ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И тем не менее стояла в витрине «Корифея», одевала манекен. Так хотела хозяйка бутика, Габи Йорди. «Может, это и не очень художественно, но художественность мне в данный момент не по карману. По нынешним временам весь расчет на солидных покупательниц, далеких от экстравагантности. А им хочется видеть, как замечательно платье сидит на фигуре. К художественности мы вернемся, когда кризис минует».
Габи Йорди – лучшая клиентка Мари. И возражать ей – себе дороже. Лучше считать это лишним аргументом в пользу решения расстаться с профессией декоратора.
И Мари уныло совала негнущиеся руки манекенов в рукава, а негнущиеся ноги – в брючины, стараясь игнорировать двусмысленные взгляды прохожих мужчин. Это вторая причина, по которой она разлюбила свою профессию: не очень-то приятно выставлять себя на обозрение. У других клиентов можно хотя бы на время работы закрыть витрины шторами. Но не в «Корифее». Габи Йорди считала процесс оформления частью рекламы.
Вот только что кто-то постучал по стеклу. Сперва Мари прикинулась, что не слышит. Но стук повторился. И в конце концов она все-таки оглянулась. Джекки, новый приятель Давида. Он кивнул на бар напротив и жестом показал: дескать, пойдем выпьем. Она отрицательно покачала головой. Он показал на свои часы, на цифру семь. А когда она опять ответила отказом, наморщил лоб, склонил голову набок и по-щенячьи просительно сложил руки на груди.
Мари смягчилась и выпила с ним по бокальчику. Джекки развлекал ее историями из своей жизни в Кении.
– В тысяча девятьсот шестьдесят третьем, незадолго до провозглашения независимости, там прошел слух, что кенийцы устроят кровавую баню экспатриантам, то бишь англичанам, проживающим в стране. И я спросил у своего боя, неужто он в самом деле сможет поднять на меня руку. Парень пришел в ужас. «No, Massa, I could never kill you. I will kill neighbour. And boy of neighbour will kill you».
После Давидовых чтений в Городском театре Джекки появлялся везде и всюду. В «Эскине», куда Давид снова частенько захаживал, Джекки иной раз оспаривал у Ральфа роль единоличного верховода. Давид все чаще приводил его с собой, хотя Мари было бы куда приятнее поужинать с ним вдвоем. И снова и снова он звонками поднимал их с постели и не отставал, пока Давид не надевал брюки и не спускался вниз, чтобы одолжить ему денег. Где и на что Джекки живет, никто понятия не имел. Но он вечно сидел без денег. Временный кризис, как он постоянно твердил.
Поначалу Мари находила его забавным. Однако в последнее время он стал действовать ей на нервы. Не в пример Давиду. Тот смеялся над всеми Джеккиными присказками, даже если слышал их не впервые. Никогда не позволял Джекки расплачиваться, хотя тот порой, пусть и не очень решительно, делал такие поползновения. И присутствие Джекки как будто бы никогда ему не мешало.
«Считай его амулетом, – однажды сказал Давид. – Он принес нам обоим удачу».
27
– Он же только что получил двадцать тысяч.
– Ну, я бы не сказала, что только что. Слава богу, два месяца назад.
– А сколько он заработал на чтениях? – Эвердинг открутил крышку новой банки и отвернул наружу края бумаги, которая, словно крахмальный пластрон, укрывала табак.
– Около пятнадцати тысяч, круглым счетом тридцать выступлений по пятьсот евро, – сообщила Карин.
– Тридцать пять тысяч за два месяца.
– Это немало. Но книг тем временем было продано приблизительно вдвое больше.
Эвердинг выковырял щепотку табака из плотно утрамбованного содержимого банки.
– На что он будет жить, если начнет новую работу и на чтения не останется времени?
– Давид переехал, купил кой-какую мебель, гардины и прочее, необходимое для новой квартиры. Позволил себе приобрести некоторые вещи, о каких давно мечтал, одежду для выступлений. Он вовсе не шикует.
Зажав в щепотке табак, Эвердинг тщательно закладывал его в шершавую головку бриаровой трубки.
– Сорок тысяч евро – это около шестидесяти тысяч франков. Сколько тамошний официант зарабатывает в год?
Карин начала закипать.
– Почему он должен жить как официант, если имеет доход успешного писателя?
– А чтобы не отвыкнуть. Не все коту масленица, придут и плохие времена. – Большим пальцем Эвердинг утрамбовал табак и потянулся за зажигалкой.
– Не думать о плохих временах – привилегия юности. – Карин наблюдала, как он изрыгает клубы дыма, точно паровоз миниатюрной железной дороги.
Наконец Эвердинг откинулся на спинку кресла, посасывая трубку с таким видом, будто раскурил ее как минимум на ближайшие несколько лет.
– Тридцать тысяч? – спросил он, словно успел запамятовать точную сумму.
Карин Колер кивнула.
– Обычно я подобных вопросов не задаю, но, имея дело с таким молодым автором, несешь определенную ответственность. Что он намерен с ними делать?
Карин пожала плечами.
– Может, хочет куда-нибудь вложить. Наши гонорары процентов не приносят.
Эвердинг глубоко вздохнул.
– Ну ладно. Только скажи ему, что это последний раз до весеннего расчета.
Карин встала, однако Эвердинг знаком попросил ее остаться.
– Хочу кое-что тебе сказать.
Она опять села на посетительский стул. Эвердинг выпрямился.
– Без долгих предисловий: не хочешь вернуться к нам в штат? – Он усмехнулся, гордый своей идеей.
Карин предложению не удивилась. С тех пор как она, больше в шутку, похвалила его идею насчет того, чтобы ей стать агентом Давида, ее не оставляло ощущение, что Эвердинг держится с нею куда более предупредительно. То бишь умерив наглость. Прикинул небось, что у него в штате она заработает меньше, чем в качестве Давидова агента. Вдобавок у него отнюдь не было уверенности, что она не пристроит Давида в издательство, где ставки повыше.
Ответила Карин не сразу, и он добавил:
– Финансовую сторону мы, разумеется, приведем в соответствие с возросшей стоимостью жизни и новыми обстоятельствами.
На ее памяти Эвердинг впервые сам заговорил о повышении жалованья. Видимо, нервничает.
– Я подумаю над твоим предложением, Уве.
Она встала.
На секунду-другую он просто онемел. Потом сказал:
– Только не думай чересчур долго. – Будто от кандидатов на должность отбою нет.
Когда Карин подошла к двери, трубка Эвердинга погасла.
Пол в коридоре был застлан полиэтиленовой пленкой. Дверная коробка, выключатели и розетки обклеены скотчем. Пахло краской.
В ее кабинете тоже орудовали маляры. Стеллажи по стенам завешены тканью, посетительского стула нет, безобразный полосатый половик прикрыт пластиком, а на стремянке приготовлены полотнища, которыми после ее ухода накроют ее стул и письменный стол.
Она села и начала просматривать почту. Заявки на чтения, на интервью, на лицензии, на фотосъемки. Шумиха вокруг Давида Керна еще далеко не достигла апогея.
В последнее время она иногда тревожилась, так ли уж хорошо он справляется с шумной славой, как ей казалось поначалу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61