Закрываешь глаза и говоришь — хочу двухкассетный магнитофон. Открываешь глаза, а дуканщик уже держит его перед тобой. Хочу телевизор Сони. Пожалуйста, вот он. Хочу пистолет. Получи. Хочу кожаный плащ! На! Хочу конфеты «Мишка на севере» фабрики Рот-Фронт! Тоже есть? Да чего же тогда у вас нет?
— Э-э, — смеется дуканщик, — если чего и нет, в Кабул позвоню, через три дня приходи, привезут…
Первую неделю Анисимов только и делал, что подсчитывал, сколько он получит чеков, что на них можно купить, и самое трудное — решал, что же все-таки покупать на будущие деньги, которых оказалось так мало, а купить хотелось так много…. И, наконец, через неделю список был готов.
Офицеры роты, в которую он попал служить, понравились ему очень сильно. Ротный «без базара» под будущую зарплату организовал пять бутылок водки, под закуску пошел сухой паек, а послушать последние новости из Союза собрались почти все офицеры и прапорщики батальона. Анисимов был крайне польщен, еще никогда в жизни такое количество офицеров не оказывало ему столько знаков внимания, поэтому он с жаром и чувством гордости от собственной значимости рассказывал последние новости.
Солдаты оказались самые обычные. Никакие не супергерои, как расписывали их газеты и журналы. А в основном такие же обезьяны, как и в Союзе. В первое его дежурство по батальону, когда Анисимов, мечтая о будущих покупках, сидел в ротной канцелярии, в дверь, тихонько постучавшись, заглянул солдат:
— Товарищ прапорщик! Разрешите?
— Ты кто? Чего надо? — недовольно пробурчал Анисимов, вырванный из сладких грез.
— Рядовой Зайцев, Коля я, Николай Петрович точнее, — представился солдат, втискиваясь в дверь и прикрывая ее за собой, — у меня к вам важное дело!
Прапорщик недоуменно рассматривал его. Маленький неказистый солдат с прилизанными и зачесанными набок редкими светлыми волосиками смотрел преданно и нежно.
— Ну, говори.
— Товарищ прапорщик! У нас в роте голубые есть! — от важности сообщаемого Зайцев даже приоткрыл свой маленький ротик, высунув кончик языка.
— Чего!? — подскочил прапорщик, — Чего ты несешь?
— Честное слово! — закивал головой солдат, — Только я не могу вам рассказать, кто именно.
Анисимов почувствовал, как у него в голове начался активный умственный процесс, и зашевелились мозги. Неужели в свое первое дежурство он вскроет гнездо разврата? Вот будут уважать его ротный и другие офицеры! Только бы не спугнуть этого недоделка.
— Почему это ты не можешь? — ласково заговорил он с солдатиком, — Ты понимаешь, что это твой долг, как любого советского гражданина!
— Ага! Вы хоть представляете, что они могут мне сделать, — сделал плаксивую рожицу солдат, — но я расскажу вам, если вы дадите мне две банки сгущенки…
Прапор подскочил к шкафу, где валялись остатки сухого пайка и начал требушить пакеты. Черт! Только одна банка!
— Одна… — расстроено повернулся он к Зайцеву и увидел, как тот вожделенно уставился на банку, напоминая своим видом кролика перед взором удава.
— Ладно, я расскажу, — затараторил солдатик, словно боясь, что сгущенку сейчас уберут, — представляете, прошлой ночью подходит ко мне младший сержант Аймаров и предлагает переспать с ним! Не просто переспать, а чтобы я свой зад ему подставил! Ну, разумеется, я отказываюсь, так он — как давай меня уговаривать! Мол, дай хотя бы между ляжек поводить. Я не соглашаюсь. Он и объясняет, что это не считается. Ну, я прикинул, что и действительно — это не считается, и дал ему между ляжек себе поводить за два кило печенья…. Вот! Представляете! Аймаров — голубой!
Анисимов сидел ошарашенный, в голове мысли перепутались, решая непосильную даже его светлому разуму задачу. То, что он вскрыл гнездо разврата — это точно. Но вот является ли гомиком Зайцев или нет?.. Ведь он сам пришел и рассказал?.. Может быть, действительно между ляжек не считается?! А если считается, то по зоновским законам и он, прапорщик Анисимов, общаясь с этим гомиком, автоматически причисляется к ним. Мысли зашкаливали в голове, грозя разорвать ее на мелкие части…
— Все, — кивнул он солдатику, — иди…
Тот выхватил из рук Анисимова банку, про которую тот и забыл и, словно боясь, что прапор передумает, рванул из канцелярии.
