Если бы вы знали, с каким наслаждением я брожу здесь на воле, любуюсь небом, полями, лесами, вы, наверное, не захотели бы запереться в монастырских стенах!
Эмилия улыбнулась горячности Бланш и возразила ей, что она не намерена заточить себя в монастырь на всю жизнь.
— Теперь у вас, конечно, нет такого намерения, — сказала Бланш, — но вы не подозреваете, как искусно монахини сумеют оплести вас, для этого они притворяются такими добрыми, ласковыми: я уже много раз наблюдала их козни…
Когда девушки вернулись в замок, Бланш повела Эмилию в свою любимую башенку; оттуда они пошли бродить по старинным хоромам, которые Бланш посешала уже раньше. Эмилию забавляло рассматривать эти старосветские хоромы, фасоны старинной, но все еще великолепной мебели, и сравнивать их с хоромами в Удольфском замке, пожалуй еще более старинном и оригинальном. Она заинтересовалась также и экономкой, Доротеей, сопровождавшей их; вид ее был такой же почти ветхий, как окружающая обстановка; старуха со своей стороны заинтересовалась Эмилией. Она пристально поглядывала на нее, с таким глубоким вниманием, что даже не слышала, что ей говорят.
Эмилия, выглянув из окна, была поражена, увидев местность, уже знакомую ей по памяти; вот поля, леса и сверкающий поток, мимо которого она проходила однажды вечером с Лавуазеном, вскоре после смерти Сент Обера, направляясь из монастыря в хижину приютившего их крестьянина; теперь она убедилась, что находится в том самом замке, который Лавуазен тщательно старался обойти и о котором проронила какие-то странные намеки.
Пораженная этим открытием, хотя сама не сознавая почему, Эмилия простояла некоторое время в молчании, и тут вспомнила волнение, обнаруженное ее отцом, когда он узнал, что находится неподалеку от замка, и еще некоторые другие подробности его тогдашних поступков. Это сильно заинтересовало ее. Вспомнилась ей и музыка, которую она когда-то слышала и по поводу которой Лавуазен давал такие странные объяснения. Желая узнать о ней что-нибудь определенное, она спросила Доротею— не слышится ли музыка по ночам, как бывало прежде, и не узнали ли наконец, кто музыканты?
— Как же, как же, барышня, — отвечала Доротея, — музыка и по сию пору иногда слышится; но музыканта так и не разыскали, да никогда и не разыщут, хотя у многих тут являются догадки.
— В самом деле? — сказала Эмилия, — в таком случае отчего же не постараются разузнать?
— Ах, милая моя молодая госпожа! и раньше до этого допытывались, да разве же можно уловить духа?
Эмилия улыбнулась и вспомнила, как еще недавно она сама поддавалась суевериям, зато теперь она решилась устоять против их заразительного действия. Тем не менее, вопреки всем своим усилиям, она почувствовала некоторый трепет с примесью любопытства; Бланш, до тех пор слушавшая в молчании, полюбопытствовала, что это за музыка и как давно она стала раздаваться.
— С самой смерти покойницы барыни, — отвечала Доротея.
— Так неужели же здесь духи водятся? — проговорила Бланш, не то шутя, не то серьезно.
— Я слышала музыку только после смерти моей дорогой госпожи, — продолжала Доротея, — а раньше никогда. Но это еще ничто в сравнении с другими вещами, которые я могла бы рассказать.
— Так расскажите, пожалуйста, расскажите, — попросила Бланш, — и в голосе ее уже слышалось больше серьезности, чем шутки. — Мне очень интересно все это: в монастыре, где я воспитывалась, сестра Генриетта и сестра София бывало рассказывали нам про странные видения, являвшиеся им самим.
— Небось вы никогда не слышали, ваше сиятельство, что заставило нас с мужем переселиться из замка в избушку? — сказала Доротея.
— Никогда! — нетерпеливо промолвила Бланш.
— Не знаете и причины, почему его сиятельство, маркиз… — Доротея запнулась, остановилась в колебании, затем хотела переменить разговор; но любопытство Бланш было слишком сильно возбуждено, чтобы позволить интересовавшему ее предмету так легко ускользнуть; она стала приставать к старухе экономке, чтобы та продолжала свой рассказ. Однако тут не подействовали никакие уговоры; очевидно, старуха испугалась последствий своей неосторожности и решила молчать.
— Я убеждаюсь, — сказала Эмилия, — что во всех старых домах водятся какие-то таинственные привидения. Вот я недавно приехала из настоящего гнезда чудес, но, к несчастью, все эти чудеса потом объяснились совершенно просто.
