Или он попал под велосипед и лежит в госпитале с различными травмами?
Но, самое главное, он мне не позвонил.
И не позвонит.
Что же мне теперь делать?
Самое удивительное, я практически не вспомнила Джеймса ни разу за последние два дня. В голове у меня был только Адам, Адам и Адам. Точно так же, как стюарды на тонущем «Титанике» больше беспокоились о переполненных пепельницах в баре, чем об огромной дыре в корпусе судна, через которую тоннами поступала вода, так и я волновалась о незначительных вещах, забыв о главном.
Иногда так легче жить.
Ведь я ничего не могла поделать с огромной дырой, тогда как вытрясти пепельницы было в моей власти.
Такая вот аналогия.
В результате такого моего настроения я весь вторник проболталась дома. Я тосковала, не находила себе места и все воспринимала трагически. Позвонила ли я Джеймсу? Простите, но нет. Я страдала от приступа жалости к себе.
Видит бог, я не пыталась себя оправдать.
Но я пребывала… в жуткой депрессии, черт бы все побрал!
20
На следующий день мне лучше не стало.
Вы когда-нибудь видели человека, который практически умирал от жалости к себе?
«Глупо, — решила я. — Пора положить этому конец».
Я вылезла из постели и привела в порядок Кейт. Затем занялась собой.
Не волнуйтесь, я не буду повторяться, то есть пить и ходить немытой. Нет, до этого пока не дошло. Я кое-как прожила день. По правде сказать, без особых достижений: я не нашла лекарства от рака, я не придумала колготки, в которых не спускаются петли… и, стыдно признаться, я не позвонила Джеймсу.
Знаю, знаю, простите. Я должна была позвонить. Но я чувствовала себя такой пустой и одинокой! Впрочем, это, разумеется, не извиняет моей безответственности.
Так или иначе, но в четверг я вылезла из постели и позвонила Джеймсу.
Я даже не нервничала.
За это мне надо благодарить Адама, потому что, направляясь к телефону, я думала: «Ха! Не воображай, что ты — нечто особенное. Это не так. Ты не единственный мужчина, способный заставить меня чувствовать себя печальной, одинокой и отвергнутой. Существуют миллионы других, кто способен на такое же. Вот тебе!»
Возможно, не самая идеальная позиция с точки зрения уважения к себе, но тем не менее.
Я набрала лондонский номер и отметила, что руки совсем не дрожат. И я не заикаюсь.
«Как интересно! — подумала я. — Джеймс уже не может привести меня в разобранное состояние».
Во всяком случае, процедура набирания лондонского номера точно не может.
Рановато зазнаваться.
Я уверенным и твердым голосом попросила секретаршу позвать его к телефону. Мне казалось, что Лондон находится за миллион миль от Дублина, как будто на другой планете, хотя я видела его каждый вечер по телевизору. Голос секретарши доносился издалека и казался совсем чужим.
Как Джеймс теперь для меня — далекий и чужой.
Хотя, возможно, все дело было в том, что секретарша у него родом из Греции.
Так или иначе, но я спокойно ждала, когда он возьмет трубку. Подумаешь, большое дело! Что я теряю? Ничего.
Как сказал какой-то ироничный и, наверное, очень несчастный человек, свобода просто означает, что тебе нечего терять.
До того, как я услышала это выражение, я всегда полагала, что свобода означает возможность пойти купаться во время месячных.
Как мало я тогда знала!
Разумеется, когда вам двенадцать, вы верите всему.
К примеру, вы знаете, что невозможно зачать ребенка, если вы занимаетесь любовью стоя? Честно, это чистая правда.
Просто плакать хочется, какой невинной девочкой я когда-то была.
Ох, простите, вам ведь интересно узнать, как все прошло с Джеймсом.
Я еще не сказала?
Его не оказалось на месте. Он был на совещании или где-то еще.
Нет, я не назвала секретарше своего имени. И вы не ошибетесь, если предположите, что я почувствовала некоторое облегчение от того, что мне не придется с ним говорить.
Но ведь я ему позвонила, верно?
Так что на пару часов я могу перестать чувствовать себя виноватой.
У меня даже поднялось настроение. От радости я взяла Кейт из корзинки и закружилась вместе с ней.
«Наверное, прелестная картинка! — подумала я. — Прелестный ребенок на руках у любящей матери».
Кейт слегка перепугалась и заплакала. Ничего страшного. Я ведь хотела как лучше!
Хотя, возможно, центр тяжести Кейт слегка сместился.
— Не сердись, малышка, — сказала я. — Давай наденем наш самый красивый комбинезон и поедем в город.
Так мы с Кейт отправились в город.
Покупать себе еще одежду мне совесть не позволяла. Но я могла купить что-то для Кейт.
