Бусы были очень красивыми, всевозможных цветов. Большинство из них были дешевыми, но попадались и довольно дорогие, сделанные из янтаря или слоновой кости. Некоторые из янтарных бусинок сохранили свой красноватый оттенок, но встречались и бусинки золотистого и желтовато-коричневого оттенка. Все они имели почти идеально круглую форму, чтобы пальцам было удобнее их обхватывать. На фоне остальных разноцветных бус в маленькой кучке, лежащей на столе, в глаза бросались четки из черного янтаря.
Доктор Эрим достал из груды именно эти бусы и сказал:
– Это типично турецкие четки. Черный янтарь.
Пальцы Трейси медленно погладили бусы, и она вся похолодела внутри. Может, у нее разыгралось воображение, но ей казалось, что все присутствующие смотрят на черные бусы в руках доктора Эрима. Даже Майлс Рэдберн угрюмо уставился на них. Ахмет, только что принесший поднос со стаканами на длинных ножках, в которых был розовый шербет, тоже, как завороженный, глядел на черные четки.
Трейси показалось, что в комнате зазвучал взволнованный голос Анабель, в котором ясно слышались истерические нотки. Трейси так отчетливо вспомнила звонок сестры из Стамбула в день ее смерти, что испугалась, будто все остальные тоже слышат его. Анабель что-то прокричала о «черном янтаре»… хотя Трейси тогда абсолютно ничего не поняла в этих сумбурных словах. Когда о бусах из черного янтаря заговорил и доктор Эрим, Трейси мгновенно вспомнила тот телефонный разговор.
– Что такое черный янтарь? – полюбопытствовала девушка.
Мюрат Эрим протянул ей бусы.
– Это разновидность гагата. Его добывают у восточной границы Турции в Эрзуруме. Гагат очень распространенный камень, и его часто используют в булавках и для других украшений, но особенно часто – для изготовления четок.
Трейси взяла в руки черные бусы, и черные бусины засияли, отражая свет. Она несколько раз пробежала пальцами по бусинкам, но не нашла в них ничего особенного.
Доктор Эрим бросил янтарные бусы в общую кучу и начал собирать их, чтобы освободить Ахмету место для десерта. Потом остановился и показал на бусы.
– Вы должны выбрать себе четки, мисс Хаббард, на память о Турции. Как сувенир. Пожалуйста, выбирайте, берите, какие вам нравятся.
Трейси поблагодарила и заколебалась. Потом задумчиво взяла черные бусы, и тут в комнате воцарилась тишина, все замолчали. Девушка равнодушно пробежала пальцами по черным камешкам и вернула их на место, а вместо янтарных выбрала недорогие четки из серо-голубых бусин.
– Вы очень добры, – поблагодарила Мюрата Трейси. – Можно мне взять вот эти голубые? Они хорошо гармонируют по цвету с моим платьем.
– Конечно же, – кивнул доктор Эрим. – Забирайте их.
Мгновение тишины и напряженного ожидания прошло. В комнату вновь вернулась жизнь. Доктор Эрим смел все бусы со стола и положил на полку, потом запер ящик. Трейси подняла понравившиеся ей четки и покачала бусы, надев их на палец. Внезапно она заметила, что Мюрат смотрит не на бусы, а на нее, и каким-то очень странным, вопросительным взглядом. Ахмет перестал обращать на нее внимание, а Майлс вновь спрятался за свою стену. И тем не менее, Трейси на какую-то долю секунды показалось, что внимание всех присутствующих в столовой опять приковано к черным бусам. Еще у нее промелькнула догадка, что Мюрата больше волнует ее отказ от них, а не выбранные серо-голубые четки.
Нарсэл, явно нервничая, нарушила молчание:
– Вы должны рассказать нам о себе, мисс Хаббард. В какой части Соединенных Штатов вы родились?
Трейси положила четки на колени. И тут она потеряла бдительность. Всего на миг, но какой опасный был этот миг!
– Я родилась на Среднем Западе, в Айове. – Произнеся эти слова, Трейси тут же опять чуть не прикусила себе язык. Но если тот факт, что она родилась в том же штате, что и Анабель, и не прошел мимо внимания Майлса или Эримов, они ничем этого не показали. Трейси торопливо продолжала: – Я всегда хотела жить в Нью-Йорке. Мне запах типографской краски милее любого другого аромата, и у меня была мечта – заниматься издательским делом.
Трейси Хаббард понимала, что несет чепуху, но уже не могла остановиться. По крайней мере, в одном смысле ее болтовня оказалась полезна: доктор Эрим перестал дуться на Майлса Рэдберна и вновь включился в разговор. Рэдберн и Эрим больше не разговаривали друг с другом, и Майлс, казалось, не замечал, как сильно разозлил доктора. Трейси с наслаждением ела сладкий шербет и лукум.
Когда они вышли из-за стола, она неуверенно повернулась к Майлсу Рэдберну, но прежде чем успела спросить о планах на вторую половину дня, он опередил ее и сказал:
– Я бы предпочел, чтобы вы прекратили свое… наведение порядка, хотя бы на некоторое время. Я ухожу, так что некому будет отвечать на ваши вопросы, а я бы не хотел, чтобы вы трогали мои бумаги, пока меня не будет.
Не дожидаясь ее реакции, Рэдберн направился к лестнице. Ахмет держал дверь открытой для Трейси и, когда она прошла мимо него, поклонился. Ей показалось, что дворецкий понял слова Майлса и что он знает английский намного лучше, чем изображает.
Она вернулась к себе в комнату, страшно злясь на саму себя. Ей и до обеда не требовалось присутствие Майлса Рэдберна. Она не задала ему ни одного вопроса, ни разу не отвлекла его. Но сейчас она промолчала, потому что могла решительно возражать ему и делать все по-своему только тогда, когда он выводил ее из себя грубостью.
Трейси по-прежнему держала в руках голубовато-серые четки, рассеянно глядя на них и думая о черном янтаре. Может, ей только почудилось, что все в комнате не сводили с нее взглядов, когда она сначала взяла янтарные бусы, а потом положила их? Сами по себе бусы казались такими невинными. И все же у нее в ушах продолжал звучать испуганный голос Анабель. Это была очередная часть зловещей загадки, которая не даст ей покоя, пока она не найдет на нее ответ.
Трейси отложила бусы в сторону. Она была готова заняться ответом на мучивший ее вопрос: почему на стене спальни Майлса Рэдберна висит портрет Анабель, если, по словам самой Анабель, он давно разлюбил ее. Желание вновь увидеть портрет было настолько сильным, что следующий шаг Трейси оказался неизбежным. Майлса Рэдберна нет дома. И она войдет к нему в спальню.
Девушка приоткрыла дверь своей комнаты и внимательно прислушалась. В огромном пространстве мрачного салона было тихо. Откуда-то из глубины дома доносились голоса слуг. Ей показалось, что на третьем этаже, кроме нее, никого нет. Трейси широко раскрыла дверь и посмотрела на дверь кабинета Майлса. Она была приоткрыта, и девушка тихо направилась к ней.
4
Дойдя до двери кабинета, Трейси Хаббард вновь остановилась и прислушалась. В кабинете было тихо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79