Во-вторых, в моей книге есть большая фотография, где ты снят на той встрече в Брюсселе. Пожалуй, лучшей твоей фотки сейчас так запросто и не раздобудешь.
— Думаешь, они хотели добраться до меня? — Килмара придержал вилку с куском бекона, кровяной колбаской и ломтиком тоста, которые он намеревался уничтожить одним махом.
— Ты сегодня схватываешь все на лету, — сказал Фицдуэйн.
Килмара набил рот и принялся энергично жевать.
— Знаешь что, — заметил он, — ты бы лучше оставил свои предположения при себе хотя бы до после завтрака.
В окнах забрезжили первые лучи рассвета. Где-то на дворе запел петух.
Книга вторая
Охота
“Длина пути не имеет значения; трудно сделать лишь первый шаг”.
Маркиз дю Деффан, по поводу легенды о св. Дени, который прошел две лиги, неся в руках свою голову
“В Швейцарии преступление — редкость… И законы здесь ясные. Дорожные указатели разве только слепой не увидит, однако швейцарцы, как мне сказали, — хотя я не могу поручиться, насколько это верно, — собираются писать их еще и азбукой для слепых”.
Винсент Картер “Книга о Берне”. 1973
Глава девятая
Самолет летел в Цюрих. Переднее кресло в салоне для пассажиров первого класса занимала большая арфа, аккуратно пристегнутая ремнем безопасности. Фицдуэйна разбирало любопытство. Наконец он не выдержал и задал стюардессе вопрос, но ее ответ оказался не слишком содержательным. Арфа, объяснили ему, принадлежит пилоту.
Фицдуэйн поднял бровь, потом задремал. Он надеялся, что ему еще суждено проснуться. Тридцать три тысячи футов над уровнем моря — это было намного ближе к небесам, чем ему бы хотелось, не говоря уж о том, что пилот, похоже, неплохо подготовился к загробной жизни и теперь вряд ли был так уж озабочен тем, чтобы доставить своих пассажиров на землю в целости и сохранности. Фицдуэйн часто летал на самолетах и не слишком любил это занятие. В Конго его сбили. Во Вьетнаме сбили. Побывав на многих фронтах, он привык к тому, что все так и норовят сбить побольше аэропланов, причем неважно, своих или чужих.
Когда “ВАС-111” пролетал над Бристольским заливом, Фицдуэйн проснулся и взглянул в иллюминатор. Крыло еще было на месте и вроде бы без свежих дырок, что слегка успокоило его. Затем в динамике раздался треск, и безжизненный голос объявил, что их скорость — пятьсот миль в час, а температура в Цюрихе составляет пять градусов по Цельсию. Фицдуэйн смежил глаза и заснул опять.
Человек, который вскоре должен был получить прозвище “Палач”, стоял обнаженный перед зеркалом и глядел на свое отражение. Его лицо и тело выше пояса были выпачканы подсыхающей кровью. Волосы на груди и лобке спутались и тоже были липкими от крови. После секса и убийства, сопровождавшего оргазм, он заснул и проснулся только сейчас. В комнате стоял запах крови, семени, пота и — ему нравилось так думать — предсмертного страха их жертвы. Изувеченный труп все еще лежал в комнате — правда, его успели убрать в водонепроницаемый похоронный мешок и аккуратно задвинуть в угол.
Женщина — на сей раз именно она добивала жертву — лежала распростершись на кровати и крепко спала, вымотанная недавней оргией. Он знал, что этого удовлетворения ей хватит ненадолго.
Человек улыбнулся и отправился под душ. Опустив глаза, он смотрел, как бегущие по его телу струйки смывают последние следы жизни мальчишки на фарфоровое дно ванны, а потом уносят их сквозь сливную решетку дальше, в канализационные трубы города Берна. Аминь красавчику Клаусу.
Человек — его звали Кадар, но это было лишь одно из многих его имен — вытерся насухо и накинул легкий шелковый халат. Физическая разминка и сон пошли ему на пользу. Он прошагал к себе в кабинет и удобно устроился в кресле от Чарльза Эймса, готовясь к своей первой встрече с доктором Полем.
Решение было простым: раз он не может посещать психиатра без риска, ему надо взять это дело на себя. Он будет черпать все необходимое из своих собственных обширных ресурсов. Станет своим собственным врачом. У него появится возможность говорить абсолютно искренне, что в любом ином случае было бы немыслимо. И, как всегда, он будет держать ситуацию под контролем.
Кадар с детства придумывал себе несуществующих друзей. Первым из них был Майкл — светлокожий, с выгоревшими на солнце золотыми волосами. Он выглядел так, как хотел бы — но не мог — выглядеть сам Кадар. После него появились Другие.
