— Ты прекрасно знаешь, что я не собираюсь тебе рассказывать, что творится у меня на сердце. Вряд ли ты будешь от этого в восторге, — добавила она, подумав.
— Могу себе представить, — сказал он холодно.
Ее пальцы беспомощно барабанили по кожаной сумочке, когда лимузин подъехал к зданию, в котором, вероятно, находился ресторан, хотя снаружи не было никаких опознавательных знаков.
— Это безнадежно, — сказала она. — С какой стати мы решили, что все может измениться? Мы так и будем цапаться, как кошка с собакой.
Темные глаза насмешливо посмотрели на нее:
— Тогда давай не будем цапаться.
— Может быть, мы не можем иначе, — сказала она тихо, не глядя на него.
— Может быть, — повторил он, и что-то в его тоне заставило ее посмотреть на него, в его взгляде был какой-то особый блеск.
— Однако я знаю только одну площадку, где мы никогда не ссорились, ведь так, Крессида?
Она, конечно же, поняла, что он имел в виду, и испуганно замотала головой. Она боялась, что утонет в его объятиях, обольщенная его завораживающим бархатным голосом и воспоминаниями о том, насколько прекрасна была та площадка. В этом-то и заключалась проблема — постель была единственной площадкой их полного взаимодействия, все остальное было только его жизнью, которая не имела к ней никакого отношения. Ее руки сильно дрожали, но, к ее удивлению, он просто положил на них свою сильную теплую руку. Прикосновение длилось совсем недолго, однако подействовало на нее, как электрический удар, и она быстро отдернула руку, словно почувствовала укол, не желая, чтобы он заметил, что она еще ведет себя с ним, как нескладная девчонка-подросток.
Она увидела, как сжались его губы, когда он повел ее в зал, где к ним сразу подскочил метрдотель.
Их посадили за лучший столик. Она уже давно не была в столь шикарном месте и с любопытством осматривалась, стараясь освоиться. Она вспомнила слова Алексии о женщинах в ресторане, которые смотрели на Стефано так, как будто готовы его проглотить. Да, похоже, что женщины в этом ресторане имели такой же аппетит, подумала она, чувствуя что-то вроде ревности. Холеные, красивые женщины смотрели на него с такой нескрываемой жадностью, что у нее дрожь прошла по коже. Стефано же, казалось, совсем ничего не замечал и с невозмутимым видом изучал меню в кожаном переплете, принесенное официантом. Но, разумеется, для него это не было тайной. Его мать рассказывала Крессиде, что представительницы противоположного пола начали заглядываться на него и сходить по нему с ума, когда он был еще подростком.
Она заглянула в меню, которое держала в руках, однако не смогла прочитать ни слова. Крессида не могла заниматься таким прозаическим делом, как выбор блюд, поскольку была взвинченной до предела, всем существом ощущая его присутствие.
— Что ты будешь есть?
Она сглотнула слюну.
— По-моему, я не очень проголодалась.
— Почувствуешь голод, как только увидишь еду. Давай я для тебя закажу.
Это было именно тем проявлением мужской властности, которую, по собственному убеждению, она терпеть не могла. Вот Дэвиду бы и в голову не пришло навязать ей свой выбор блюд, но тем не менее она неожиданно для себя кивнула.
Это был французский ресторан, и официант, судя по всему, работал здесь недавно и очень старался, хотя временами перебарщивал. Он с таким энтузиазмом расхваливал каждое блюдо, что это было похоже на фарс, а когда он стал стряхивать салфетку Крессиды и при этом уронил нож, то с самым униженным видом начал извиняться перед Стефано.
Поскольку извинения официанта были явно направлены не по адресу, Крессида непроизвольно бросила взгляд на Стефано, и его реакция доставила ей мимолетное чувство удовлетворения. Стефано разозлился, хотя Крессида сомневалась, что сам официант или кто-либо в ресторане заметили это. Потому что он был чрезвычайно любезен с официантом. Жестокий и безжалостный в делах, он всегда вел себя очень любезно и мило по отношению к «маленьким людям», работавшим на него, она видела это тысячи раз; он обращался с ними необыкновенно вежливо и предупредительно, что рождало в ответ безоговорочную преданность.
Когда официант наконец удалился, Стефано сплел свои длинные пальцы, как в молитве, и положил на них сильный подбородок.
— Значит, мы не будем есть итальянские блюда? — спросила она с некоторым удивлением.
Он рассмеялся.
— Ты что же, считаешь меня ярым националистом, Крессида?
— Странно, что ты не повел меня в «Скала», — с вызовом произнесла она.
Черные брови надменно взмыли вверх:
— О?
— Алексия рассказывала… — Она замолчала.
— Да? — тихо спросил он. — И что же она рассказывала?
— Она утверждает, что это лучший итальянский ресторан в Лондоне.
— Правда? — Казалось, его это позабавило. — Она ошибается. Он хороший, но я не сказал бы, что лучший.
— Ты с ней спал? — Она произнесла эти слова, прежде чем успела подумать, и теперь в ужасе смотрела на него.
— Вообще-то, это тебя не касается, — сказал он сухо.
Голос ее не дрогнул.
— Да, ты совершенно прав. Это действительно не мое дело.
Он внимательно смотрел на нее, прищурившись.
— По правде сказать, нет. Если женщина себя предлагает, то это вовсе не значит, что мужчина обязан воспользоваться ее предложением. Разве не так? — весело спросил он.
А как сама Крессида поступила бы в тот самый первый вечер в своей квартире? Если бы Стефано не сдержался, она бы позволила ему овладеть собой прямо там, прислонившись спиной к стене, несмотря на то, что была девушкой.
Краска стыда залила ее лицо, но тут появился официант с закуской. Это был артишок — необыкновенно вкусный, но очень неудобный, и она была рада, что ей пришлось сосредоточить на нем все свое внимание.
Стефано обмакнул один листик в растопленное масло и стал зубами обдирать мякоть, и она сделала то же самое.
— Ну что, Крессида, как поживают твои родственники? Твои родители все еще хиппуют? Все еще вне общества?
Она кивнула.
— Боюсь, что так. Прошлым летом я их навещала.
— И как они?
— Как-то странно.
— Почему «странно»? Она пожала плечами.
— Я чувствовала себя так, будто они мои дети. — Она вспомнила их нелепый вид с длинными седеющими волосами, в выцветшей одежде с бусами. Но однако их эксцентричность никак не делала ее любовь к ним менее сильной. Она вспомнила, как рассказала им о своем семейном разладе, о том, что брак рухнул и она больше не любит Стефано.
— Я тебе не верю, — спокойно произнесла мать. — Когда ты говоришь о нем, у тебя загораются глаза.
Крессида потрясла головой, чтобы вернуться в действительность, ясно понимая, что все ее мысли ведут к этому человеку.
Она решила поговорить о чем-нибудь нейтральном.
— А как поживает твоя семья? — спросила она самым любезным тоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38