Бланш молчала; Доротея насупилась и вздыхала; сама Эмилия все еще чувствовала себя более склонной верить в чудесное, чем она желала бы сознаться. Как раз в эту минуту она вспомнила зрелище, виденное ею в одном из покоев Удольфского замка, и, по странному совпадению, вспомнила и страшные слова, нечаянно попавшиеся ей на глаза в тех бумагах, которые она уничтожила, повинуясь приказанию отца; она вздрогнула, думая о смысле этих слов почти с таким же ужасом, как в ту минуту, когда увидела страшное видение, таившееся под черной занавесью.
Бланш, между тем, не успев добиться от Доротеи, чтобы она разъяснила свои намеки, попросила ее, когда они достигли двери в конце галереи, пустить ее осмотреть запертую анфиладу комнат.
— Милая барышня, — отвечала Доротея, — я уже объяснила вам причину, почему я не могу отпереть этих комнат: я ни разу не заходила туда со дня кончины моей госпожи, и мне было бы очень тяжело увидеть их теперь. Пожалуйста, никогда и не просите меня…
— Конечно, не буду, — отвечала Бланш, — если в этом действительно заключается причина вашего отказа.
— Увы, именно в этом, — промолвила старуха, — мы все обожали ее и век будем скорбеть о ней. Быстро летит время! Много уже лет прошло со времени ее кончины; но я живо помню все, точно это вчера случилось. Многое из недавних лет теперь совсем улетучилось из моей памяти, а уж это, хотя оно и давно произошло, я постоянно вижу перед собой как в зеркале!..
Доротея умолкла; но потом, когда они шли по галерее, она прибавила, говоря об Эмилии:
— Вот эта молодая девица иногда напоминает мне покойную маркизу: я помню время, когда та была такой же цветущей, и очень походила на эту барышню, когда смеялась. Бедная госпожа! То-то она была веселая, как в первый раз приехала в замок!
— А разве после она не была веселой? — спросила Бланш.
Доротея покачала головой; Эмилия жадно наблюдала ее: видно было, что эта история возбудила в ней жгучий интерес.
— Сядем здесь, — сказала Бланш, дойдя до противоположного конца галереи, — и пожалуйста, Доротея, если вам не слишком тяжело, расскажите нам что-нибудь про маркизу: я желала бы заглянуть в то зеркало, о котором вы говорили, и увидеть все то, что вы сами в нем видите…
— Ох, если бы вы знали, ваше сиятельство, то, что я знаю, вы бы не пожелали этого, — отвечала Доротея, — вы увидели бы мрачную картину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Эмилия улыбнулась горячности Бланш и возразила ей, что она не намерена заточить себя в монастырь на всю жизнь.
— Теперь у вас, конечно, нет такого намерения, — сказала Бланш, — но вы не подозреваете, как искусно монахини сумеют оплести вас, для этого они притворяются такими добрыми, ласковыми: я уже много раз наблюдала их козни…
Когда девушки вернулись в замок, Бланш повела Эмилию в свою любимую башенку; оттуда они пошли бродить по старинным хоромам, которые Бланш посешала уже раньше. Эмилию забавляло рассматривать эти старосветские хоромы, фасоны старинной, но все еще великолепной мебели, и сравнивать их с хоромами в Удольфском замке, пожалуй еще более старинном и оригинальном. Она заинтересовалась также и экономкой, Доротеей, сопровождавшей их; вид ее был такой же почти ветхий, как окружающая обстановка; старуха со своей стороны заинтересовалась Эмилией. Она пристально поглядывала на нее, с таким глубоким вниманием, что даже не слышала, что ей говорят.
Эмилия, выглянув из окна, была поражена, увидев местность, уже знакомую ей по памяти; вот поля, леса и сверкающий поток, мимо которого она проходила однажды вечером с Лавуазеном, вскоре после смерти Сент Обера, направляясь из монастыря в хижину приютившего их крестьянина; теперь она убедилась, что находится в том самом замке, который Лавуазен тщательно старался обойти и о котором проронила какие-то странные намеки.
Пораженная этим открытием, хотя сама не сознавая почему, Эмилия простояла некоторое время в молчании, и тут вспомнила волнение, обнаруженное ее отцом, когда он узнал, что находится неподалеку от замка, и еще некоторые другие подробности его тогдашних поступков. Это сильно заинтересовало ее. Вспомнилась ей и музыка, которую она когда-то слышала и по поводу которой Лавуазен давал такие странные объяснения. Желая узнать о ней что-нибудь определенное, она спросила Доротею— не слышится ли музыка по ночам, как бывало прежде, и не узнали ли наконец, кто музыканты?
— Как же, как же, барышня, — отвечала Доротея, — музыка и по сию пору иногда слышится; но музыканта так и не разыскали, да никогда и не разыщут, хотя у многих тут являются догадки.