Ха! Не тратьте зря время и не пытайтесь меня усовестить. У меня железное алиби. Я в самом деле купила ей прелестное платье.
Даже самый маленький размер был слишком велик для нее, но ничего, она вырастет.
Еще я купила ей ползунки бледно-голубого цвета с рисунком в виде темно-синих горошин и маленькую курточку в тон, на «молнии» и с капюшоном.
И носочки.
Про ее носочки я могу говорить часами.
Крошечные, пушистые, мягкие и теплые, чтобы ее маленькие розовые лапки не мерзли.
Иногда на меня накатывала такая волна любви к ней, что мне хотелось изо всех сил сжать ее в объятиях. Но я боялась ей навредить.
Потом мы отправились в книжный магазин.
Уровень адреналина в моей крови вырос еще за несколько десятков футов до магазина.
Я обожаю книги. Почти так же, как одежду, а этим много сказано.
Мне нравится держать их в руках, ощущать их запах. Для меня книжный магазин — настоящая пещера Аладдина. За блестящими обложками скрываются целые миры. Вам остается только раскрыть книгу и взглянуть.
Целый мир, который я выбрала, принадлежал некой Саманте, у которой «было все». Дворец во Флоренции, пентхауз в Нью-Йорке, дом рядом с Букингемским дворцом, умопомрачительные бриллианты, пара издательств, реактивный самолет, бойфренд — какой-то граф или герцог и очень важная тайна, скрытая далеким прошлым.
Я готова была поспорить, что до того, как ей так сказочно повезло, она была проституткой и лесбиянкой.
Быть просто проституткой недостаточно: это уже никого не шокирует. Требуется еще что-то, чтобы поймать читателя на крючок.
Лесбиянство пока еще не полностью заездили. Людям все еще интересно об этом читать. А что будет, когда люди перестанут поднимать брови при слове «лесбиянка»? О чем тогда писать?
Страшно подумать!
О скотоложцах?
О некрофилии?
О людях, занимающихся сексом с рекламными агентами?
Отвратительная перспектива!
Конечно, я могла купить что-нибудь из книг добрых старых авторов. Типа Бронте или Джозефа Конрада — он всегда дает тебе возможность посмеяться. Но мне не хотелось напрягаться.
Так что я купила настоящую белиберду.
Когда я вышла из книжного магазина, прижимая к себе Кейт и только что купленный, весь в золоте бестселлер, я случайно прошла мимо кафе, где мы несколько дней назад сидели с Адамом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Но, самое главное, он мне не позвонил.
И не позвонит.
Что же мне теперь делать?
Самое удивительное, я практически не вспомнила Джеймса ни разу за последние два дня. В голове у меня был только Адам, Адам и Адам. Точно так же, как стюарды на тонущем «Титанике» больше беспокоились о переполненных пепельницах в баре, чем об огромной дыре в корпусе судна, через которую тоннами поступала вода, так и я волновалась о незначительных вещах, забыв о главном.
Иногда так легче жить.
Ведь я ничего не могла поделать с огромной дырой, тогда как вытрясти пепельницы было в моей власти.
Такая вот аналогия.
В результате такого моего настроения я весь вторник проболталась дома. Я тосковала, не находила себе места и все воспринимала трагически. Позвонила ли я Джеймсу? Простите, но нет. Я страдала от приступа жалости к себе.
Видит бог, я не пыталась себя оправдать.
Но я пребывала… в жуткой депрессии, черт бы все побрал!
20
На следующий день мне лучше не стало.
Вы когда-нибудь видели человека, который практически умирал от жалости к себе?
«Глупо, — решила я. — Пора положить этому конец».
Я вылезла из постели и привела в порядок Кейт. Затем занялась собой.
Не волнуйтесь, я не буду повторяться, то есть пить и ходить немытой. Нет, до этого пока не дошло. Я кое-как прожила день. По правде сказать, без особых достижений: я не нашла лекарства от рака, я не придумала колготки, в которых не спускаются петли… и, стыдно признаться, я не позвонила Джеймсу.
Знаю, знаю, простите. Я должна была позвонить. Но я чувствовала себя такой пустой и одинокой! Впрочем, это, разумеется, не извиняет моей безответственности.
Так или иначе, но в четверг я вылезла из постели и позвонила Джеймсу.
Я даже не нервничала.
За это мне надо благодарить Адама, потому что, направляясь к телефону, я думала: «Ха! Не воображай, что ты — нечто особенное. Это не так. Ты не единственный мужчина, способный заставить меня чувствовать себя печальной, одинокой и отвергнутой. Существуют миллионы других, кто способен на такое же. Вот тебе!»
Возможно, не самая идеальная позиция с точки зрения уважения к себе, но тем не менее.
Я набрала лондонский номер и отметила, что руки совсем не дрожат. И я не заикаюсь.
