Эмилия сидела, потупив глаза в землю и с таким стесненным сердцем, что не могла говорить и с усилием переводила дыхание. Валанкур сел неподалеку и, тяжко вздыхая, молчал. Если бы она подняла глаза, то увидела бы, в каком он волнении.
Наконец он заговорил дрожащим голосом:
— Я просил у вас свидания сегодня вечером, чтобы по крайней мере избавиться от муки неизвестности, вызванной переменой вашего обращения со мною; намеки, пророненные сейчас графом в нашем разговоре с ним, отчасти объяснили мне эту перемену. Я убедился, что у меня есть враги, Эмилия; они позавидовали моему счастью и старались отыскать средство разрушить его. Я убеждаюсь также, что время и разлука ослабили привязанность, которую вы когда-то чувствовали ко мне, и вас не трудно было убедить позабыть меня…
На последних словах голос его оборвался; Эмилия, волнуясь еще более прежнего, продолжала молчать.
— О, какая встреча! — воскликнул Валанкур, вскочил с места и взволнованно заходил по комнате. Какая встреча после нашей долгой, долгой разлуки!
Он опять сел и после минутной борьбы проговорил тоном твердым, но полным отчаяния:
— Это слишком тяжело, я не в состоянии этого вынести! Эмилия, отчего вы не говорите со мною?
Он закрыл лицо рукой, как бы для того, чтобы скрыть волнение, а другой рукой взял руку Эмилии; она не отнимала ее. Подняв глаза, он увидел, что она плачет; вся нежность его вернулась с новой силой, луч надежды озарил его душу, и он воскликнул:
— О, вы жалеете меня, значит, не разлюбили! Да, вы все еще моя Эмилия — меня не обманут эти слезы!
Эмилия сделала усилие, чтобы овладеть собою, и, торопливо осушив слезы, сказала:
— Да, мне жаль вас, я плачу о вас. Но сознайтесь, могу ли я сохранить к вам прежнее чувство? Если помните, я еще вчера вечером говорила, что верю в вашу искренность, верю тому, что, когда я попрошу у вас объяснения ваших слов, вы дадите мне его. Теперь объяснения уже не нужно, я и так поняла, что вы хотели сказать! Но докажите, что ваша искренность достойна моего доверия, — ответьте мне по душе: тот ли вы самый, достойный уважения Валанкур, которого я когда-то любила!
— Когда-то любили! — воскликнул он с горечью, — я тот же, все тот же!
Он умолк в несказанном волнении, потом прибавил голосом торжественным и полным отчаяния:
— Нет, вы правы, я уже не тот! Я погибший человек! Я не стою вас!
И опять закрыл себе лицо.
Эмилия была слишком растрогана этим честным порывом, чтобы отвечать сразу; пока она боролась с собой, стараясь подавить голос сердца и действовать с подобающей твердостью, необходимой для ее будущего спокойствия, она заметила, как опасно долго полагаться на свою решимость в присутствии Валанкура. Ей хотелось поскорее прекратить это свидание, мучительное для обоих; между тем она вспомнила, что, вероятно, это их последнее свидание; тогда решимость сразу покинула ее, и она отдалась чувству нежности и отчаяния.
Между тем Валанкур, объятый горем и угрызениями совести и не имея ни сил, ни возможности выразить эти чувства, сидел как громом пораженный, почти не сознавая присутствия Эмилии; лицо его было все еще закрыто, грудь волновалась от судорожных вздохов.
— Избавьте меня от необходимости… — взмолилась Эмилия, немного оправившись, — избавьте меня от необходимости говорить о ваших поступках, которые заставляют меня порвать с вами навеки! Мы должны расстаться — мы видимся в последний раз.
— Это невозможно! — воскликнул Валанкур, очнувшись от столбняка. — Не может быть, чтобы вы действительно думали то, что говорите! Вы не намерены бросить меня!
— Мы должны расстаться, — повторила Эмилия с ударением. — Расстаться навсегда! Ваше собственное поведение сделало это необходимым.
— Это — решение графа, а не ваше собственное, — промолвил он надменно, — и я желал бы знать, по какому праву он вмешивается между вами и мной?
Валанкур встал и в волнении опять заходил по комнате.
— Вы ошибаетесь, — возразила Эмилия, не менее его взволнованная. — Это решение принято мною сознательно, и если вы поразмыслите о своих поступках за последнее время, то убедитесь, что этого требует мое спокойствие в будущем.
— Как?! Ваше спокойствие в будущем требует, чтобы мы расстались… расстались навеки! — сказал Валанкур. — Не ожидал я услышать от вас такие жестокие слова!
— А я еще меньше ожидала, что мне придется так обойтись с вами! — заметила Эмилия; голос ее смягчился, приняв нежную интонацию, и слезы снова полились градом из глаз ее. — Могла ли я думать, чтобы вы, Валанкур, упали так низко в моем мнении!
С минуту он молчал, словно подавленный сознанием, что уже не заслуживает ее уважения и что лишился его навсегда; вслед затем, в порыве страстного отчаяния, он стал проклинать себя за преступное поведение; наконец, удрученный воспоминаниями о прошлом и мыслями о погибшем будущем, он залился слезами, прерываемыми глубокими, судорожными вздохами.
Эмилия не могла оставаться равнодушной к его безумному отчаянию и к его искреннему раскаянию; если бы она не вспомнила всех фактов, переданных ей графом де Вильфор, и всего, что он говорил об опасности доверяться раскаянию, в которое обыкновенно впадает человек под влиянием страсти, она послушалась бы голоса своего сердца и позабыла бы о всех его преступлениях, отдавшись нежности под влиянием его раскаяния.
Валанкур опять сел возле нее и произнес глухим голосом:
— Это правда, я низко пал. Я утратил самоуважение! Но как могли бы вы, Эмилия, так скоро, сразу оттолкнуть меня, если бы не подчинялись интриге, неблагородным проискам моих врагов? Не будь этих происков — вы стали бы надеяться на мое исправление… вы не могли бы оттолкнуть меня, повергнуть в отчаяние и предоставить… самому себе!
Эмилия плакала навзрыд.
— Нет, Эмилия, нет… Вы не сделали бы этого, если бы любили меня… Вы обрели бы собственное счастье, спасая меня.
— На это слишком мало вероятия, — сказала Эмилия, — я не могу пожертвовать этой смутной надежде счастьем и покоем целой жизни. Позвольте вас спросить: сами-то вы желали бы, чтобы я так поступила, если бы истинно любили меня?
— Если бы я истинно любил!.. — воскликнул Валанкур. — Вы и в этом сомневаетесь! Впрочем, в самом деле, вы по справедливости можете сомневаться в моей любви, так как я скорее соглашусь вовлечь вас в погибель вместе с собой, чем вынести ужас разлуки с вами! Да, Эмилия, я погиб… погиб безвозвратно… Я запутался в долгах, которых никогда не могу выплатить!
Взор Валанкура, дикий и растерянный, пока он говорил, принял выражение мрачного отчаяния. Эмилия, невольно радуясь его чистосердечию, с несказанным горем увидела новые причины опасаться за него: ее пугали порывистость его чувств и те неисправимые бедствия, куда они могут привести его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119