— крикнул он.
— Разрешите, товарищ старший лейтенант? — заглянул в канцелярию Анисимов, и, увидев утвердительный кивок ротного, браво шагнул в дверной проем, — Прапорщик Анисимов по вашему приказанию прибыл!
— Присаживайся, — кивнул на стоящий перед столом свободный стул командир, и когда тот сел, спросил, — ну что, жениться не надумал?
— Никак нет!
— Да не надо так официально, — поморщился ротный, — мы же не в присутствии подчиненных. Вы все-таки командный состав и при личном общении со мной постарайтесь обходиться без этих уставных фраз.
— Понял, товарищ старший лейтенант, — кивнул Анисимов.
— Я что вас вызвал, — продолжил командир, — начальник штаба полка попросил побеседовать с прапорщиками, не желает ли кто-нибудь сам поехать для дальнейшей службы в Афганистан. Пришла разнарядка на командира комендантского взвода, а у него жена и трое ребятишек. Жена в слезы — не пущу…. Вместо него можно отправить кого-нибудь только по личному желанию. И лучше из холостяков.
Анисимов растерялся, слишком неожиданным было предложение. Он с завистью смотрел на офицеров и прапорщиков, прошедших Афган, их боевые награды, видел их некоторую обособленность от других военнослужащих и в мечтах лицезрел себя таким же опытным и уважаемым…. Но риск возможной гибели отпугивал и холодил сердце.
Ротный, увидев душевные сомнения и метания, кивнул:
— С ответом не тороплю, если надумаете — подойдете и сами скажете….
* * *
Прапорщик Анисимов был умным человеком. Поэтому вечером он взял бутылку водки, закуски, накрыл стол и закрылся в комнате, чтобы никто не мешал ему думать. Размышлять и чувствовать, как легко и мощно текут мысли, было приятно. Целый вечер он взвешивал все за и против, и когда закончилась водка и мысли, а точнее, когда все мысли разлеглись по полочкам, он принял решение.
На следующий день прапорщик Анисимов решительно доложил ротному:
— Я согласен!
Глава 3.
Сентябрь 1984 года. Советский Союз. Фрунзе.
Майор Черкасов шел домой с тяжелым чувством. С одной стороны он давно готовил жену к тому, что его могут отправить в далекую зарубежную командировку, в каких побывала добрая половина офицеров вертолетного полка, но когда командир полка вызвал его к себе и дал неделю на сдачу должности для убытия в длительную командировку, сердце екнуло. Тем более что подтвердилось худшее предположение — Афганистан…. Хотя чего еще можно ожидать — сейчас почти все, убывающие за границу, ехали в эту таинственную страну.
Про Афганистан говорили разное. О многом можно было догадаться по периодически приходившим цинковым гробам, которые почему-то запрещалось открывать, и заплаканным глазам офицерских вдов, оставшихся доживать свой горький бабий век в военном городке.
Вернувшиеся оттуда загорелые дочерна летчики почему-то ничего не рассказывали, но о многом можно было догадаться и без слов. По какой-то их внутренней собранности и готовности к чему-то непознанному служащими здесь, в Союзе, офицерами.
Еще большее можно было предположить по какой-то только им одним свойственной манере летать. Причем тогда, когда запрещалось по всем инструкциям, тогда, когда лететь было нельзя, потому что это было просто невозможно. А они летали. В любую погоду, в любых летных условиях. На каком-то одном, только им знакомом ощущении и восприятии окружающего мира, когда видят не глаза, а интуиция и внутреннее чутье. Когда видят кожей, спинным мозгом и еще бог его знает чем.
И вот теперь ему предстояло узнать — через что они проходят, чтобы стать богами неба.
— Мама, папочка пришел! — ласковой птичкой к нему на руки вспорхнула старшенькая пятилетняя Леночка, смешно махнув своей небольшой косичкой.
— Какая ты у меня красивая, умничка, — начал Черкасов свой привычный ритуал, — мамина помощница, сестренкина воспитательница!
Леночка довольно заулыбалась, прижимаясь к колючей отцовской щеке и начала перечислять:
— Я сегодня мусор вынесла, цветы полила, игрушки за Светулькой собрала….
— Лена! Ну, хватит, — выглянула из кухни жена Марина, отпуская с рук двухлетнюю Светочку, радостно рванувшую к отцу, — папа кушать хочет, а вы его в дверях держите.
Черкасов подхватил на руки вторую дочь и занес в зал, где плюхнулся с ними на диван под веселый девчачий визг.
Жена, войдя в комнату, внимательно посмотрела ему в глаза, и он, не выдержав, отвел взгляд в сторону.
— Что случилось?
— Ничего, все нормально…. — ответил он, теребя дочерей и избегая смотреть в глаза жене.
— Та-ак, Лена! — присев в кресло, произнесла Марина, — Ну-ка забирай Свету и, дуйте к себе в комнату, нам с папой поговорить надо.