С годами процесс создания новой личности усовершенствовался и стал походить на некий ритуал. Вначале Кадар всегда ложился на спину, закрывал глаза и полностью расслаблялся. Затем сосредотачивался особым образом, который не смог бы описать даже самому себе. Это было что-то вроде концентрации его природной жизненной энергии. Когда он был готов начать, перед ним вставала тонкая серая дымчатая пелена. Она тихо клубилась и мягко сияла, точно освещенная изнутри.
Постепенно в этой дымке вырисовывались очертания фигуры, пока еще неясные. Определенным было только одно: рост фигуры. Все порождения фантазии Кадара, независимо от их возраста, пола и внешнего вида, начинали свое существование одинаково.
Он часто думал, что эта первая стадия — самая трудная. Она отнимала столько сил. Иногда он лежал в кресле часами, по его телу бежал пот, а серая пелена оставалась однородной. Когда же наконец в ней возникал силуэт, трудиться становилось легче и приятнее. Кадар придавал своему творению нужные формы и работал над мельчайшими деталями, словно художник в своей студии, — только вместо кистей и прочего художнического инвентаря он пользовался сконцентрированной мыслью. Сначала он выверял рост, затем переходил к телосложению. Постепенно определялись отдельные черты. Кадар прорабатывал позу. Затем добавлял одежду, уделяя особое внимание фактуре и цвету тканей. И вот перед ним вставало готовое, но пока еще безжизненное существо. Потом, когда придет время, он вдохнет в него жизнь — и оно станет говорить и двигаться согласно его желанию.
Большинство созданных им мужчин имели светлую кожу и выгоревшие волосы и были прекрасны. Большинство созданных им женщин выглядели довольно обыкновенно, хотя попадались и исключения.
С течением времени он модифицировал этот ритуал, научившись изменять по своей прихоти настоящих людей. Здесь не было такой полноты владения материалом, но здесь было больше вызова. И процент потерь был выше, но это же сулило и определенные выгоды.
А ощущение абсолютной полноты власти возвращалось к нему, когда он убивал.
Выходя из самолета, Фицдуэйн погладил арфу по маленькой головке. Воздушное путешествие заняло меньше двух часов. Посадка была совершена вовремя. Он прокатил свою багажную тележку под надписью “NICHTS ZU DEKLARIEREN” [11] и огляделся в поисках телефона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
— Думаешь, они хотели добраться до меня? — Килмара придержал вилку с куском бекона, кровяной колбаской и ломтиком тоста, которые он намеревался уничтожить одним махом.
— Ты сегодня схватываешь все на лету, — сказал Фицдуэйн.
Килмара набил рот и принялся энергично жевать.
— Знаешь что, — заметил он, — ты бы лучше оставил свои предположения при себе хотя бы до после завтрака.
В окнах забрезжили первые лучи рассвета. Где-то на дворе запел петух.
Книга вторая
Охота
“Длина пути не имеет значения; трудно сделать лишь первый шаг”.
Маркиз дю Деффан, по поводу легенды о св. Дени, который прошел две лиги, неся в руках свою голову
“В Швейцарии преступление — редкость… И законы здесь ясные. Дорожные указатели разве только слепой не увидит, однако швейцарцы, как мне сказали, — хотя я не могу поручиться, насколько это верно, — собираются писать их еще и азбукой для слепых”.
Винсент Картер “Книга о Берне”. 1973
Глава девятая
Самолет летел в Цюрих. Переднее кресло в салоне для пассажиров первого класса занимала большая арфа, аккуратно пристегнутая ремнем безопасности. Фицдуэйна разбирало любопытство. Наконец он не выдержал и задал стюардессе вопрос, но ее ответ оказался не слишком содержательным. Арфа, объяснили ему, принадлежит пилоту.
Фицдуэйн поднял бровь, потом задремал. Он надеялся, что ему еще суждено проснуться. Тридцать три тысячи футов над уровнем моря — это было намного ближе к небесам, чем ему бы хотелось, не говоря уж о том, что пилот, похоже, неплохо подготовился к загробной жизни и теперь вряд ли был так уж озабочен тем, чтобы доставить своих пассажиров на землю в целости и сохранности. Фицдуэйн часто летал на самолетах и не слишком любил это занятие. В Конго его сбили. Во Вьетнаме сбили. Побывав на многих фронтах, он привык к тому, что все так и норовят сбить побольше аэропланов, причем неважно, своих или чужих.