«Как интересно! — подумала я. — Джеймс уже не может привести меня в разобранное состояние».
Во всяком случае, процедура набирания лондонского номера точно не может.
Рановато зазнаваться.
Я уверенным и твердым голосом попросила секретаршу позвать его к телефону. Мне казалось, что Лондон находится за миллион миль от Дублина, как будто на другой планете, хотя я видела его каждый вечер по телевизору. Голос секретарши доносился издалека и казался совсем чужим.
Как Джеймс теперь для меня — далекий и чужой.
Хотя, возможно, все дело было в том, что секретарша у него родом из Греции.
Так или иначе, но я спокойно ждала, когда он возьмет трубку. Подумаешь, большое дело! Что я теряю? Ничего.
Как сказал какой-то ироничный и, наверное, очень несчастный человек, свобода просто означает, что тебе нечего терять.
До того, как я услышала это выражение, я всегда полагала, что свобода означает возможность пойти купаться во время месячных.
Как мало я тогда знала!
Разумеется, когда вам двенадцать, вы верите всему.
К примеру, вы знаете, что невозможно зачать ребенка, если вы занимаетесь любовью стоя? Честно, это чистая правда.
Просто плакать хочется, какой невинной девочкой я когда-то была.
Ох, простите, вам ведь интересно узнать, как все прошло с Джеймсом.
Я еще не сказала?
Его не оказалось на месте. Он был на совещании или где-то еще.
Нет, я не назвала секретарше своего имени. И вы не ошибетесь, если предположите, что я почувствовала некоторое облегчение от того, что мне не придется с ним говорить.
Но ведь я ему позвонила, верно?
Так что на пару часов я могу перестать чувствовать себя виноватой.
У меня даже поднялось настроение. От радости я взяла Кейт из корзинки и закружилась вместе с ней.
«Наверное, прелестная картинка! — подумала я. — Прелестный ребенок на руках у любящей матери».
Кейт слегка перепугалась и заплакала. Ничего страшного. Я ведь хотела как лучше!
Хотя, возможно, центр тяжести Кейт слегка сместился.
— Не сердись, малышка, — сказала я. — Давай наденем наш самый красивый комбинезон и поедем в город.
Так мы с Кейт отправились в город.
Покупать себе еще одежду мне совесть не позволяла. Но я могла купить что-то для Кейт.
Ха! Не тратьте зря время и не пытайтесь меня усовестить. У меня железное алиби. Я в самом деле купила ей прелестное платье.
Даже самый маленький размер был слишком велик для нее, но ничего, она вырастет.
Еще я купила ей ползунки бледно-голубого цвета с рисунком в виде темно-синих горошин и маленькую курточку в тон, на «молнии» и с капюшоном.
И носочки.
Про ее носочки я могу говорить часами.
Крошечные, пушистые, мягкие и теплые, чтобы ее маленькие розовые лапки не мерзли.
Иногда на меня накатывала такая волна любви к ней, что мне хотелось изо всех сил сжать ее в объятиях. Но я боялась ей навредить.
Потом мы отправились в книжный магазин.
Уровень адреналина в моей крови вырос еще за несколько десятков футов до магазина.
Я обожаю книги. Почти так же, как одежду, а этим много сказано.
Мне нравится держать их в руках, ощущать их запах. Для меня книжный магазин — настоящая пещера Аладдина. За блестящими обложками скрываются целые миры. Вам остается только раскрыть книгу и взглянуть.
Целый мир, который я выбрала, принадлежал некой Саманте, у которой «было все». Дворец во Флоренции, пентхауз в Нью-Йорке, дом рядом с Букингемским дворцом, умопомрачительные бриллианты, пара издательств, реактивный самолет, бойфренд — какой-то граф или герцог и очень важная тайна, скрытая далеким прошлым.
Я готова была поспорить, что до того, как ей так сказочно повезло, она была проституткой и лесбиянкой.
Быть просто проституткой недостаточно: это уже никого не шокирует. Требуется еще что-то, чтобы поймать читателя на крючок.
Лесбиянство пока еще не полностью заездили. Людям все еще интересно об этом читать. А что будет, когда люди перестанут поднимать брови при слове «лесбиянка»? О чем тогда писать?
Страшно подумать!
О скотоложцах?
О некрофилии?
О людях, занимающихся сексом с рекламными агентами?
Отвратительная перспектива!
Конечно, я могла купить что-нибудь из книг добрых старых авторов. Типа Бронте или Джозефа Конрада — он всегда дает тебе возможность посмеяться. Но мне не хотелось напрягаться.
Так что я купила настоящую белиберду.
Когда я вышла из книжного магазина, прижимая к себе Кейт и только что купленный, весь в золоте бестселлер, я случайно прошла мимо кафе, где мы несколько дней назад сидели с Адамом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99