Прапорщик еле дождался утра. Как только глаза связывала дремота, перед взором появлялся Зайцев, который пытался раздвинуть ему ляжки и что-то вставить. Он подскакивал в ужасе, отмахиваясь руками, и облегченно видел, что рядом никого нет. Как только из своей комнатушки вышел командир роты, Анисимов сразу же кинулся к нему:
— Товарищ капитан! Разрешите срочно с вами переговорить!
Тот удивленно разглядывал изнеможенного прапорщика и, понимая, что что-то произошло, кивнул и прошел в канцелярию.
— Что случилось?
— Товарищ капитан, ничего не случилось, разрешите у вас узнать, что из себя представляет рядовой Зайцев?
Тот весело рассмеялся:
— Кто? Этот придурок? Он тебя, поди, достал за ночь? Не обращай внимания! Во! Видал, каких нам недоносков из Союза присылают! Он вообще не должен был идти в армию, так как годен только к нестроевой. После того, как его в детстве лошадь копытом по голове лягнула. А он сам напросился и вдобавок как-то добился, чтобы еще и в Афганистан направили! Ты с ним поосторожней. Он к нам бегает про солдат докладывает, к замполиту полка бегает, на офицеров стучит…. Представляешь, какие солдаты в Афганистан служить попадают. И самое обидное — придет такой урод к себе на родину, будет сказки рассказывать, как он здесь воевал. На собрания в родную школу приглашать будут. Героя — интернационалиста, вашу мать. Вне конкурса куда-нибудь в университет на престижный факультет типа юридического поступит. И станет этот Зайцев каким-нибудь начальником-юристом местного разлива и еще будет нас уму-разуму учить…
Глава 5.
Ноябрь 1984 года. Афганистан. Джелалабад.
Дмитрий Воинов считал, что ему крупно повезло. Сейчас воспоминания о Кушке не казались такими отвратительными, как тогда, когда он был там в учебке. После Сибири, где он родился и вырос, Средняя Азия показалась ему раем и адом одновременно. Райскими были произрастающие здесь в изобилии фрукты, виноград, арбузы, и особенно ароматные узбекские дыни, столь божественно вкусные в этом по настоящему жарко-адском месте.
Адом были кроссы и марш-броски по пустынной местности, полевые выходы с полной выкладкой на огневую подготовку, убийственная жара и постоянный пот — разъедающий кожу, одежду, щипающий раздраженные воспаленные веки. Непривыкший к нормальному функционированию в беспощадной жаре организм не мог приспособиться ко сну в душные ночи, и от постоянного недосыпания Димке иногда казалось, что он сойдет с ума. В этом непрерывном сумасшествии местные узбеки были добрыми ангелами, сошедшими на землю и сующие проходящим через кишлаки солдатам фрукты, зелень и лепешки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Э-э, — смеется дуканщик, — если чего и нет, в Кабул позвоню, через три дня приходи, привезут…
Первую неделю Анисимов только и делал, что подсчитывал, сколько он получит чеков, что на них можно купить, и самое трудное — решал, что же все-таки покупать на будущие деньги, которых оказалось так мало, а купить хотелось так много…. И, наконец, через неделю список был готов.
Офицеры роты, в которую он попал служить, понравились ему очень сильно. Ротный «без базара» под будущую зарплату организовал пять бутылок водки, под закуску пошел сухой паек, а послушать последние новости из Союза собрались почти все офицеры и прапорщики батальона. Анисимов был крайне польщен, еще никогда в жизни такое количество офицеров не оказывало ему столько знаков внимания, поэтому он с жаром и чувством гордости от собственной значимости рассказывал последние новости.
Солдаты оказались самые обычные. Никакие не супергерои, как расписывали их газеты и журналы. А в основном такие же обезьяны, как и в Союзе. В первое его дежурство по батальону, когда Анисимов, мечтая о будущих покупках, сидел в ротной канцелярии, в дверь, тихонько постучавшись, заглянул солдат:
— Товарищ прапорщик! Разрешите?
— Ты кто? Чего надо? — недовольно пробурчал Анисимов, вырванный из сладких грез.
— Рядовой Зайцев, Коля я, Николай Петрович точнее, — представился солдат, втискиваясь в дверь и прикрывая ее за собой, — у меня к вам важное дело!
Прапорщик недоуменно рассматривал его. Маленький неказистый солдат с прилизанными и зачесанными набок редкими светлыми волосиками смотрел преданно и нежно.
— Ну, говори.
— Товарищ прапорщик! У нас в роте голубые есть! — от важности сообщаемого Зайцев даже приоткрыл свой маленький ротик, высунув кончик языка.
— Чего!? — подскочил прапорщик, — Чего ты несешь?
— Честное слово! — закивал головой солдат, — Только я не могу вам рассказать, кто именно.
Анисимов почувствовал, как у него в голове начался активный умственный процесс, и зашевелились мозги. Неужели в свое первое дежурство он вскроет гнездо разврата? Вот будут уважать его ротный и другие офицеры! Только бы не спугнуть этого недоделка.