Когда “ВАС-111” пролетал над Бристольским заливом, Фицдуэйн проснулся и взглянул в иллюминатор. Крыло еще было на месте и вроде бы без свежих дырок, что слегка успокоило его. Затем в динамике раздался треск, и безжизненный голос объявил, что их скорость — пятьсот миль в час, а температура в Цюрихе составляет пять градусов по Цельсию. Фицдуэйн смежил глаза и заснул опять.
Человек, который вскоре должен был получить прозвище “Палач”, стоял обнаженный перед зеркалом и глядел на свое отражение. Его лицо и тело выше пояса были выпачканы подсыхающей кровью. Волосы на груди и лобке спутались и тоже были липкими от крови. После секса и убийства, сопровождавшего оргазм, он заснул и проснулся только сейчас. В комнате стоял запах крови, семени, пота и — ему нравилось так думать — предсмертного страха их жертвы. Изувеченный труп все еще лежал в комнате — правда, его успели убрать в водонепроницаемый похоронный мешок и аккуратно задвинуть в угол.
Женщина — на сей раз именно она добивала жертву — лежала распростершись на кровати и крепко спала, вымотанная недавней оргией. Он знал, что этого удовлетворения ей хватит ненадолго.
Человек улыбнулся и отправился под душ. Опустив глаза, он смотрел, как бегущие по его телу струйки смывают последние следы жизни мальчишки на фарфоровое дно ванны, а потом уносят их сквозь сливную решетку дальше, в канализационные трубы города Берна. Аминь красавчику Клаусу.
Человек — его звали Кадар, но это было лишь одно из многих его имен — вытерся насухо и накинул легкий шелковый халат. Физическая разминка и сон пошли ему на пользу. Он прошагал к себе в кабинет и удобно устроился в кресле от Чарльза Эймса, готовясь к своей первой встрече с доктором Полем.
Решение было простым: раз он не может посещать психиатра без риска, ему надо взять это дело на себя. Он будет черпать все необходимое из своих собственных обширных ресурсов. Станет своим собственным врачом. У него появится возможность говорить абсолютно искренне, что в любом ином случае было бы немыслимо. И, как всегда, он будет держать ситуацию под контролем.
Кадар с детства придумывал себе несуществующих друзей. Первым из них был Майкл — светлокожий, с выгоревшими на солнце золотыми волосами. Он выглядел так, как хотел бы — но не мог — выглядеть сам Кадар. После него появились Другие.
С годами процесс создания новой личности усовершенствовался и стал походить на некий ритуал. Вначале Кадар всегда ложился на спину, закрывал глаза и полностью расслаблялся. Затем сосредотачивался особым образом, который не смог бы описать даже самому себе. Это было что-то вроде концентрации его природной жизненной энергии. Когда он был готов начать, перед ним вставала тонкая серая дымчатая пелена. Она тихо клубилась и мягко сияла, точно освещенная изнутри.
Постепенно в этой дымке вырисовывались очертания фигуры, пока еще неясные. Определенным было только одно: рост фигуры. Все порождения фантазии Кадара, независимо от их возраста, пола и внешнего вида, начинали свое существование одинаково.
Он часто думал, что эта первая стадия — самая трудная. Она отнимала столько сил. Иногда он лежал в кресле часами, по его телу бежал пот, а серая пелена оставалась однородной. Когда же наконец в ней возникал силуэт, трудиться становилось легче и приятнее. Кадар придавал своему творению нужные формы и работал над мельчайшими деталями, словно художник в своей студии, — только вместо кистей и прочего художнического инвентаря он пользовался сконцентрированной мыслью. Сначала он выверял рост, затем переходил к телосложению. Постепенно определялись отдельные черты. Кадар прорабатывал позу. Затем добавлял одежду, уделяя особое внимание фактуре и цвету тканей. И вот перед ним вставало готовое, но пока еще безжизненное существо. Потом, когда придет время, он вдохнет в него жизнь — и оно станет говорить и двигаться согласно его желанию.
Большинство созданных им мужчин имели светлую кожу и выгоревшие волосы и были прекрасны. Большинство созданных им женщин выглядели довольно обыкновенно, хотя попадались и исключения.
С течением времени он модифицировал этот ритуал, научившись изменять по своей прихоти настоящих людей. Здесь не было такой полноты владения материалом, но здесь было больше вызова. И процент потерь был выше, но это же сулило и определенные выгоды.
А ощущение абсолютной полноты власти возвращалось к нему, когда он убивал.
Выходя из самолета, Фицдуэйн погладил арфу по маленькой головке. Воздушное путешествие заняло меньше двух часов. Посадка была совершена вовремя. Он прокатил свою багажную тележку под надписью “NICHTS ZU DEKLARIEREN” [11] и огляделся в поисках телефона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164