— Ну, — потребовала жена, когда дочери вышли, — говори. Я тебя не первый день знаю, вижу ведь, что что-то случилось.
— Да ничего не случилось, — неестественно засмеялся Черкасов, — просто мне придется на некоторое время уехать в командировку. Потом вернусь, и все будет, как всегда.
— Туда? — посуровело лицо жены, — В Афганистан?
Он кивнул, и боковым зрением увидел, как безвольно повисли Маринины руки, выронившие кухонное полотенце.
— Ну, ты что раскисла? — улыбнулся он, — Вон, сколько наших там побывало, и все нормально.
— Мне хватает того, что я вижу тех нескольких «ненормальных», которые не дождались своих мужей, — тихо произнесла жена.
Они сидели молча довольно долго, боясь нарушить тишину и ту незримую нить, что сейчас связывала их. Они молчали, но души их переплелись и общались, страдая и плача от осознания близкой разлуки….
— Ты знаешь, как я мучилась, когда родилась Света? — прошептала Марина, — Когда в ногах путается трехлетняя Ленка, а на руках грудная Светочка? Когда уставшая как собака, валишься с ног, засыпаешь на ходу и рвешь жилы, чтобы выдержать…. Чтобы прибраться дома. Чтобы приготовить тебе еду. Чтобы постирать и перегладить белье. Чтобы были сыты, одеты и обуты дети. А тебя все нет рядом и нет…. Ты то летаешь, то в наряде, то в командировке. Ты хоть представляешь, сколько слез я выплакала в подушку теми ночами? Когда у Светочки температура под сорок. Когда она плачет, а объяснить — где и что болит — не может…. А тебя рядом все нет и нет. Мне иногда казалось, что я не выдержу, не переживу всего этого. И вот теперь ты уезжаешь….
Он подошел к ней и ласково обнял ее, а она, крепко вцепившись в него и прижавшись щекой, вдруг разрыдалась горькими бабьими слезами.
Глава 4.
Октябрь 1984 года. Афганистан. Район Чарикара.
Ох уж этот Афганистан! Больше пугали. Ничего страшного Анисимов здесь не увидел. А вот магазины ему понравились. И те, что находились в военных городках, и в которых продавалось то, чего он никогда в Союзе не видел, и еще больше дуканы — торговые лавки афганцев. Вот в них то уж действительно было все, что есть на белом свете, и что можно только вообразить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Разрешите, товарищ старший лейтенант? — заглянул в канцелярию Анисимов, и, увидев утвердительный кивок ротного, браво шагнул в дверной проем, — Прапорщик Анисимов по вашему приказанию прибыл!
— Присаживайся, — кивнул на стоящий перед столом свободный стул командир, и когда тот сел, спросил, — ну что, жениться не надумал?
— Никак нет!
— Да не надо так официально, — поморщился ротный, — мы же не в присутствии подчиненных. Вы все-таки командный состав и при личном общении со мной постарайтесь обходиться без этих уставных фраз.
— Понял, товарищ старший лейтенант, — кивнул Анисимов.
— Я что вас вызвал, — продолжил командир, — начальник штаба полка попросил побеседовать с прапорщиками, не желает ли кто-нибудь сам поехать для дальнейшей службы в Афганистан. Пришла разнарядка на командира комендантского взвода, а у него жена и трое ребятишек. Жена в слезы — не пущу…. Вместо него можно отправить кого-нибудь только по личному желанию. И лучше из холостяков.
Анисимов растерялся, слишком неожиданным было предложение. Он с завистью смотрел на офицеров и прапорщиков, прошедших Афган, их боевые награды, видел их некоторую обособленность от других военнослужащих и в мечтах лицезрел себя таким же опытным и уважаемым…. Но риск возможной гибели отпугивал и холодил сердце.
Ротный, увидев душевные сомнения и метания, кивнул:
— С ответом не тороплю, если надумаете — подойдете и сами скажете….
* * *
Прапорщик Анисимов был умным человеком. Поэтому вечером он взял бутылку водки, закуски, накрыл стол и закрылся в комнате, чтобы никто не мешал ему думать. Размышлять и чувствовать, как легко и мощно текут мысли, было приятно. Целый вечер он взвешивал все за и против, и когда закончилась водка и мысли, а точнее, когда все мысли разлеглись по полочкам, он принял решение.
На следующий день прапорщик Анисимов решительно доложил ротному:
— Я согласен!
Глава 3.
Сентябрь 1984 года. Советский Союз. Фрунзе.
Майор Черкасов шел домой с тяжелым чувством. С одной стороны он давно готовил жену к тому, что его могут отправить в далекую зарубежную командировку, в каких побывала добрая половина офицеров вертолетного полка, но когда командир полка вызвал его к себе и дал неделю на сдачу должности для убытия в длительную командировку, сердце екнуло. Тем более что подтвердилось худшее предположение — Афганистан…. Хотя чего еще можно ожидать — сейчас почти все, убывающие за границу, ехали в эту таинственную страну.