— В самом деле? — сказала Эмилия, — в таком случае отчего же не постараются разузнать?
— Ах, милая моя молодая госпожа! и раньше до этого допытывались, да разве же можно уловить духа?
Эмилия улыбнулась и вспомнила, как еще недавно она сама поддавалась суевериям, зато теперь она решилась устоять против их заразительного действия. Тем не менее, вопреки всем своим усилиям, она почувствовала некоторый трепет с примесью любопытства; Бланш, до тех пор слушавшая в молчании, полюбопытствовала, что это за музыка и как давно она стала раздаваться.
— С самой смерти покойницы барыни, — отвечала Доротея.
— Так неужели же здесь духи водятся? — проговорила Бланш, не то шутя, не то серьезно.
— Я слышала музыку только после смерти моей дорогой госпожи, — продолжала Доротея, — а раньше никогда. Но это еще ничто в сравнении с другими вещами, которые я могла бы рассказать.
— Так расскажите, пожалуйста, расскажите, — попросила Бланш, — и в голосе ее уже слышалось больше серьезности, чем шутки. — Мне очень интересно все это: в монастыре, где я воспитывалась, сестра Генриетта и сестра София бывало рассказывали нам про странные видения, являвшиеся им самим.
— Небось вы никогда не слышали, ваше сиятельство, что заставило нас с мужем переселиться из замка в избушку? — сказала Доротея.
— Никогда! — нетерпеливо промолвила Бланш.
— Не знаете и причины, почему его сиятельство, маркиз… — Доротея запнулась, остановилась в колебании, затем хотела переменить разговор; но любопытство Бланш было слишком сильно возбуждено, чтобы позволить интересовавшему ее предмету так легко ускользнуть; она стала приставать к старухе экономке, чтобы та продолжала свой рассказ. Однако тут не подействовали никакие уговоры; очевидно, старуха испугалась последствий своей неосторожности и решила молчать.
— Я убеждаюсь, — сказала Эмилия, — что во всех старых домах водятся какие-то таинственные привидения. Вот я недавно приехала из настоящего гнезда чудес, но, к несчастью, все эти чудеса потом объяснились совершенно просто.
Бланш молчала; Доротея насупилась и вздыхала; сама Эмилия все еще чувствовала себя более склонной верить в чудесное, чем она желала бы сознаться. Как раз в эту минуту она вспомнила зрелище, виденное ею в одном из покоев Удольфского замка, и, по странному совпадению, вспомнила и страшные слова, нечаянно попавшиеся ей на глаза в тех бумагах, которые она уничтожила, повинуясь приказанию отца; она вздрогнула, думая о смысле этих слов почти с таким же ужасом, как в ту минуту, когда увидела страшное видение, таившееся под черной занавесью.
Бланш, между тем, не успев добиться от Доротеи, чтобы она разъяснила свои намеки, попросила ее, когда они достигли двери в конце галереи, пустить ее осмотреть запертую анфиладу комнат.
— Милая барышня, — отвечала Доротея, — я уже объяснила вам причину, почему я не могу отпереть этих комнат: я ни разу не заходила туда со дня кончины моей госпожи, и мне было бы очень тяжело увидеть их теперь. Пожалуйста, никогда и не просите меня…
— Конечно, не буду, — отвечала Бланш, — если в этом действительно заключается причина вашего отказа.
— Увы, именно в этом, — промолвила старуха, — мы все обожали ее и век будем скорбеть о ней. Быстро летит время! Много уже лет прошло со времени ее кончины; но я живо помню все, точно это вчера случилось. Многое из недавних лет теперь совсем улетучилось из моей памяти, а уж это, хотя оно и давно произошло, я постоянно вижу перед собой как в зеркале!..
Доротея умолкла; но потом, когда они шли по галерее, она прибавила, говоря об Эмилии:
— Вот эта молодая девица иногда напоминает мне покойную маркизу: я помню время, когда та была такой же цветущей, и очень походила на эту барышню, когда смеялась. Бедная госпожа! То-то она была веселая, как в первый раз приехала в замок!
— А разве после она не была веселой? — спросила Бланш.
Доротея покачала головой; Эмилия жадно наблюдала ее: видно было, что эта история возбудила в ней жгучий интерес.
— Сядем здесь, — сказала Бланш, дойдя до противоположного конца галереи, — и пожалуйста, Доротея, если вам не слишком тяжело, расскажите нам что-нибудь про маркизу: я желала бы заглянуть в то зеркало, о котором вы говорили, и увидеть все то, что вы сами в нем видите…
— Ох, если бы вы знали, ваше сиятельство, то, что я знаю, вы бы не пожелали этого, — отвечала Доротея, — вы увидели бы мрачную картину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119