закопали, другую еще год согласовывать будут. Точно
исполинские жирафьи шеи, возносятся краны, ползают деловитые
жуки-бульдозеры, выпирают жесткими ребрами стальные конструкции, больше
всего смахивающие на допотопных динозавров. И всему этому зоопарку,
похоже, не предвидится конца.
Но со стороны глянешь - кипит работа, бурлит и пенится. Трещат
ослепительно-голубые огни электросварки, бригада работает под девизом
"Гори оно все синим пламенем!". Где-то вдали, за отстойными путями, ухает,
словно исполинская жаба, бетономешалка. А может, какая-нибудь
камнедробилка. Слышна веселая песнь отбойных молотков - очередной раз
ломают асфальт. Оркестр электропил ежедневно выдает авангардистские
симфонии. Веселая жизнь, что и говорить.

Сергей взглянул на часы. Не слабо, уже без десяти четыре. Да, пора
отставить лирические медитации и мчаться на дежурство. Хотя нет, мчаться -
это излишество. Можно пойти и не спеша. Не горит. Минутой раньше, минутой
позже - для Инспекции все одним цветом.
Да и вообще тамошняя работа - сплошная малина. И не напрягаешься
особенно, и со скуки мух не давишь. Случаются занятные моменты. Кстати, и
времени не слишком много отнимает - дежурства дважды в неделю по четыре
часа. Чем плохо? А ведь считается как общественная нагрузка, а также
комсомольская. Если надо слинять с какой-нибудь дряни типа овощной базы
или демонстрации по поводу нерушимого единства - так нет проблем.
Ссылаешься на производственную необходимость - и привет. А проверять никто
не станет - все в запарке и отключке, всем некогда. Да и лень. Зато в
личный комплексный план можно записать, что в поте лица своего, невзирая
на объективные и субъективные, вкалываешь в Инспекции, а стало быть, чист
сердцем перед факультетским бюро. Пустячок, а приятно. Экономишь и время,
и нервы.
...Сегодня четверг. Это хорошо. Это значит, под крышей дежурить.
Никакой особой работенки не предвидится, стало быть, можно заняться
окаянным конспектом, добить Анти-Дюринга в пух и прах. Развлечение не из
лучших, но иначе зимой ВВС и разговаривать о зачете не станет. ВВС, она же
Василиса Вениаминовна Серебрянская, сухонькая бабка-доцент, ржавый осколок
давно ушедшей эпохи. Уж скорее бы отправилась она в дальний путь по
описанному доктором Моуди пресловутому туннелю, на свиданку с Корифеем,
Вождем и Учителем. Проводили бы с оркестром - и всему факультету стало бы
легче на сердце. Но где уж там. Старуха, несмотря на свои почти
трехзначные годы, крепка словно атомный авианосец. Видно, ставит рекорд
долгожительства. Она еще и с тех конспекты спросит, кто сейчас в кубики
играется и манную кашу по стенкам размазывает.
Надо будет все-таки сделать финт ушами. Не размахиваться же, в самом
деле, на тридцать страниц, как ласково рекомендовала бабка на недавнем
семинаре. Однако и без того почти все дежурство на это дело угробишь. А
ведь прискорбно. С матанализом бы посидеть, коллоквиум не за горами, да и
томик Стругацких неплохо бы дочитать. Леха дал всего на неделю, потому что
сам неизвестно у кого выцыганил. И тут же пустил по кругу. А ведь ему,
бедолаге, и возвращать.

Инспекция располагалась в круглой, построенной чуть ли не в
позапрошлом веке трехэтажной башне. Сие творение неизвестного зодчего явно
косило под средневековье - узкие, забранные решетками окна-бойницы,
чугунная винтовая лестница, ступени которой звенят под ногами, точно
тяжелые колокола. Всем, кто впервые сюда попадал, казалось, будто случился
сдвиг во времени. Столетий этак на семь. Вот-вот покажется на горизонте
хищная орда, почернеет воздух от разом пущенных стрел, затрубит боевой рог
- и начнется... "Наш Замок", называли свое здание сотрудники Инспекции.
Впрочем, _н_а_ш_и_м_ замок был, мягко говоря, не совсем. Им отвели лишь
три комнатки на втором этаже. Самая крупная - это центральная, там в
основном и кипит работа, а также чай в электрическом самоваре - любят
сотрудники совершать "пищеварительные паузы". Ну и, понятное дело, здесь
же заседает за своим столом шеф - а именно Семен Митрофанович Чачин, седой
багроволицый ветеран всех войн, начиная, видимо, с Куликовской битвы. Он
неописуемо толст, он страдает всеми открытыми, а также и неоткрытыми
болезнями, он тяжело дышит и ходит с черной палкой. Но ни о какой пенсии
не может быть и речи, Семен Митрофанович намерен отойти в небытие прямо
тут, на боевом посту, куда его, как он полагает, поставила партия. Хотя
вероятнее, все закончится в районной больнице, в компании тараканов и
пьяных санитарок.
1 2 3 4 5 6 7 8