Про Афганистан говорили разное. О многом можно было догадаться по периодически приходившим цинковым гробам, которые почему-то запрещалось открывать, и заплаканным глазам офицерских вдов, оставшихся доживать свой горький бабий век в военном городке.
Вернувшиеся оттуда загорелые дочерна летчики почему-то ничего не рассказывали, но о многом можно было догадаться и без слов. По какой-то их внутренней собранности и готовности к чему-то непознанному служащими здесь, в Союзе, офицерами.
Еще большее можно было предположить по какой-то только им одним свойственной манере летать. Причем тогда, когда запрещалось по всем инструкциям, тогда, когда лететь было нельзя, потому что это было просто невозможно. А они летали. В любую погоду, в любых летных условиях. На каком-то одном, только им знакомом ощущении и восприятии окружающего мира, когда видят не глаза, а интуиция и внутреннее чутье. Когда видят кожей, спинным мозгом и еще бог его знает чем.
И вот теперь ему предстояло узнать — через что они проходят, чтобы стать богами неба.
— Мама, папочка пришел! — ласковой птичкой к нему на руки вспорхнула старшенькая пятилетняя Леночка, смешно махнув своей небольшой косичкой.
— Какая ты у меня красивая, умничка, — начал Черкасов свой привычный ритуал, — мамина помощница, сестренкина воспитательница!
Леночка довольно заулыбалась, прижимаясь к колючей отцовской щеке и начала перечислять:
— Я сегодня мусор вынесла, цветы полила, игрушки за Светулькой собрала….
— Лена! Ну, хватит, — выглянула из кухни жена Марина, отпуская с рук двухлетнюю Светочку, радостно рванувшую к отцу, — папа кушать хочет, а вы его в дверях держите.
Черкасов подхватил на руки вторую дочь и занес в зал, где плюхнулся с ними на диван под веселый девчачий визг.
Жена, войдя в комнату, внимательно посмотрела ему в глаза, и он, не выдержав, отвел взгляд в сторону.
— Что случилось?
— Ничего, все нормально…. — ответил он, теребя дочерей и избегая смотреть в глаза жене.
— Та-ак, Лена! — присев в кресло, произнесла Марина, — Ну-ка забирай Свету и, дуйте к себе в комнату, нам с папой поговорить надо.
— Ну, — потребовала жена, когда дочери вышли, — говори. Я тебя не первый день знаю, вижу ведь, что что-то случилось.
— Да ничего не случилось, — неестественно засмеялся Черкасов, — просто мне придется на некоторое время уехать в командировку. Потом вернусь, и все будет, как всегда.
— Туда? — посуровело лицо жены, — В Афганистан?
Он кивнул, и боковым зрением увидел, как безвольно повисли Маринины руки, выронившие кухонное полотенце.
— Ну, ты что раскисла? — улыбнулся он, — Вон, сколько наших там побывало, и все нормально.
— Мне хватает того, что я вижу тех нескольких «ненормальных», которые не дождались своих мужей, — тихо произнесла жена.
Они сидели молча довольно долго, боясь нарушить тишину и ту незримую нить, что сейчас связывала их. Они молчали, но души их переплелись и общались, страдая и плача от осознания близкой разлуки….
— Ты знаешь, как я мучилась, когда родилась Света? — прошептала Марина, — Когда в ногах путается трехлетняя Ленка, а на руках грудная Светочка? Когда уставшая как собака, валишься с ног, засыпаешь на ходу и рвешь жилы, чтобы выдержать…. Чтобы прибраться дома. Чтобы приготовить тебе еду. Чтобы постирать и перегладить белье. Чтобы были сыты, одеты и обуты дети. А тебя все нет рядом и нет…. Ты то летаешь, то в наряде, то в командировке. Ты хоть представляешь, сколько слез я выплакала в подушку теми ночами? Когда у Светочки температура под сорок. Когда она плачет, а объяснить — где и что болит — не может…. А тебя рядом все нет и нет. Мне иногда казалось, что я не выдержу, не переживу всего этого. И вот теперь ты уезжаешь….
Он подошел к ней и ласково обнял ее, а она, крепко вцепившись в него и прижавшись щекой, вдруг разрыдалась горькими бабьими слезами.
Глава 4.
Октябрь 1984 года. Афганистан. Район Чарикара.
Ох уж этот Афганистан! Больше пугали. Ничего страшного Анисимов здесь не увидел. А вот магазины ему понравились. И те, что находились в военных городках, и в которых продавалось то, чего он никогда в Союзе не видел, и еще больше дуканы — торговые лавки афганцев. Вот в них то уж действительно было все, что есть на белом свете, и что можно только вообразить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18