ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

В то пидорское место?
– Ничего в нем пидорского нет. Там и девиц много.
– Ну, не пидорское – тогда бисексуальное.
– Угу. Теперь послушай. Как ты насчет того, чтобы сходить за вином и прочим? Мог бы ее на всякий случай напоить.
– Этого добра у меня полно.
Он смерил меня с головы до ног смачно неприязненным взглядом.
– Стоит ей напиться, и она уже ни хрена не рюхает. Делай с ней что хочешь.
– Честно?
– Честно. Сразу становится на все согласная.
– Ладно, попробую.
– Попробуешь? Слушай, спорю, что, едва переступив порог, она тебя чем-нибудь ошарашит. Спорю, что она…
В дверь позвонили.
– Давай, – сказал Грегори.
Открыв девушке – белый джемпер и джинсы, робкий взгляд, с которым я не осмеливался встретиться, и во рту у меня был какой-то странный молочный привкус – и проводив ее наверх, я проскользнул в свою темную комнату. Я пил виски, пока не услышал властные шаги Грега.
– Ну, вперед, – шепнул он мне в передней. – Вперед.
Я надеялся, что к этому времени Миранда уже будет рыдать, биться в истерике или, что еще лучше, потеряет сознание. Но она стояла, маленькая и спокойная, перед высоким окном. Полноватая, но очень симпатичная, подумал я. И с болью отметил, что ее хлопчатобумажный рюкзак так и висит на ее горестно опущенных плечах.
– Ушел? – спросила она, не оборачиваясь.
Не люблю, когда со мной разговаривают, не оборачиваясь.
– Боюсь, что да, – ответил я.
Миранда обернулась.
– Мне жаль, – сказал я, чувствуя, как гудит воздух. – Мне жаль, если ты расстроилась.
– Не знаю, что теперь и делать, – вяло произнесла она.
– Такой уж он, ничего не попишешь.
– Он что – всегда таким был?
– Нет, не всегда. Пошли вниз. Когда-то он был отличным парнем. Хочешь выпить? Когда был молодым. Пошли, у меня есть. Он изменился сильнее, чем меняются многие другие. Сюда. Не знаю почему. Пошли вниз, поговорим. О жизни, о Грегори и обо мне.
II
Довольно забавно, но чертовски надоедает, когда тебя преследуют и собачатся с тобой всю дорогу.
Грегори
– Это Грегори, – прошелестел я.
– О, – откликнулся телефон. – Да, Грегори, это я, Миранда.
– Ну что?
– …Как ты?
Я посмотрел свои ногти на свет – гладкие и блестящие, как миндалины.
– …Грегори?
– Слушаю.
– Почему ты так со мной обошелся? – спросила она. – Что случилось? Я что-то не так сделала?
– Прикажешь мне теперь выслушивать твои сентенции?
Ожидая услышать обычный влажный всхлип или одышливое придыхание, я поплотнее прижал трубку к уху. И услышал – теплый глотательный звук.
– Нам надо встретиться, – сказала она.
– Обязательно.
– Ты должен повидаться со мной.
– Вот и повидаюсь.
– …Тогда можно мне зайти ненадолго?
– Заходи, – ответил я и, положив трубку, задержал свои длинные пальцы на диске.
И вот я раздумывал, как распорядиться этой прохладной свободой вечера, этим неожиданным грузом часов, стоя у окна моего пентхауса, глядя на пейзаж зимних крыш, снова казавшийся таким таинственным и дружелюбным.
Весь день на работе я терзался ужасным беспокойством. Я представлял, как вернусь домой и проведу еще один вечер а-ля Миранда – господи, и почему мы только все это терпим? – еще один вечер моей эпической холодности и ее неуклюжего благоговения, моих тошнотворных разговорчиков и ее панических, лихорадочных поцелуев, еще одна ночь двух слипшихся друг с другом спящих изваяний, ее широкие, горячие от слез губы, уткнувшиеся в мое плечо. Почему мы позволяем им так мучить нас? Почему мы так ласковы с ними? Почему? Ну ладно, твоя участь решена, сучка: больше ты от меня ничего не получишь.
На самом деле, конечно, все было не так уж и сложно. Когда я вернулся с работы, этот придурочный Теренс сидел на кухне. Вообще-то я не пускаю его в эту часть своей квартиры – поэтому, когда я попросил его задержаться наверху и поговорить, у него был такой вороватый вид, такой затравленно-благодарный взгляд.
– Джита больше не хочет со мной трахаться, – поведал он.
Я, всерьез заинтересовавшись, спросил, как он думает, в чем тут дело.
– Не знаю. И Джита тоже не знает.
Я ткнул в него пальцем:
– Это которая Джита?
– Да та коротышка, с серьгами.
– Ах вот что. – Волей-неволей Теренсу приходится выбирать исключительно низкорослых девиц, а об их ушах я изо всех сил стараюсь вспоминать как можно реже. – Это она оставалась здесь на ночь во вторник?
– Да.
– И?…
– Я попробовал ее трахнуть.
– И?…
– Она тоже мне не дала.
Мне это показалось чрезвычайно странным: Джита – по всему видно – из разряда тех девиц, которые готовы сделать все, что тебе только заблагорассудится. Так что же она тогда уперлась? Но из вежливости я сказал:
– Забавно, у меня так все совсем наоборот.
Последовало дурацкое отступление, в котором Теренс расписывал свои сексуальные колебания в противовес моим воображаемым достоинствам. Глупо, но его опасения насчет собственной гомосексуальности, излагаемые так чистосердечно и простодушно, могут встревожить не на шутку.
– Со мной ничего подобного не происходит, – довольно холодно ответил я. – Если бы еще не эта чертова Миранда.
– Да-да? – с интересом переспросил он.
– Миранда со своими запросами.
Здоровый физиологический аппетит Миранды, моя леность и распущенность, гораздо более солидная одаренность Теренса по этой части, легкость, с какой можно было бы произвести обмен…
Минутное дело. Так что сегодня ночью, пока Теренс отважно рычит, пока Миранда до хруста в ребрах сжимает его своими ляжками, испещренными следами засосов, я буду здесь, наверху, посмеиваясь, вспоминать о том, чего не рассказал ему: о ее поцелуях с привкусом сырой печенки, о ее приторном, как шерри, языке, о призрачных запахах, исходящих из ее недристого нутра, и о потусторонних выделениях, блестящие следы которых она оставляет на ваших простынях.
Что с вами происходит, девушки?
Переспав с какой-нибудь психопаткой – а психопатки сейчас почти все, – я испытываю более чем естественное отвращение при мысли о перспективе осмотра постельного белья сразу после того, как выкину ее из квартиры. Разумеется, я обнаружу мрачные следы пребывания в постели фемины: пудовый слой грима на наволочке, пучки лобковых волос на простыне и черт его знает каким образом посаженное пятно: одним словом, полный набор. Но в последние дни я отдергиваю одеяло со зловещим предчувствием чего-то сверхъестественного, ужасного; у всех этих девиц поехала крыша – они могут оставить после себя все, что угодно… Я прямо-таки вижу Грегори, стоящего посреди комнаты, в которой все вибрирует после того, как ополоумевшая девица кинулась вон; он осторожно приближается к постели, полуотвернувшись, сгребает мускулистой рукой тяжелое пикейное покрывало, делает глубокий вдох, отшвыривает одеяло – и видит целую ногу, одиноко лежащую на простыне!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66