ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Задавайте вопросы, — промолвил Андреас, — и я расскажу вам все, что знаю.
В отличие от Врени, которая знала много, но говорила мало, Андреас отвечал на вопросы Фицдуэйна с полной готовностью: ведь отец попросил его оказать ирландцу содействие. К сожалению, вскоре выяснилось, что ему известно немногое; а может быть, Фицдуэйн просто не представлял себе, о чем надо спрашивать. Он уже почти примирился со своей неудачей, однако Андреас понемногу расслабился, переключил часть внимания со своих подопечных на гостя, и в его ответах забрезжили кое-какие любопытные факты и детали.
Андреас посмотрел на букву “А” в цветочном венке.
— Внутренний символ мне, конечно, знаком, — сказал он. — В простом круге его можно увидеть в каждом городе нашей страны. Это эмблема участников движения протеста, молодежного движения — в общем, крошечного меньшинства дураков, которые сами не понимают, что им на пользу, а что нет. — Он посмотрел на фотокопию в руках Фицдуэйна. — А почему цветы? — спросил он. — Это татуировка, что ли?
Фицдуэйн кивнул.
— В увеличенном масштабе.
— Что ж, детали проработаны очень неплохо — тем более если, как вы говорите, сама картинка еще меньше, — заметил Андреас. — Видно, что “кольщик” был мастером своего дела. Цветы похожи на герань, хотя определенно сказать трудно. — Он поднял глаза на Фицдуэйна. — Les flours du Mal, — произнес он, — “Цветы Зла”. Вы знаете Бодлера?
— По большей части в переводах, — сказал Фицдуэйн. — Сейчас попробую что-нибудь припомнить. — Он помедлил, а затем процитировал:
Безумье, скаредность, и алчность, и разврат и душу нам гнетут, и тело разъедают;
Нас угрызения, как пытка, услаждают, Как насекомые, и жалят, и язвят.
Андреас рассмеялся.
— Замечательно, — сказал он, — но по-французски это звучит лучше.
— А почему вы заговорили о “Цветах Зла”? — спросил Фицдуэйн. — Этот символ напомнил вам о какой-то организации с таким названием?
— Да нет, — сказал Андреас. — У меня просто возникла такая ассоциация: я вообще люблю Бодлера. А судя по тому, что вы мне сообщили, это название кажется подходящим.
— Очень даже подходящим, — согласился Фицдуэйн. — Скажите, а когда вы впервые познакомились с Бодлером? Вряд ли в начальной школе: ведь поэт он, мягко говоря, специфический.
Андреас засмеялся, но за этим смехом явно крылось некоторое смущение. Фицдуэйн заметил на его щеках румянец.
— Моя приемная мать, — пояснил он, — Эрика. Больше он не успел ничего сказать. Вдруг лес огласился треском винтовочной пальбы, на укрытие со всех сторон посыпались разнообразные предметы, и по лужайке побежала в атаку целая толпа солдат в маскхалатах. Фицдуэйну пришло на ум, что их с Андреасом вполне можно считать убитыми.
Командиры отделений образовали перед Андреасом полукруг, и он спокойным, взвешенным голосом объяснил им, что было сделано верно, а что нет. У двоих капралов возникли вопросы. Андреас ответил им в прежней спокойной манере. Затем военные отдали друг другу честь, и взвод построился в две длинные колонны. С оружием, в полном снаряжении бойцы направились к лагерю, где их ждал ленч. Андреас и Фицдуэйн шли позади и беседовали.
— Помните вы что-нибудь об инциденте в Ленке? — спросил Фицдуэйн. — Там ведь случилось что-то, касающееся Врени и, если не ошибаюсь, Руди?
— Врени говорила вам об этом?
— Да, но она не сказала, что именно там случилось. По-видимому, это происшествие, каким бы оно ни было, крепко запало ей в память. Еще она упомянула о человеке по имени Оскар Шупбах, но непонятно, в какой связи, — разве лишь потому, что он был близким другом семьи. Я хотел бы поподробней узнать о том, что это был за инцидент.
Некоторое время они шагали молча. Дорога шла меж высоких деревьев, по хорошо прореженному сосновому бору. Воздух был напоен ароматом хвои. В предвкушении ленча солдаты двигались бодро, то там, то сям раздавались взрывы смеха. Посередине дороги, между двумя колоннами, ехал армейский “джип”.
— Я мало что знаю о случившемся в Ленке, — сказал Андреас. — По-моему, это было как-то связано с сексом. Детали мне неизвестны. Руди, Врени и Эрика, как обычно, поехали туда на пару недель покататься на лыжах. Я был занят учебой и не смог составить им компанию. Отец думал присоединиться к ним на выходных, но ему пришлось на несколько недель отбыть в деловую поездку.
— Значит, они жили там одни?
— Вроде бы да, — ответил Андреас. — Точно не знаю. Мне ведь почти ничего не рассказали. Помню только одно: когда они вернулись обратно, Руди и Врени были мрачными, напряженными и какими-то изменившимися. Они стали еще более скрытными и все чаще замыкались в своем собственном маленьком мирке. Я спросил у Эрики, что с ними стряслось, но она только засмеялась в ответ. Сказала, что там все время шел снег и ей надоело читать романы, играть в карты и сидеть в четырех стенах.
— И больше ничего?
— Ничего, — отозвался Андреас. — А через несколько дней ко мне в комнату заглянул Руди. Сказал, что хочет кое о чем спросить. Сначала все бродил вокруг да около, а потом начал расспрашивать меня о гомосексуализме. Спросил, случалось ли мне когда-нибудь вступать в гомосексуальные контакты и всегда ли первый опыт такого рода влечет за собой отказ от девушек. Боюсь, что я мало чем ему помог. Он не сказал, почему это его интересует, и вообще выглядел смущенным; кроме того, мне показалось, что он был под действием наркотика.
— Какого? — спросил Фицдуэйн.
— То ли “травки”, то ли еще чего-нибудь, — сказал Андреас. — Точно не угадаешь. Руди ведь пробовал все подряд.
— А при чем тут Врени? У меня сложилось твердое впечатление, что она тоже играла в случившемся какую-то роль.
— Может быть, вы и правы, — согласился Андреас. — Во всяком случае, она наверняка все знала. У этих двоих друг от друга секретов не было, но она так ничего и не сказала. Однако в Ленке, пожалуй, есть парочка людей, с которыми вы могли бы поговорить. Про Оскара вы уже знаете.
— Да.
— Прекрасно, — сказал Андреас. — Так вот: во-первых, он, а во-вторых, есть еще один закадычный друг наших близнецов, который живет там. Он примерно их возраста. Некий Феликс Крейн, работает подмастерьем у сыровара. Он всегда казался мне очень милым парнем.
— Голубой?
— Да, — сказал Андреас, — но мне сдается, что дело тут не в нем. Если бы это был всего лишь Феликс, не с чего было бы заваривать такую кашу.
— Как бы там ни было, первый опыт такого рода действительно может здорово сбить с толку и даже нарушить сексуальную ориентацию.
— Пожалуй, что так, — сказал Андреас. Он снова покраснел, а может быть, румянец появился на его щеках просто от быстрой ходьбы. Они уже достигли лагеря. Ленч в офицерской столовой состоял из свеклы и макарон под мясным соусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164