— Почему это ты не можешь? — ласково заговорил он с солдатиком, — Ты понимаешь, что это твой долг, как любого советского гражданина!
— Ага! Вы хоть представляете, что они могут мне сделать, — сделал плаксивую рожицу солдат, — но я расскажу вам, если вы дадите мне две банки сгущенки…
Прапор подскочил к шкафу, где валялись остатки сухого пайка и начал требушить пакеты. Черт! Только одна банка!
— Одна… — расстроено повернулся он к Зайцеву и увидел, как тот вожделенно уставился на банку, напоминая своим видом кролика перед взором удава.
— Ладно, я расскажу, — затараторил солдатик, словно боясь, что сгущенку сейчас уберут, — представляете, прошлой ночью подходит ко мне младший сержант Аймаров и предлагает переспать с ним! Не просто переспать, а чтобы я свой зад ему подставил! Ну, разумеется, я отказываюсь, так он — как давай меня уговаривать! Мол, дай хотя бы между ляжек поводить. Я не соглашаюсь. Он и объясняет, что это не считается. Ну, я прикинул, что и действительно — это не считается, и дал ему между ляжек себе поводить за два кило печенья…. Вот! Представляете! Аймаров — голубой!
Анисимов сидел ошарашенный, в голове мысли перепутались, решая непосильную даже его светлому разуму задачу. То, что он вскрыл гнездо разврата — это точно. Но вот является ли гомиком Зайцев или нет?.. Ведь он сам пришел и рассказал?.. Может быть, действительно между ляжек не считается?! А если считается, то по зоновским законам и он, прапорщик Анисимов, общаясь с этим гомиком, автоматически причисляется к ним. Мысли зашкаливали в голове, грозя разорвать ее на мелкие части…
— Все, — кивнул он солдатику, — иди…
Тот выхватил из рук Анисимова банку, про которую тот и забыл и, словно боясь, что прапор передумает, рванул из канцелярии.
Прапорщик еле дождался утра. Как только глаза связывала дремота, перед взором появлялся Зайцев, который пытался раздвинуть ему ляжки и что-то вставить. Он подскакивал в ужасе, отмахиваясь руками, и облегченно видел, что рядом никого нет. Как только из своей комнатушки вышел командир роты, Анисимов сразу же кинулся к нему:
— Товарищ капитан! Разрешите срочно с вами переговорить!
Тот удивленно разглядывал изнеможенного прапорщика и, понимая, что что-то произошло, кивнул и прошел в канцелярию.
— Что случилось?
— Товарищ капитан, ничего не случилось, разрешите у вас узнать, что из себя представляет рядовой Зайцев?
Тот весело рассмеялся:
— Кто? Этот придурок? Он тебя, поди, достал за ночь? Не обращай внимания! Во! Видал, каких нам недоносков из Союза присылают! Он вообще не должен был идти в армию, так как годен только к нестроевой. После того, как его в детстве лошадь копытом по голове лягнула. А он сам напросился и вдобавок как-то добился, чтобы еще и в Афганистан направили! Ты с ним поосторожней. Он к нам бегает про солдат докладывает, к замполиту полка бегает, на офицеров стучит…. Представляешь, какие солдаты в Афганистан служить попадают. И самое обидное — придет такой урод к себе на родину, будет сказки рассказывать, как он здесь воевал. На собрания в родную школу приглашать будут. Героя — интернационалиста, вашу мать. Вне конкурса куда-нибудь в университет на престижный факультет типа юридического поступит. И станет этот Зайцев каким-нибудь начальником-юристом местного разлива и еще будет нас уму-разуму учить…
Глава 5.
Ноябрь 1984 года. Афганистан. Джелалабад.
Дмитрий Воинов считал, что ему крупно повезло. Сейчас воспоминания о Кушке не казались такими отвратительными, как тогда, когда он был там в учебке. После Сибири, где он родился и вырос, Средняя Азия показалась ему раем и адом одновременно. Райскими были произрастающие здесь в изобилии фрукты, виноград, арбузы, и особенно ароматные узбекские дыни, столь божественно вкусные в этом по настоящему жарко-адском месте.
Адом были кроссы и марш-броски по пустынной местности, полевые выходы с полной выкладкой на огневую подготовку, убийственная жара и постоянный пот — разъедающий кожу, одежду, щипающий раздраженные воспаленные веки. Непривыкший к нормальному функционированию в беспощадной жаре организм не мог приспособиться ко сну в душные ночи, и от постоянного недосыпания Димке иногда казалось, что он сойдет с ума. В этом непрерывном сумасшествии местные узбеки были добрыми ангелами, сошедшими на землю и сующие проходящим через кишлаки солдатам фрукты, зелень и лепешки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18